Ведьма и столичный инквизитор (СИ). Страница 22

— И… — молодой человек вдруг смутился, опустил глаза, покраснел, как маков цвет, до самых корней волос. — Я хотел бы еще кое-что у тебя купить. Если, конечно, есть в запасе.

— Что именно? — спросила деловито, пряча мешочек в карман. — Если есть – с удовольствием. Зверобоя еще немного осталось, или мяты?

Элиас вдруг смутился еще больше. Покраснел так, что казалось, вот-вот задымится, и потупил взгляд, нервно перебирая оставшиеся в кассе монеты, будто ища среди них ответ.

— Липовый цвет, — выпалил он наконец, словно выдавливая слова. — Самый лучший, что у тебя есть. Чтоб цельные соцветия были. Ароматные. Самые лучшие. На… на подарок. — И замолчал, словно ожидая моего удивления или насмешки.

Внутри шевельнулось легкое, привычное неудовольствие, смешанное с виной.

Опять? Он что, все еще…?

Мысль о том, что этот милый, добрый парень продолжает питать надежды, несмотря на мою осторожную отстраненность, вызывала во мне чувство неловкости. Я ценила его дружбу, его спокойную надежность, но сердца его я не желала.

Комплимент, если он сейчас прозвучит, будет приятен – какая женщина не любит, когда ее находят привлекательной? – но ничего не изменит в моей душе.

— Подарок? — повторила я вслух, делая искренне удивленные глаза, подчеркивая непонимание. — Кому это? Матушке?

Элиас поднял глаза. И в них вспыхнул, нет, взорвался тот самый внутренний свет, который я заметила с самого начала. Свет чистого, безудержного восторга, благоговейного обожания, всепоглощающего счастья. Это был взгляд человека, прикоснувшегося к чуду.

— Самой красивой девушке, — прошептал он, и голос его дрожал от переполнявших чувств, как струна под сильным ветром. Парень даже не пытался скрыть их, не стыдился. — Тея… я… я встретил Ее. Мою любовь.

Мое мимолетное облегчение, что речь не обо мне сменилось легкой досадой, а потом и страхом. Слово «Ее» прозвучало как имя страшной болезни, диагноз, не оставляющий надежды.

Любовь? Неужели и здесь «Лирeя»?

Я заставила себя улыбнуться, сделать радостно-заинтересованное, лицо, хотя внутри все сжалось в один плотный, тяжелый комок страха.

— Ой! Рассказывай! — воскликнула, стараясь вложить в голос максимум энтузиазма и любопытства подруги. Наклонилась к прилавку, оперлась на него локтями, всем видом показывая, как мне интересно.

— Кто она? Где познакомились? Как ее зовут? Не тяни, а то замучаешь любопытством! Ну же, Элиас!

Парень буквально расцвел от моего интереса. Его смущение улетучилось, сменившись гордостью и желанием поделиться самым важным событием своей жизни.

— Лирея, — произнес друг благоговейно, словно имя было священным, волшебным заклинанием. Он положил руку на сердце, и его пальцы слегка сжали ткань рубахи над тем местом, где, я знала, уже мог висеть деревянный амулет, порабощающий личность.

— Как в балладах. Представляешь? Встретил в лесу. Неделю назад. Пошел за грибами в лес. Там опушка хорошая, солнечная, белые любят расти.

Парень говорил быстро, с жаром, его глаза блестели, глядя будто сквозь меня на свою обожаемую Лирею.

— И вдруг она появилась. Как живая мечта наяву, как прекрасная фея из бабушкиных сказок. Улыбнулась мне, и словно весь мир перевернулся.

Элиас замолчал, переводя дух, его лицо пылало, как закат за окном.

— Не поверишь, я даже корзинку уронил! Грибы рассыпались. Стоял, как вкопанный, рот открыв. А она засмеялась. Звонко, как хрустальные колокольчики в ветреный день. И скрылась в зелени... Мираж. Я думал, показалось.

Он снова посмотрел на меня, уже с меньшим смущением, но с не меньшим восторгом рассказчика, повествующего свою любимую историю.

— Но потом я встречал ее еще. В лесу у старой мельницы. Она не из наших мест. Из-за реки, за Лесистыми горами. Здесь у тетки гостит. Тетка, говорит, строгая, не пускает далеко. Вот и приходится встречаться в лесу.

Как же я этого не заметила сразу?

Меня вдруг осенило.

