Напарник обмену и возврату не подлежит (СИ). Страница 5
То есть не вполне её, потому что кабинет был большой и приходилось его делить ещё с двумя детективами, и у каждого ещё по напарнику, но… в общем, это был кабинет Ферры, потому что она тоже там работала.
– Чезаре, – пролепетал сверкающий парень. – То есть, извините, капитан Ферра… детектив… Простите. Стажёр я.
– Пошли, стажёр, – безнадёжно вздохнула Ферра. – Кто тебя учил рапортовать?
– Я могу, я… растерялся просто, – хлопнул длинными чёрными ресницами мальчишка и покраснел тёмным, густым, как сливовое варенье, румянцем.
– Чезаре – а дальше как?
– Чезаре … Чезаре Гатто, – был ответ.
– Мило, – сказала Ферра. – Итак, стажёр. Иди сейчас к шефу и скажи, что мне нужен более шустрый малый. И менее стеснительный.
– Я шустрый, – ещё гуще покраснел малец.
– Стажёр Чезаре Гатто, командую тут я, – хотелось назвать его просто Котёнком, но Ферра сдержалась.
Сначала начнёшь придумывать прозвища, потом привыкнешь – так и останешься с этим недоразумением до самой пенсии. Прикрывать спину этого котёнка вместо того, чтобы он прикрывал твою? Ещё чего!
– Котёнок, – сказал ди Маджио, внезапно повисая сзади в воздухе. – Чёрный котёнок, молоко на губах не обсохло. Поставь для него блюдечко в углу, вон там, возле мусорной корзины.
Ферра резко обернулась и отмахнулась от Альтео рукой.
– Кыш, – сказала она.
– Мухи? Уже просыпаются? Я сегодня видел бабочку, – просветлев лицом, сказал паренёк.
– Я дала тебе приказ. Иди к шефу и скажи, что мне такой напарник не нужен.
– А шеф сказал, что если вы так скажете, чтоб я сказал, что другого не будет, – ответил Гатто. – Пока вы отстранены и не можете выйти из кабинета, я буду вашими ушами, глазами, ногами, рука… Простите, капитан.
– Лучше называй детективом, – внезапно смирившись, сказала Ферра. – Пусть твои ноги бегом несут тебя в морг, возьмёшь там у патологоанатома заключение по руке. Ясно? Ничего не перепутай!
Кроме этой руки, у Эрманики других дел на сегодняшний день пока не было. Формально сегодня ей вовсе не велели ничем заниматься, но шеф посмотрел на справку и позволил сидеть в кабинете. Так как отрезанную женскую руку нашли в чемодане знаменитости, дело получило неожиданный резонанс. Лишив полицию шансов действовать по-тихому, журналисты поступили неосмотрительно, а актерская братия добавляла суеты и шумихи. Кажется, даже комики подхватили эту тему с чемоданами и руками. Как тут оставаться в стороне?
А Ферра не любила лишней шумихи. Не любила, когда в дела, которые она расследует, совались чересчур любопытные и слишком длинные носы. Мало ли как они потом всё переврут! А что у длинных носов привычка врать, она убедилась ещё несколько месяцев назад…
– Лучше не ударяться в воспоминания, – посоветовал доселе помалкивавший ди Маджио. – Вон, приберись лучше на столе своём и, пока коллеги не пришли, посиди в тишине.
– Как будто ты дашь мне насладиться тишиной? – фыркнула Ферра. – Нет, ну какого дьявола шеф отпустил Везунчика, а?
– А зачем тебе теперь Везунчик? Он что мог, сказал. Даже если ты снимешь срез его воспоминаний, вряд ли увидишь что-то новое. А вот с письмом поработай, – сказал ди Маджио.
И вдруг исчез. На него это было непохоже: взять и пропасть на полуслове. Зато в кабинете появились Луиджи и Танита, любимые коллеги. Танита сразу полезла обниматься – была у неё такая привычка. Ну, а Ферра по привычке же отстранилась. Подумаешь, пару выходных не виделись… ну и вчера тоже. Три дня, всего-то. Разве можно соскучиться за три дня?
– Ничего-ничего, я понимаю, – бывшая подруга улучила момент, чтобы погладить Эрманику по плечу, отчего ту передёрнуло.
Ничего она не понимала и не могла понять. Наверное, пройдёт еще немало лет, прежде чем Ферра сможет переступить через себя и разрешить кому-то коснуться своего тела. А может, и никогда не переступит…
– Я принёс тебе кое-что поинтереснее объятий, – торжественно объявил детектив Луиджи.
– Да? И что же это? – коллега прославился всяческими розыгрышами, поэтому Ферра отступила ещё на пару шагов.
Но Луиджи извлёк из-за спины тощеватую картонную папку.
– Прошлогоднее дело об утраченных конечностях, – сказал он. – Кстати, интересно, что жертва, лишившаяся кисти и ступни, осталась жива.
