Развод. Дракон, мы (не) твои (СИ). Страница 27

Что, если я действительно опоздал?

Нет. Не может этого быть!

Хохот тварей приводит меня в ярость. Они кружат словно вороны, выжидая момент, чтобы вцепиться снова.

— Ты думаешь, он примет тебя? — шипит одна из них, — После того, как ты бросил его мать?

Я рычу, выпуская пламя. Оно вырывается из пасти ослепительным вихрем, сжигая несколько тварей дотла. Остальные отступают, но их смех не стихает.

— Он даже не знает, кто ты! — кричит другая, сливаясь с тенями.

Сердце бешено колотится.

Кровь продолжает сочиться из раны, но я не чувствую боли — только ярость.

Я действительно бросил Мию. Не знал о сыне. Какой же я после этого отец?

На мгновение опускаю крылья. Боль от раны пронзает всё тело. Твари тут же окружают меня плотнее, их щупальца так и норовят схватить меня.

— Он будет одним из нас, — шепчет кто-то прямо в ухо. Холодное дыхание обжигает. — Он уже почти наш…

Никогда этому не бывать!

Собираю последние силы. Позволяю им подойти ещё ближе, обманывая своей усталостью. Они клюют на приманку — смыкают кольцо, уверенные в победе.

Ещё секунда...

И я выпускаю всё, что осталось.

Огненный вихрь вырывается из пасти, разрывая тьму на куски. Твари взвизгивают, пытаясь спастись, но слишком поздно — пламя поглощает их, оставляя лишь клубы чёрного дыма.

Те, что уцелели, отступают. Их голоса теперь звучат нервно, неуверенно. Я не должен был сомневаться. Из-за этого упустил драгоценное время.

Дым рассеивается, обнажая выжженную землю. Воздух пахнет гарью и чем-то горьким — магия тьмы ещё не до конца отступила. На освобождённой территории, среди высохшей травы замечаю маленькую детскую фигурку.

Конор.

Он лежит, свернувшись калачиком, и дрожит. Его маленькие руки, покрытые свежими царапинами и первыми чешуйками, крепко обхватывают колени. Лицо спрятано, но я вижу, как его худенькие плечики вздрагивают от каждого всхлипа.

Опускаюсь рядом, снова принимая человеческий облик. Боль от раны на плече резкая, жгучая, но я не обращаю внимания. Всё моё существо сосредоточено на этом дрожащем комочке.

— Конор... — произношу тихо, боясь испугать.

Он поднимает голову. Его глаза полны слёз. Они блестят, как два озера, переполненные страхом.

— Уходи, — шепчет он, съёживаясь, — Ты монстр…

Эти слова бьют сильнее любого клинка. Сердце разрывается на части. Когда я осторожно касаюсь его плеча, он вздрагивает и зажмуривается, будто ожидая удара.

— Нет, малыш, я не монстр, — мой голос звучит хрипло, но мягко, — Я твой отец.

Конор замирает, его глаза расширяются, а губы дрожат. Секунда и он бросается ко мне, обнимая за шею.

— Я знал, что ты вернёшься!

От этих слов внутри меня всё сжимается. Маленькие ручки цепляются за мою шею так крепко, будто боясь, что я снова исчезну. Дыхание сына горячее, прерывистое. Он всё ещё напуган, но в голосе столько надежды...

— Мама сказала, что так бывает и взрослые живут отдельно, — продолжает малыш, — Но я всё равно верил, что ты придёшь!

Глаза предательски жжёт. Я крепче прижимаю его к себе, чувствуя, как быстро бьётся его сердце.

Мия... Она могла сказать всё что угодно. Могла назвать меня предателем, могла сказать, что я погиб. Но она оставила для меня место в его сердце. Сохранила эту дверь приоткрытой, хотя имела полное право захлопнуть её навсегда.

— Я тоже верил, — выдыхаю я, вспоминая, как впервые увидел Конора.

Тогда я сомневался, но где-то в глубине души желал, чтобы он оказался моим сыном. Меня останавливало лишь то, что я не чувствовал в нём драконьей крови. Она проявила себя только сейчас, после первого оборота.

Конор отстраняется, чтобы посмотреть мне в лицо. Его глаза точь-в-точь как мои изучают каждую черту.

— Папа, ты что, плачешь? — он касается моей щеки, и только сейчас я понимаю, что она мокрая.

Я фыркаю, вытирая рукой скупую слезу.

