Телохранитель Генсека. Том 5 (СИ). Страница 7

— По-вашему получается, Владимир Владимирович, если мы начнем «понимать» сотрудников, то сможем предупредить их ошибки?

В этот момент я подумал о собственной телепатии, которая лучше любой эмпатии позволяла мне «понимать» кого угодно, но заставить людей не совершать ошибки я все равно никак не мог.

— Частично, товарищ полковник, — ответил Путин, секунду поразмыслив. — Потому что ошибки все равно неизбежны. Ошибаются все, даже самые опытные и добросовестные сотрудники. Наша система построена на людях, а человек не может быть абсолютно безупречен. Важно не то, что ошибки случаются, а то, как быстро мы их выявляем и исправляем. Еще важнее — насколько эффективно мы можем предвидеть и минимизировать последствия этих ошибок для безопасности государства.

Он внимательно посмотрел на меня, кивнул, показывая, что закончил. Опустился в свое кресло и взял со стола чашку с чаем.

— Спасибо, товарищи, — произнес я, поднимаясь с кресла. — Все ваши мысли были очень полезны. Надеюсь на наше дальнейшее плодотворное сотрудничество.

Когда кандидаты разошлись, я остался в кабинете один. Сняв пиджак, я сел за стол и налил себе уже остывшего чая, машинально взяв с тарелки печенье.

Симонович. Опытный, уверенный в себе, настоящий оперативник старой школы. Но всё в нем выдавало человека, для которого работа — прежде всего власть. Контроль, наказание, суровые меры… В его мыслях ощущалась холодная уверенность, граничащая с цинизмом. Он действительно верил, что людей нужно держать в узде, иначе наступит хаос, других методов не существует. «Таких у нас уже достаточно», — подумал я с некоторой грустью. Проблема в том, что для него любой человек не цель, а средство. Средство достижения собственных амбиций. А значит, не место ему в новом управлении. По крайней мере, не со мной. Не хотелось бы однажды понять, что сам создал механизм репрессий, которые наоборот старался не допустить.

С Кузнецовым всё было проще. Молодой, амбициозный — это да. Но амбиции его не были направлены против системы или людей. Кузнецов хотел карьерного продвижения, и это совершенно нормально, если его энергия будет направлена в нужное русло. Аналитический склад ума, умение работать с информацией и хорошие навыки прогнозирования — именно то, что мне сейчас необходимо. Такому человеку будет удобно доверить важные аналитические направления, работу с картотеками, выстраивание новых систем оценки рисков. И если его амбиции помогут нам лучше защищать страну от внутренних угроз, тем лучше.

Теперь Путин. Тут всё было сложнее и одновременно проще. Сдержанный, даже закрытый человек, умеющий держать эмоции под контролем. В разговоре немногословен, но каждая фраза имела глубину. Путина отличало то, что он видел не только формальную сторону проблемы, но и ее человеческое измерение. Вначале он изучал человека, а только потом соответственно реагировал. На какие задачи его можно поставить? Аналитика? Возможно. Но больше он подойдет на оперативное направление. Я бы доверил ему проверку внутренних сигналов о неблагонадежности сотрудников, сбор предварительной информации для предотвращения угроз, связанных с человеческим фактором. Или же он мог бы заняться работой по взаимодействию нашего управления с региональными отделами КГБ, помогая наладить более эффективную связь и обмен информацией. Пожалуй, это было бы лучшим использованием его умения находить общий язык с людьми и выявлять скрытые проблемы, которые потом могут привести к крупным неприятностям.

Однако я твердо решил для себя: никакого специального протежирования, никакого блата. Путин — не мой личный проект, не кукла, которую я намерен привести к власти. Более того, если в результате моего вмешательства в историю Путин никогда не станет президентом — в этом не будет никакой беды. Сейчас он просто способный молодой сотрудник, которого стоит использовать там, где его навыки принесут максимальную пользу.