– Но дело было раскрыто, – разочарованно произнесла Ферра, едва сунув нос в папку. – Жертва сразу же указала на бывшего мужа, который преследовал её.
– Да! Но муж тогда отрицал, что нанёс бывшей супруге увечья, – сказал Луиджи. – Слушай, я ещё тогда ей не очень поверил. Она ж говорит – всё было как в тумане. Так почему ей поверили?
– Следствие вёл Армандо, и вот ему я верю, – сказала Ферра.
– В жизни всегда есть место ошибке, только работу над ошибками провести сложнее, – мудро заметила Танита.
– Ну хорошо, я подожду, пока по теперешней руке дадут заключение патологоанатомы, – Ферра нехотя положила папку на свой стол.
Но уже спустя полчаса вчитывалась в каждое слово. Чезаре прибежал, едва дыша от усердия, и притащил заключение по руке. Эксперт считал, что отрезана она была при жизни её хозяина.
Ферра изучила всё, что у неё было, до буковки. И дело, и отчёт. Стоило теперь как следует обдумать – как упросить шефа съездить к этой женщине, к жертве, раз он так упорно отстраняет её от работы? Хватит ли бумажки от Нетте-Дженцы, чтобы Солто выпустил Эрманику хотя бы под присмотром сослуживцев?
***
День получился коротким и рваным, и Ферра с удивлением поняла, что втянулась в работу, но под вечер всё испортил Альтео ди Маджио, уставший молчать.
– Он мне нравится, – заявил, заставив Эрманику вздрогнуть и уронить на пол кое-какие бумаги. – Этот твой мальчишка Гатто.
– А мне не нравится! – зарычала она в ответ. – Какого дьявола ты опять тут?
Гатто, который сейчас ошивался возле стола, с удивлением уставился на Ферру. Он только что прибежал с вокзала, где долго и упорно искал Везунчика. И тщетно. У парня был виноватый вид, словно у нашкодившей собаки. Только в отличие от собаки Чезаре, похоже, не обладал должным чутьём. А может, Ферре так казалось от обиды, что ей нельзя пойти ловить Везунчика самой, надо посылать кого-то.
– Уйди, – прошипела Ферра, собирая разлетевшиеся листки.
– Простите, детектив, – пролепетал Чезаре, принимая всё на свой счёт, потому что больше-то в кабинете никого не было. – А какие-то задания будут?
– Домашнее задание тебе, – буркнула она, не уточняя, что прогоняла вовсе не мальчишку, – найти свои учебники, которые ты в академии, кажется, забывал открыть. Отыщи там главы о том, как выслеживать и ловить беглецов, почитай. Завтра чтобы привёл мне Везунчика!
– Понятно же, что не в Везунчике дело, – с упрёком сказал ди Маджио. – Понятно же, что тебе самой стоит поднять дела с отрезанными конечностями, а потом ещё поискать пропавших за последние недели женщин. Рука-то женская!
– Рука-то женская, – вздохнула Ферра, – и женщина, стало быть, должна числиться как пропавшая. Потому что не муж это был, и значит, эту тоже не муж украл.
– Какой муж? – заинтересовался Чезаре Гатто.
– Ты ещё тут? – спросила Эрманика. – Давай живо домой. Отдыхай, набирайся сил, тебе завтра бегать за двоих!
– А, ну да, – улыбнулся паренёк.
И убежал.
– Он мне нравится, – повторил Альтео. – Забавный котёнок.
***
Прежде, чем закончился этот день, произошло ещё кое-что. Эрманика, придя домой, заперлась в душе, хотя и в этом не было необходимости: входная дверь была на запоре, спальня тоже. Но Ферре было не по себе, если защёлка на двери ванной не была задвинута, как надо. Мыться, когда к под шум воды может подкрасться какой-нибудь преступник, она не могла. Потому и пистолет держала рядом, на полочке, и никаких ширм и занавесок не признавала.
Но про отдушину Нетте-Дженце она не соврала. Ей действительно нравилось петь в душе, и она запела, не таясь. Кому тут слушать, кроме Альтео? Эрманика пела приятным, низким, бархатистым голосом. Это была финальная песенка из старого мюзикла «Жизнь под зонтом», на который бабушка с дедушкой водили маленькую Нику, и жизнь тогда была прекрасной. В песне было так много счастья и восторга, что казалось – они выплёскиваются с каждой нотой. И постепенно пропадал ком в горле, и становилось немного светлее на душе, и начинало казаться, что впереди у Эрманики Ферры есть ещё хоть сколько-нибудь приемлемое будущее. Какое? Ферра не была склонна предаваться мечтаниям. Ей бы сошло любое, где нет сосущего душу одиночества и страха перед тем, что кто-то снова ворвётся, убьёт товарищей, изувечит, оставит умирать…