— Нет, сынок, драконы не плачут. Это просто дождь.

Он хмурится, оглядывая звёздное небо, где нет ни единого облачка, но не спорит. Вместо этого прижимается ко мне снова, доверчиво, как может прижиматься только ребёнок к своему отцу.

А я держу его крепче, чем когда-либо держал что-либо в этой жизни, и клянусь себе, что больше никогда не отпущу.

Потому что драконы действительно не плачут. Но это не значит, что они не чувствуют.

Сейчас я готов заплатить любую цену, лишь бы никогда больше не видеть слёз в этих глазах.

— Болит? — спрашиваю, глядя, как малыш потирает руку с проступающими на ней чешуйками.

Первое превращение всегда самое трудное. Я знаю, каково это. Помню, как кости ломались и срастались заново, как кожа горела, превращаясь в чешую.

— Я не хотел, — его голос дрожит, — Всё случилось так быстро…

— Это пройдёт, — говорю, осторожно протягивая руку. — Я помогу тебе.

— Правда? — он смотрит на мою ладонь, потом — в глаза.

— Да, — киваю, — Нам пора возвращаться. Держись крепче.

Осторожно поднимаю его. Он не сопротивляется, только прижимается ко мне.

Превращение проходит быстрее обычного. Тело само спешит обернуться драконом, чтобы защитить драгоценный груз. Крылья расправляются с привычным хрустом, чешуя покрывает кожу. Конор не кричит — только тихо ахает, когда мы отрываемся от земли.

Он прижимается к моей шее, его дыхание частое, тёплое.

— Это так... круто! — слышу его шёпот. И не могу сдержать горделивого рычания. Мой сын. Летит на спине у дракона, как и должно быть.

40

Мия

Тишина в кабинете становится невыносимой. Где-то за дверью раздаются голоса, но здесь сейчас только ожидание.

И страх.

Страх потерять всё, что у меня осталось.

Внезапный шум со двора разрывает тягостное молчание. Скрип телеги, топот копыт, чьи-то испуганные крики:

— Дракон! Дракон вернулся!

Сердце замирает, а потом начинает биться так сильно, что, кажется, вот-вот выскочит из груди.

Вернулись! Они вернулись!

Резко вскакиваю со стула. Ноги сами несут меня к двери.

— Леди Стоун, — зовёт Вейнар, но я уже выбегаю в коридор.

За спиной громко хлопает дверь. В коридоре суетятся люди, но мне совсем не до них. В памяти внезапно всплывают слова Катрины о том, что только Рейнольду под силу вытащить малыша из лап тёмных тварей.

Он так смотрел на меня, когда узнал правду. Я никогда не забуду этот взгляд…

Но почему люди во дворе кричали только о драконе?

Неужели Рейнольд вернулся один?

На миг замираю возле главного входа. Рука тянется к дверной ручке. Что бы ни случилось, я должна быть сильной, — с этими мыслями распахиваю дверь.

Во дворе, освещённый дрожащим светом факелов, стоит Рейнольд в человеческом облике. Его чёрные волосы растрёпаны. На лице заметны следы копоти и усталости. Но самое главное то, что в руках он держит Конора и крепко прижимает его к себе.

Мой малыш. Моё солнышко. Моё всё.

— Конор! — голос звучит надрывно.

Бросаюсь к нему, забыв обо всём на свете. О том, что Рейнольд разбил мне сердце, о разводе, о нашем прошлом, которое приходит ко мне во снах. Сейчас существует лишь этот момент — его сильные руки, осторожно передающие мне моё сокровище.

— Мама! — Конор поворачивает голову на мой голос.

Его бледное личико вдруг озаряется самой прекрасной улыбкой на свете.

Забираю малыша из рук Рейнольда. Прижимаю его к себе, украдкой вытирая слёзы. Маленькие ручки Конора крепко обнимают меня в ответ.

— Солнышко моё, ты цел? — шепчу, осматривая его, — Как ты себя чувствуешь?

— Мамочка, всё хорошо! — Конор сияет, переполненный впечатлениями.

Его глазки блестят, как две маленькие звёздочки. А у меня руки дрожат, когда я проверяю его лицо, ноги, шею.

— О, богиня! Ты ранен! — замечаю царапины на руках, — Как же так получилось?

— Я стал настоящим драконом! А потом, — он оборачивается к Рейнольду, — Папа меня нашёл!

Папа…