Для меня главное — не карьера отдельного человека, будь то Путин, Кузнецов или кто-то другой. Для меня важно, чтобы система работала, чтобы страна была в безопасности, чтобы люди жили достойно и уверенно. Если человек талантлив и профессионален — он найдёт свой путь наверх и без моих дополнительных усилий. И уж тем более я не стремлюсь к тому, чтобы в стране возник новый культ личности, тем более личности, которую я сам избрал бы своей волей.

Идеальным вариантом для меня было бы вообще не задумываться о том, кто станет президентом России в 2000-х или 2020-х годах. Моей мечтой было и остаётся, чтобы и через десятилетия, и в 2025 году, и позже, сохранялся СССР — пусть реформированный, пусть модернизированный, но сильный и единый. Государство, где главная ценность — это благополучие граждан, а не фигура человека во главе. Возможно, я идеалист, но если не стремиться к этому, то зачем всё это?

Глава 4

Телефон зазвонил ровно в семь утра. К этому времени я уже выпил утренний кофе и как раз собирался узнать, понадоблюсь ли сегодня Леониду Ильичу или могу заниматься своими делами, когда дежурный сообщил:

— Владимир Тимофеевич, вас Москва вызывает, генерал-майор Удилов.

Я снял трубку, хмуро гадая, что стряслось в столице.

— Доброе утро, Вадим Николаевич.

Голос у Удилова был деловым, но спокойным. Впрочем, особой нервозностью он не отличался никогда.

— Владимир Тимофеевич, — начал Удилов сразу, без предисловий, — мне поступила свежая информация, что в Ленинграде имеются проблемы у ряда молодых предприятий-кооперативов. Поскольку вы сейчас там на месте, разберитесь, пожалуйста.

— Проблемы касаются непосредственно нашего ведомства? Или более масштабные?

Удилов выдержал небольшую паузу, прежде чем ответить:

— Это вопрос саботажа правительственных решений. Возможно, целенаправленное торможение экономических реформ. Лучше проверить лишний раз, чем потом объяснять Леониду Ильичу, почему проспали проблему.

— Сигналы с каких предприятий поступают? — уточнил я, слегка удивлённый тому, как быстро доходит информация до Удилова. Вчера на «Балтике» лишь прозвучал прозрачный намек, а сегодня Вадим Николаевич уже говорит о чуть ли не заговоре.

— С нескольких разных мест, но примерно одинакового содержания, — генерал сухо кашлянул. — Наши товарищи с завода «Красный треугольник» сообщают, что местные чиновники мешают работать кооперативам, созданным под крылом этого предприятия. Люди жалуются на бюрократию и вымогательство. Конкретики пока мало, но дыма без огня не бывает.

— Разберусь, товарищ генерал, — ответил я коротко. Значит, дело не только в «Балтике», поступили и другие похожие сигналы…

Удилов помолчал секунду и добавил чуть мягче:

— Владимир Тимофеевич, только аккуратней там. Вопрос тонкий. Не надо поднимать шум. Просто выясните и доложите лично мне.

— Все понял, Вадим Николаевич. Сделаю, как надо.

— Я сейчас позвоню своему человеку в Ленинграде — подполковнику Олегу Воронцову. Встретитесь с ним за обедом, пообщаетесь. Он расскажет обо всем подробнее.

— Хорошо, Вадим Николаевич.

Я положил трубку и задумался. «Красный треугольник» — крупнейший резинотехнический завод в Ленинграде, старое советское предприятие. Но кооперативы нового формата появились там только в прошлом году. И вот сразу же, пожалуйста, классическая история — государство вместо того, чтоб поддерживать, душит инициативу и мешать работать.

Даже толком не позавтракав, я сразу же отправился на завод.

Предъявил охраннику удостоверение, приказал не шуметь и никому не сообщать о моем визите. Не знаю, послушается ли, но поклялся, что будет нем, как могила. Пропустил на территорию без лишних вопросов.

Осмотревшись на территории и не найдя вокруг ничего подозрительного, я направился прямиком в кабинет директора.

Директор предприятия, Борис Николаевич Головин, мужчина лет пятидесяти с седой шевелюрой и крупными чертами лица, встретил меня без особой приязни, даже с явной тревогой. Он вообще показался мне каким-то слишком зашуганным.