Телохранитель Генсека. Том 5 (СИ). Страница 8

— Борис Николаевич, — начал я, стараясь сразу перейти к делу, — мне поручено разобраться с ситуацией вокруг организованных на «Красном треугольнике» кооперативов. Нам поступил сигнал о том, что им мешают работать. Не поясните, что здесь происходит?

Головин на мгновение замялся, потом нервно поправил галстук и сказал осторожно:

— Владимир Тимофеевич, не поймите превратно. Завод наш — крупный, работы хватает всем. Кооперативам даем работать, не мешаем. Но есть вопросы… Стороннего характера, так сказать…

— Стороннего? — я нахмурился, сделав вид, что не понял, хотя прекрасно понимал, о чем речь.

Он снова запнулся, будто решаясь, стоит ли продолжать, затем всё-таки произнес:

— Проблема на уровне горисполкома. Конкретно — в комиссии по малым предприятиям и кооперативам. Зампред, Васильев его фамилия, всё время требует… — Головин вздохнул, подбирая слова, — так сказать, личных уступок.

— Взяток требует, проще говоря? — уточнил я без обиняков.

— Именно так. И суммы большие, Владимир Тимофеевич. А если кто отказывается, то сразу проверки начинают идти. Санэпидемстанция, пожарники, технадзор… У людей руки опускаются. И это ведь не только у нас так! Уже несколько кооперативов просто закрылись, не выдержали прессинга. А ведь люди-то работали на благо и себе, и заводу…

Директор устало провел рукой по лбу.

— Почему вы не сообщили об этом сразу, напрямую в КГБ? — спросил я, хотя ответ уже предполагал.

— Боялся, Владимир Тимофеевич. Поймите, Васильев не один. У него в горисполкоме друзья влиятельные. Я же не самоубийца…

— Хорошо, — сказал я спокойно, понимая ситуацию, — мне нужны имена пострадавших кооператоров и конкретные факты вымогательства.

Головин облегченно кивнул, словно камень с плеч упал, и открыл ящик стола:

— Вот, уже подготовил на всякий случай…

Он протянул мне тонкую папку с документами.

На обед я заехал в небольшой, неприметный ресторанчик на Мойке, неподалеку от Юсуповского дворца. В заведении было тихо, наплыва посетителей не наблюдалось.

Сотрудник, с которым рекомендовал встретиться Удилов, уже ждал меня за дальним столиком, скрытым в тени полупустого зала. Мужчина выглядел лет на пять старше меня, в тёмном, неброском костюме, тщательно выбритый и аккуратный.

— Владимир Тимофеевич, — произнёс он тихо, протягивая мне крепкую руку, — Олег Николаевич Воронцов. Вадим Николаевич просил рассказать вам о наших проблемах.

— Очень приятно, — ответил я, присаживаясь напротив.

— Интересно, почему ваши проблемы приходится решать мне, не подскажете? — спросил я не слишком вежливо, но желая сразу же настроить собеседника на рабочий лад.

— Масштаб такой, Владимир Тимофеевич, что без вас не рискнули лезть.

— Даже так? Ну что ж, я внимательно вас слушаю…

Я заказал грибной суп, биточки с рисовой кашей, компот и сметанник. Коллега ограничился чашкой кофе.

— Буквально перед вашим приходом уже успел поесть… — словно бы оправдываясь, пояснил он.

Воронцов огляделся, убедившись, что официант отошёл достаточно далеко, и только тогда заговорил, чуть наклонившись вперед:

— Вы уже были на заводе «Красный треугольник»?

— Был, — кивнув, коротко ответил я.

— Это только вершина айсберга, — Воронцов нахмурился. — Я уже целый месяц пытаюсь разобраться с ситуацией. Дело не в конкретных чиновниках, хотя и они есть, конечно. Вам наверняка называли фамилию Васильев?

— Да, он упоминался.

— Зампред горисполкомовской комиссии по делам кооперативов Васильев — лишь исполнитель, — Воронцов покачал головой. — Чиновники горисполкома действуют по указке обкома партии. Точнее, тех людей, которые близки к самому Григорию Васильевичу Романову. Они привыкли контролировать каждый шаг, а кооперативы и прочая самостоятельность их сильно пугают.

