Хозяйка волшебного ателье (СИ). Страница 19

Миссис Клор выходила из кабинета только для того, чтобы устроить бессмысленную истерику, чтобы нанятые работницы ее боялись, и чтобы поработать с самыми денежными клиентками. Но не сказать, чтобы те делали большую прибыль ателье, обычно наоборот, их заказы шились из дорогих материалов и требовали очень много работы: ручной вышивки, расшивки пайетками, стразами, бисером, дополнения перьями и прочими элементами. Все это приходилось делать вручную много часов и дней зачастую в срочном порядке, оставляя другие заказы на потом. А Кларисса еще норовила сделать дорогой клиентке скидочку. В итоге хорошо, если такой наряд вставал хотя бы в ноль для ателье. Но мисс Клор считала это вкладом в рекламу и раскрутку ателье и каждый раз приговаривала, что «вот когда миссис N появится в этом наряде в опере, так сразу к нам выстроится очередь из самых богатых и родовитых клиенток».

Но планы ее по слухам никогда не осуществлялись, ведь шли эти клиентки из высшего света в наше ателье, чтобы сэкономить. При этом наряды мисс Клор ничем не отличались от аналогов, и, честно говоря, она частенько сдирала идеи у более именитых конкурентов, чтобы угодить клиенткам. Так что внимание эти наряды особого не привлекали, были как у всех и удивленных вопросов «кто же вам сшил такое платье?» не вызывали. А если и спросят — кто сказал, что клиентки будут делиться тем, что обратились к какой-то никому не известной мисс Клор? Это не ателье мастера Драйзена — местного аналога Диор, чьим именем любили похвастаться.

В общем, я искренне считала, как человек с опытом, что без миссис Стефорд Кларисса давно бы разорилась, сперва распугав всех швей, а затем потеряв самый костяк постоянных клиенток, которые на самом деле делали ей кассу.

Меня она тоже как-то пыталась нагнуть, но я уже пуганая, и не с такими в начале карьеры работала. Один кутюрье, на которого я трудилась, только матом и разговаривал с работницами. Ничего, продержалась, он многому меня научил, хоть задачи такой себе и не ставил. Но я опыта набралась, а потом уволилась. И уж какая-то там Кларисса и вовсе своими глупыми истериками меня не удивляла, я молча выслушивала ее крики, глядя в глаза со спокойным видом. Видела, как она хочет швырнуть «неудачную» по ее мнению вышивку мне в лицо... и как рука ее не поднялась.

Она положила ткань на стол и больше никогда на меня сливать свой негатив не пыталась. Кажется, этим я завоевала авторитет среди других швей, те шептались, что я заговоренная. А я просто не такие крики видела, и не буду я перед этой самодуркой унижаться. Пока она на меня с ножом не бросается, ее истерика — это ее проблемы, я знаю свои способности, уверена в своем мастерстве и не буду по углам плакать, как некоторые молоденькие швеи, которые долго в этом ателье не выдерживали.

Собственно, из-за этих истерик в ателье была ужасная текучка кадров, благодаря чему меня и приняли. Я бы, может, тоже ушла, да некуда. Я обошла несколько ателье из своего списка, поняв, что эта работа совсем не сахар, но меня нигде больше не приняли, так что вариантов не было.

У меня была цель — накопить достаточно денег, чтобы в этом мире считаться благополучной гражданкой и полностью закрыть возможность высылки меня из столицы. К сожалению, оказалось, что на попаданцев закон, о котором рассказал мне Лис, распространялся в полной мере, единственное послабление — им давалась отсрочка в три месяца до первой проверки наличия жилья и работы. Но ее-то я уже считай прошла. Однако сейчас, если хочу жить благополучно, мне работу терять точно нельзя. Поэтому я сняла по совету Ненси жилье неподалеку и осваивалась.

