Я – Товарищ Сталин 4 (СИ). Страница 14

В дверь постучали, и вошёл Вячеслав Молотов. Он держал папку с бумагами.

— Товарищ Сталин, — начал Молотов, его голос был спокойным, но с ноткой напряжения, — я только что закончил переговоры с Леоном Блюмом. Французы дают слово не мешать нашим поставкам оружия в Испанию и Абиссинию. Блюм уверяет, что Франция останется нейтральной, пока республиканцы держат фронт, а итальянцы не усилят давление в Африке.

Сергей, откинувшись в кресле, кивнул, его взгляд остановился на Молотове. Он помолчал, словно взвешивая слова, затем заговорил:

— Хорошо, Вячеслав Михайлович. Блюм обещает, это уже что-то. Но французам доверять нельзя. Сегодня они клянутся в нейтралитете, а завтра продадут нас Гитлеру. Что конкретно Блюм сказал о поставках?

Молотов, перелистнув бумаги в папке, ответил:

— Он заверил, что Франция не будет препятствовать нашим кораблям через Средиземное море. Поставки в Мадрид могут идти через Барселону. Для Абиссинии сложнее, итальянцы давят, но Блюм обещал не вмешиваться, пока Муссолини не перейдёт границы нейтралитета. Французы боятся войны, товарищ Сталин, они не хотят ссориться ни с нами, ни с Гитлером.

Сергей усмехнулся.

— Боятся войны? Они боятся всего, Вячеслав. Французы будут сидеть в своих кафе, пока немцы будут маршировать по их улицам. Блюм, конечно, хочет выглядеть другом рабочих, но он буржуа до мозга костей. Если Гитлер или Муссолини прижмут его, он сдаст республиканцев в Испании быстрее, чем мы успеем отправить танки. Что с нашими людьми в Испании? Как там дела?

Молотов, поправив очки, продолжил, его голос стал чуть тише.

— Наши советники докладывают: республиканцы держат фронт под Теруэлем, но тяжело. Немцы из «Кондора» усилили Франко. В Абиссинии сложнее, итальянцы используют газ, а наши поставки задерживаются из-за британских патрулей в Красном море.

Сергей нахмурился, его пальцы замерли на столе, а взгляд стал жёстче.

— Британцы, конечно, тоже «нейтральны», но их корабли нам мешают. Это не случайность, Вячеслав. Англия и Франция играют в свою игру, хотят, чтобы мы увязли в Испании, а Муссолини раздавил Абиссинию. Ускорьте поставки. Если Блюм врёт, мы должны быть готовы.

Молотов кивнул:

— Я дам указания, товарищ Сталин. Мы усилим маршруты через Барселону и проверим, держат ли французы слово. Не переставая использовать обходные пути.

Молотов, собрав бумаги, кивнул и направился к двери. Кабинет погрузился в тишину, лишь гул шагов охраны за дверью напоминал о живом мире за стенами. Сергей, стоял у окна и думал: «Блюм, Франко, Гитлер, все играют в свои игры. Но я знаю, что будет дальше. И я не дам им нас сломить». Его мысли возвращались к будущему, которое он знал, и к войне, которая уже стучалась в двери.

Глава 7

Токио, ночь 20 марта 1936 года

Токио, окутанный влажной прохладой мартовской ночи, мерцал неоновыми вывесками, чьи отблески дрожали в лужах на брусчатке Гиндзы. Мелкий дождь, порой сменявшийся редкими снежинками, оседал на крышах деревянных домов и кирпичных зданий, из окон которых лился тёплый свет. Весенний ветер, резкий и холодный, нёс запах угля от жаровен, смешанный с ароматами жареного угря и соевого соуса из маленьких забегаловок. Улицы, днём полные звона трамваев, криков торговцев и стука гэта, затихли, оставив лишь гул редких автомобилей, скрип тележек и приглушённые голоса прохожих. В Асакусе, где старые дома с потемневшими балками и пожелтевшими сёдзи теснились вдоль узких переулков, свет бумажных фонарей отбрасывал мягкие тени на влажную мостовую. Чайная «Красный журавль» ютилась в конце улицы, её выцветшая вывеска с каллиграфическими журавлями покачивалась на ветру. Изнутри доносились смех, звон глиняных чашек и меланхоличная мелодия сямисэна, которую наигрывал старик в углу, его пальцы двигались медленно, а взгляд был устремлён в пустоту.

Кэндзи Ямада, тридцатипятилетний японец, коммунист и агент Москвы, шагал к чайной. Его серый пиджак промок под дождём, а фетровая шляпа, чуть съехавшая набок, прикрывала усталые глаза. В кармане лежала шифровальная книжка, её тяжесть напоминала о задании: добыть планы генералов — Араки, Тодзио, Хироты. Мысли о риске, о Кэмпэйтай, чьи тени мерещились в переулках, терзали его. Худощавое лицо с острыми скулами и тёмными глазами за круглыми очками выражало напряжение, но он сохранял спокойствие, отточенное годами работы журналистом «Асахи Симбун».