Нельзя же на пустом месте взять и от любви сойти с ума? Вот Элиас он ведь не думал прежде, что бывают такие встречи. А ведь они правда не должны бывать. Как в сказке оно только в фантазиях. А любят эту Лирею с первого взгляда, потому что это колдовство.

Что же это за магия, что покоряет мужчин с первого взгляда? Думала, дело в амулете. Но так получается, Элиас и шанса не имел уйти от этого морока.

Настенные часы пробили восьмой час.

Парень вдруг смущенно потупился, ковыряя ногтем щель в дубовом прилавке.

— Знаешь, я тогда, в лес, неделю назад шел. Хотел грибов набрать. Тебе. Белых, подберезовиков. Потому что… потому что ты мне очень нравилась всегда. Я думал, может, наконец признаться, что я тебя… — Элиас покраснел еще сильнее, запинаясь. — Но теперь… теперь я понимаю это было дружеское чувство. Глубокое, теплое! Как к сестре, наверное. Но… не такое. Не такое, как сейчас. Я рад, — он посмотрел мне прямо в глаза, его взгляд был чистым, ясным и удивительно спокойным, без тени сожаления, — что тогда не наговорил глупостей. Не испортил все. Мы же друзья, правда, Тея?

Слова Элиаса, такие искренние, такие чистые, лишенные теперь и тени надежды на большее, обезоружили меня. Искренняя радость за него, за его счастье, смешалась с леденящим, тошнотворным страхом. Друзья. Да, мы были друзьями. И именно поэтому я не могла позволить ему стать следующей строчкой в списке пропавших. Стать следующим чудовищем. Мне нужно было узнать больше. Увидеть это. Удостовериться.

— Конечно, друзья, Элиас, — мягко сказала я, и моя улыбка на этот раз стала искреннее, теплее. — Самые настоящие. И я очень-очень рада за тебя. От всего сердца. Лирея, имя как музыка. Легкое, красивое. — я сделала паузу, собираясь с духом задать деликатный вопрос, — А, твои чувства взаимны? Может она дала тебе что-то в знак своей любви? Прости, если лошадей гоню. Просто ты выглядишь таким счастливым.

- Да, - на лице его было написано «как ты узнала?».

— Вот! — торжественно, почти священно произнес парень. Он сунул руку за ворот своей рубахи, нащупал что-то под тканью. И осторожно вытащил амулет.

Деревянный круг, гладко отполированный до темного блеска, на простом кожаном шнурке. Орнамент с птицей. Не моей работы. Основу составляли мои руны, символ защиты, свободы, связи с небом, – но они были извращены, изуродованы, переплетены с чужими, острыми, агрессивными завитками, похожими на спутанные колючки. И от амулета, когда он лег в раскрытую ладонь парня, повеяло слабым, но отчетливым холодком темной магии.

Мои пальцы, лежавшие на прилавке, мгновенно похолодели, будто коснулись льда.

— Подарила вчера, — прошептал Элиас, показывая амулет как величайшую драгоценность. — На удачу. Сказала носить всегда. Знак наших чувств. — Он сжал амулет в кулаке, прижал к груди, прямо над сердцем.

Сердце мое забилось с бешеной силой, угрожая вырваться из груди, застучало в висках. Так вот оно. Прямо здесь. В руках моего друга. Оружие. Смертоносный инструмент, который в любой момент, по прихоти той, кто его сделал и подарил, мог превратить этого доброго, светлого парня в чудовище. В гибрид ужаса. Я должна была действовать. Сейчас.

— Ох, Элиас! — воскликнула я с наигранным, но очень убедительным восхищением, делая шаг ближе к прилавку. Моя рука непроизвольно потянулась к амулету. — Это же чудесно! Правда, красивый. Резьба какая тонкая, искусная.

Я сделала глаза широкими, полными неподдельного (надеюсь) интереса.

— Неужели она сама? Такая работа редкость! Можно? Рассмотреть поближе? Просто как специалисту?

Я добавила последнюю фразу, чтобы снять возможные подозрения.

Элиас, польщенный моей реакцией, сиял. Он был так счастлив поделиться своим сокровищем, так горд вниманием Лиреи, что даже мысли не возникло отказать.

— Конечно! — Парень бережно снял шнурок через голову. Кожаный ремешок скользнул по его коротко стриженным волосам. — Вот, смотри. Очень искусно сделано. — Он почти благоговейно положил деревянный кружок мне на ладонь.