Что меня удивляло — в ателье и, как я поняла, в этом мире в целом не использовали базовые выкройки, построенные, как я привыкла. Тут в ателье были лекала конкретных моделей для конкретных клиенток — лежали в отдельной кладовке в именных папочках, а комната закрывалась на ключ, который хранился только у миссис Стефорд, потому что это было главное сокровище ателье, считай база клиентов. Без этих готовых лекал они ничего сделать считай не могли. Если приходила новая клиентка, ее обмеряли, вычисляли, на какую из старых клиенток ее фигура больше всего была похожа и шили по старой выкройке с большими припусками. Затем за несколько посещений очень долго «сажали» получившийся костюм на клиентку, и с готовой вещи уже снимали ее именные лекала, чтобы положить их в кладовку и потом бесконечно копировать с минимальными изменениями. Никакого индивидуального построения или стандартных размерных рядов, никакой системы, все время делали копии уже имеющегося, а для любого изменения фасона приходилось шить сперва копию из недорогой ткани, потому что никаких формул тут не знали и руководствовались только «чутьем швеи».

Разумеется, при таком методе работы требовалось очень много работать с клиентом, перешивать-дорабатывать-тестировать. Если старый клиент, пошивший уже множество платьев в ателье, имел уже наработанную базу лекал, из которых можно было довольно оперативно создать ему наряд, то новым клиенткам приходилось очень много раз приходить на примерки. И пределом мечтания местных портных считалось заклинание «телесной копии» — применив его, можно было создать из специального пенного материала что-то вроде индивидуального манекена для клиентки. Так делали в самых дорогих ателье, и клиенткам не приходилось ходить в ателье по сто раз, можно было бы посадить наряд прямо на манекене.

А вот о том, что можно не перешивать десять раз, а просчитать все и разработать индивидуальные выкройки под фигуру, местные, похоже не знали. По крайней мере, сколько бы я ни спрашивала коллег, которые имели опыт работы в разных местах, никто из них не видел, чтобы мастера создавали лекала на бумаге, а не копируя с уже подогнанного под клиента вручную костюма.

«Это как, неудобно же, бумага так не лежит, как ткань», — удивлялись они.

И это наводило на мысли: либо самые крутые местные кутюрье все же владеют системой построения выкроек, но не распространяются о ней, либо это может стать новшеством, которое перевернет местный швейный бизнес.

Глава 22

Капитан Стивен Брандест

«Я позабочусь об Ани. Не волнуйтесь, она здорова и в безопасности».

Записка от похитителей каким-то фантастическим образом оказалась прямо в почтовом ящике, хотя за ним постоянно следили полицейские. Конверт был подписан аккуратным округлым почерком почти без наклона, адрес отправителя — министерство труда, поэтому сразу не заподозрили, что сообщение от преступников. Даже марка на месте. Только после, изучив конверт, мы поняли, что он не был отправлен обычной почтой — на нем не было штемпеля, только нарисованный карандашом прямоугольник, который условно повторял форму стандартного. Издалека выглядело привычно, но, стоило присмотреться, как становилось понятно, что доступа к печати у похитителя не было.

Записку из рук канцлера, вскрывшего письмо, удалось спасти только благодаря реакции дворецкого и полиции, дежурившей в гостиной: первый, поняв, что что-то не так, вскрикнул, а вторые выхватили бумажку у безутешного отца, хотя тот уже пытался ее разорвать на клочки. Немного успел надорвать, но не сильно.

Так что уничтожение улик было предотвращено, меня срочно вызвали, канцлеру Коренфорту налили бокал, а его супруга потеряла сознание от новостей и теперь отлеживалась в своей спальне.

Я тщательно исследовал записку, но, как и в прошлый раз, на ней не было никаких следов чужой ауры, только дворецкого, который принес пачку писем хозяину, когда тот вернулся домой с работы и отужинал. Следы были совсем слабые, недостаточные, чтобы решить, что дворецкий участвовал в его создании. Удивляло отсутствие других энергий. От остальных писем, пришедших сегодня, разило почтовыми работниками, их составителями, перевозившими лошадьми и, если покопаться, даже производителями бумаги и чернил, но только не от записки похитителей.

И почему такой странный посыл? Почему не требование денег или услуг, а скорее... попытка так успокоить безутешных родителей? Похититель сумасшедший?