Товарищ Йотунин (СИ). Страница 13

— Во, — согласился орк. — При каждом морге такой есть, ценный специалист, — землистого цвета морду перекосила ухмылка. — Только население — оно того. Не объяснишь. Возишься с трупами, делаешь с ними всякое — все, некромант. Да и я тоже…

— А что — «ты»? Вроде как медбрат. Обычный, без сложностей…

— Даже в сервитуте не так, чтобы много честной работы, — пожаловался орк. — Для такого, как я. Хоть весь обвешайся дипломами, ни одна сволочь не поверит, что черный урук способен на что-то еще, кроме как таскать трупы… Ну, и делать мертвое из живого!

— А я еще и наоборот могу, — я решил разрядить обстановку, и у меня не получилось.

Орк вздохнул — примерно так, как старик Белов, преподававший в колледже основы алхимии… Разглядев очередной расплавленный змеевик или порванный давлением дьюар. Чего было в этом вздохе больше — негодования, сожаления, возможно, даже умиления первыми шагами будущих специалистов, сказать было трудно, поскольку — на моей памяти — никаких мер воспитательного характера к недотыкомкам Белов не применял…

Погодите, на какой еще «моей памяти»?

— Зая Зая, — спросил я слегка дрожащим от волнения голосом, — скажи, я ведь правильно помню — мастака-алхимика зовут Белов?

— Братаааан! — обрадованно рассмеялся урук. — Поперло так поперло! Игорь Иванович его зовут, но мы все звали не иначе как «Старик» — это с уважением, — «Белов»! А это значит, что…

— Реактивация, — так же радостно согласился я.

Глава 7

Были когда-то и мы некроманты… В смысле, не мы с орком оба, а только я один, притом — еще в том, нормальном, мире.

Некромантия — вполне уважаемая и солидная дисциплина теоретической и практической магии, правильно именуемая словом «некрофизика» — оставалась для меня чем-то вроде хобби. Последние лет двести, так точно.

Я регулярно обновлял лицензию, заходя для этого — каждые четыре года — в приемную Государственного Института для Усовершенствования Волшебников, таскал в кармане малую печать дипломированного некроманта, как раз обновленную ГИдУВом, да выписывал некоторые профессиональные журналы, но на этом — все. Худо-бедно серьезную нежить мне доводилось что поднимать, что упокаивать — в нормальном мире это одна специальность, а не две разные — еще добезцаря, причем, не при последнем правителе Империи, но при его дедушке. Или даже бабке.

Мы, тролли — в смысле, нормальные, а не местные — народ долгоживущий. Не как перворожденные, для которых и килогод — навроде юности, но, в сравнении с хэ-эс-эс — вполне себе.

Если заниматься чем-то сто лет подряд, достигнешь в этом чем-то высот. Если этих лет будет уже двести, занятие тебе наскучит. Разменяв третью сотню лет рискуешь сойти с ума от одинаковости и монотонности рабочих будней…

Поэтому существует такая врачебная дисциплина: возрастная нейропсихология, и адепты ее, сиречь нейрологи-геронтологи, не просто отслеживают неизбежные возрастные изменения рассудка, но и активно советуют, что с такими изменениями делать.

Троллям, например, предписывают раз в двести лет коренным образом менять образ жизни, род занятий, да еще и переезжать куда-нибудь подальше, желательно — на другой конец необъятной нашей Родины.

Я делал так один раз. Тогда из Кахети уехал один опытный некромант, в Казань же явился начинающий алхимик, сходу попавший в ученики на казенный водочный завод. С тех пор минуло еще две сотни солнечных циклов, ученик дорос сначала до мастера, потом до инженера, после стал главным технологом предприятия, последняя же должностью Вано Сережаевича Иотунидзе называлась коротко и весомо: директор, вот как.

Пришла пора снова что-то менять… Но я, честное слово, имел в виду не настолько радикальные перемены! Хорошо хоть, мое волшебство осталось при мне — в смысле и теоретическом, и практическом, несмотря даже на смену и мира, и тела в нем.