В чайной пахло сакэ, жареным угрём и дымом от жаровни в углу. Тусклый свет, пробивавшийся сквозь потрёпанные сёдзи, освещал низкие столы, за которыми сидели мужчины в мятых пиджаках и потёртых кимоно. Их разговоры сливались в гул. У дальнего стола, заваленного пустыми бутылками сакэ и тарелками с остатками якитори, сидел Масато Исикава, сорокалетний клерк из генерального штаба. Худощавый, с редкими волосами и красными от выпивки щеками, он был в мятом сером костюме, галстук был развязан, очки сползли на кончик носа. Его громкий, слегка заплетающийся голос перекрывал мелодию сямисэна, а рука с чашкой сакэ дрожала, расплёскивая капли.

Кэндзи, стряхнув влагу с плеч, подошёл, натянув лёгкую улыбку, чтобы скрыть напряжение.

— Масато-сан, ты уже в разгаре? — сказал он, опускаясь на подушку, напротив. — В такую ночь сакэ, похоже, единственное, что спасает от холода.

Масато, подняв мутный взгляд, широко улыбнулся, пролив ещё немного сакэ.

— Кэндзи-сан! Ты как призрак, появляешься из ниоткуда! — воскликнул он хрипло, но добродушно. — Садись, пей! Этот сакэ — как огонь, согреет твои кости!

Кэндзи взял чашку, пододвинутую Масато, и сделал глоток. Напиток обжёг горло, но он сохранил невозмутимость, внимательно наблюдая за клерком, выискивая признаки слабости.

— Масато-сан, ты выглядишь, будто весь день таскаешь ящики для Тодзио, сказал Кэндзи, ставя чашку на стол, его голос был мягким, с лёгкой насмешкой. — Что-то стряслось? Или сакэ так развязал тебе язык?

Масато хмыкнул, неловко наливая себе ещё сакэ, едва не опрокинув чашку. — Тодзио? Ха! Этот волк орёт так, что стены штаба дрожат! Он хлопнул по столу, пролив несколько капель. — Араки мечтает о Владивостоке, Тодзио рвётся в Пекин, а Хирота бормочет о мире, как будто он монах в Сэнсо-дзи. А я? Пишу их планы, таскаю бумажки и пью, чтобы забыть, в какую пропасть они тащат Японию!

Кэндзи, наливая себе сакэ, подался чуть ближе, его голос стал заговорщическим, но дружелюбным.

— Куда тащат, Масато-сан? Ты же в самом сердце штаба, знаешь всё. Он сделал паузу, словно в шутку. — Неужели всё так мрачно? Я думал, генералы ведут нас к величию.

Масато фыркнул, откинувшись назад, его очки едва держались на носу.

— Величию? Они только и умеют кричать «Банзай!» да требовать больше танков! Он понизил голос, оглядевшись, словно опасаясь чужих ушей. — Слушай, Кэндзи, не все в штабе такие, как Тодзио. Есть те, кто против этой… гонки к войне. Понимаешь? Не все хотят лезть в омут.

Кэндзи, сделав глоток, прищурился, сердце забилось быстрее, но голос остался спокойным.

— Против? Серьёзно, Масато-сан? Он улыбнулся, притворяясь удивлённым. — Кто же осмеливается спорить с Тодзио? Неужели в штабе есть бунтари?

Масато хихикнул, наклонившись ближе, его дыхание пахло сакэ, а глаза блестели от хмеля.

— Бунтари? Ну не совсем! Он понизил голос до шёпота. — Есть пара генералов… не буду называть имена, я не самоубийца. Но один недавно сказал: «Мы идём в пропасть, а Тодзио думает, это дорога к славе». Они боятся, Кэндзи. Боятся, что если полезем в Китай или к русским, то получим не просто по зубам, а просто перечеркнем будущее Японии!

Кэндзи, наливая Масато сакэ, кивнул.

— По зубам? Это сильно сказано. Он притворился удивлённым, но глаза внимательно ловили каждое слово. — Но армия же сильна. Разве не мы задаём тон в Азии?

Масато, осушив чашку одним глотком, покачал головой, его голос стал тише. — Сильна⁈ Может, и так, но не так, как пишут в твоей «Асахи Симбун». Он ткнул пальцем в смятую газету на столе. — Ты же знаешь, как это делается, Кэндзи. Пропаганда! А в штабе… есть те, кто считает, что мы не готовы. Русские — это не китайцы. Их Т-26 и И-15 уже в Испании бьют немцев. Если полезем в Монголию или Владивосток, один генерал сказал, Сталин раздавит нас, как жука. Другой боится, что Америка вмешается, если тронем Китай. Они спорят, Кэндзи, а мы, клерки, пишем их планы и пьём, чтобы не сойти с ума.