— Получается саботируют решения самого высокого уровня? — напрямую спросил я.

— Можно и так сказать, — согласился Воронцов. — Но это не грубый прямолинейный саботаж, а достаточно хитрый. Прикрываясь мелкими нарушениями — а у кого их нет, если поискать хорошенько? — давят на самых успешных кооператоров, чтобы показать остальным — не суйтесь. Если реформа провалится, можно будет сказать Москве: мол, мы старались, но народ не справился, забуксовали реформы.

Признаюсь, я удивился, услышав, что первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Романов стал тормозом реформ. Насколько я знал по прошлой своей жизни, этот человек имел репутацию отличного организатора и порядочного руководителя. Горбачев боялся Романова и, как только пришел к власти, немедленно отправил того на пенсию, всего в 62 года, якобы по состоянию здоровья. На самом же деле никаких проблем со здоровьем не было — Романов прожил потом еще почти четверть века.

Удивительно, что Григорий Васильевич мешал нашим реформам — ведь он сам считался сторонником реформ в советской экономике. Правда, имел собственный взгляд на этот вопрос, являясь приверженцем жесткой линии, и всячески демонстрировал личную независимость. Возможно, поэтому ему не понравились наши «мелкобуржуазные» инициативы? А ведь еще не так давно Леонид Ильич рассматривал кандидатуру Романова как одного из вероятных претендентов на пост Генсека после себя. Еще до того, как выбрал Машерова. Кстати, может здесь тоже кроется причина возникшей ситуации? Сыграла у Романова личная обида и даже зависть?

— Есть какие-то доказательства? Материалы, показывающие связь именно с Романовым? — уточнил я.

— Прямых доказательств нет, — извиняющимся тоном ответил коллега. — Пока работаю… Думаю, соберу со временем, ведь Григорий Васильевич — человек авторитарный, привык держать всех в кулаке. А кооперативы — это ведь свобода. Он не любит, когда ситуация ускользает из-под его контроля.

— Ну что ж, работайте, Олег Николаевич. Только помните, что в подобных делах промедление может быть чревато…

Я задумался. Ситуация выходила далеко за рамки банального взяточничества мелких чиновников. Трогать напрямую таких людей, как Романов и его окружение, значит гарантированно спровоцировать серьезный конфликт. На открытое противостояние с членом Политбюро Романовым Удилов скорее всего не пойдет. И тем не менее, проигнорировать происходящее тоже нельзя.

— Что-то еще порекомендуете? — спросил я Воронцова.

— Мне так думается, Владимир Тимофеевич, что ускориться, как вы просите, будет слишком трудно. Я не хочу жаловаться и перекладывать задачи и ответственность, но… Лучше всего найти способ решить вопрос через Москву, чтобы сверху дали негласное указание. Здесь ленинградцы привыкли к строгой вертикали власти и не рискнут идти против собственного старшего.

— Развели вы тут сепаратизм… — недовольно поморщился я. — Но в Москву пока рано обращаться. Меня просили разобраться без лишнего шума.

— Тогда вам нужно встретиться с кем-то из окружения самого Романова, — предложил Воронцов. — Есть человек, через которого можно выйти мягко, без открытого конфликта. Завотделом обкома, Левин Михаил Аркадьевич. Он умеет слушать и понимать намёки. Если ему правильно изложить проблему, то сам донесет до Григория Васильевича, как надо. И пояснит, что пора притормозить, если Романов не хочет большого скандала.

— Как можете охарактеризовать этого Левина? — уточнил я. — Насколько надежный человек?

— Обладает явными дипломатическими способностями, — уверенно сказал Воронцов. — Умеет балансировать. Думаю, сумеет донести мысль правильно.

— Ясно, — я кивнул. — Хорошо, Олег Николаевич, спасибо за информацию. Если понадобится помощь…

— Я всегда на связи, — Воронцов изобразил вежливую улыбку, а глаза его оставались холодными.

Он допил кофе и, попрощавшись, ушел. Я доел свой обед в одиночестве.

Выйдя из ресторана, поднял воротник пальто — промозглый ветер с Невы заметал мокрым снегом.

Вечером того же дня Леонид Ильич отбыл в Москву. Я с ним не поехал, попросившись остаться в Ленинграде еще на несколько дней.