Ситуация с магией в этом мире виделась мне теперь непростой до крайности. Я убедился уже: с научной точки зрения здесь все точно так же, как и в моем родном мире — эфира полно, он вполне свободно течет, концентрируется и развеивается, разве что, структурирован откровенно слабо. Однако, имеются значительные ошибки в общей теории магии — такой конспект нашелся среди прочих, и был усвоен мной с куда большим энтузиазмом, чем-то же pravovedenie. Общее ощущение было… Каким-то не таким. Будто кому-то попросту выгодно сохранять статус волшебства, как явления элитарного и мало кому подвластного!

Впрочем, разбираться с этими странностями я если и буду, то сильно потом, поняв мир в целом: иначе мои магические возможности как начались, так и закончатся.

Подумалось вдруг, что старый мой знакомец Ика Тако — он, как можно догадаться, прибрежный ниххонец и большой специалист по душеведению — отдал бы не то, чтобы одно, но все пять или шесть своих щупалец за зримое подтверждение собственной теории: мол, магические способности присущи не телу, но исключительно душе! Впрочем, отнятые конечности цефалопод все равно вырастит заново…

Ночь я провел бестолково — бродил по ментальной сфере, дожигал остатки мусора и собирал, между делом, склянки, бутылки и громадные штофы, заполненные разными интересными жидкостями, гелями и даже газами — так мой предшественник в этом теле и ментальной сфере хранил свои познания и навыки в части алхимии и изготовления всякого алкоголя.

Сосуды эти были для меня полностью бесполезны: я знал — и умел — делать куда больше всякого интересного, опасного и — теоретически — полезного, чем не разменявший и первой полусотни лет бедолага Йотунин.

Наступило утро следующего дня.

— Доброе утро, братан, — восстал из кучи полотенец мой сосед.

— И тебе туда же, — я откуда-то знал, что ответить надо именно так. Нелогично, даже грубо, но так.

— Вспоминаешь понемногу, а? — Зая Зая улыбнулся, радостно и по-доброму… Короче, примерно половина моих знакомых еще из той жизни от улыбки такой убежала бы прочь, громко зовя милиционера. Мне же было в самый раз, я ведь и сам нынче не красавчик… — Предлагаю закрепить реактивацию положительными эмоциями. Вчера с пельменями же сработало, ля буду!

Смена режимов произошла внезапно, прямо во время фразы, и я понял: это весомый знак того, что сейчас мы двое двинемся в народ — среди какового орк снова будет строить из себя хама и неуча.

— Есть такое, — согласился я. — Пельмешков?

— А не дорого? — усомнился урук. — Пельмени, два дня подряд… Разоримся! Шься.

— Нормально, — я поспешил развеять сомнения экономного — по причине перманентной бедности — приятеля. — Не последние деньги, да и те, сам знаешь, так, купоны…

Особенности местной денежной системы орк напомнил мне — вкратце и как бы на бегу — еще накануне вечером. Мол, то, что я искренне посчитал наличными деньгами, на самом деле — местные купоны, недоденьги, имеющие хождение только в этом конкретном сервитуте, и то — на предмет поесть, купить бытовых мелочей или расплатиться за коммунальные услуги.

Все же нормальные пацаны во всех остальных случаях, по словам того же орка, платят только монетой!

Я сразу же озаботился поисками настоящих денег, и нашел сразу несколько ухоронок, заполненных звонким и блестящим содержимым.

Тут еще проявила себя патологическая какая-то честность урука: Зая Зая, как выяснилось, обо всех моих заначках был не просто в курсе, но точно знал, где таковые спрятаны, и какое количество монет имеется в каждой из них!

Потом мы отправились на боковую, и дальнейшие экономические штудии я перенес на другой день — каковой, повторюсь, настал.

— Короче, завтракаем пельменями, — утвердился я в решении.

— От души, братан! — согласился Зая Зая.

Ел пельмени один раз — ел их всю жизнь. Завтрак прошел совершенно без происшествий, даже скучно, и это было хорошо… Однако, встал новый вопрос: что делать дальше, и к чему это делание приведет?

— Айда в колледж, нах, — предложил орк, внимательно выслушав мой вопрос.

— Гопника всегда тянет на место… — начал я ехидно.