Кровь богов и монстров (ЛП). Страница 48

Мое сердце колотится в груди, когда странное ощущение укореняется внутри меня. Это предупреждение, и я знаю почему, в тот момент, когда Кэдмон, кажется, смиряется с чем-то, прежде чем заговорить снова. — Эта книга — часть меня, — наконец признается он. — Она переплетена моей плотью и, следовательно, обладает той же силой, что и я сам.

Мои губы приоткрываются, а челюсть отвисает от шока. Переплет книги из его плоти? Кожа, которую я держала в руках, принадлежала не какому-нибудь животному, а Богу? Ужас сковывает меня изнутри, и Кэдмон, должно быть, видит это на моем лице, потому что в следующий момент он встает со своего места, обходит стол, опускается передо мной на колени и берет мои руки в свои.

— Это было осознанное решение, Кайра, — говорит он. — Не волнуйся — я полностью был согласен на ее создание. Я сам ее переплел и зачаровал. Если мне будет суждено погибнуть, я хотел, чтобы после меня что-нибудь осталось. Что-нибудь, что могло бы помочь тебе.

Мое дыхание становится учащенным, наполняя уши, даже когда он сжимает мои пальцы в своей хватке. Он все еще говорит, его голос успокаивающий и нежный, но я не понимаю. Зачем кому-то целенаправленно сдирать кожу с собственной плоти, чтобы переплести книгу? Что это значит, что он хотел оставить что-то, чтобы помочь мне?

Мой взгляд поднимается, чтобы найти его. В уголках его глаз появляются морщинки, напоминающие мне о том, что такие же появились и у Трифона в тот единственный раз, когда я встретила его в зале Совета Богов. Эти морщинки, хотя и красивы и говорят о многом опыте, отмечены возрастом. То, что не должно быть возможным для Бога, еще одно доказательство, подтверждающее утверждения Кэдмона о том, что они вообще не Боги.

Однако после того, как я всю жизнь думала о них определенным образом, мне трудно полностью изменить свое понимание окружающего мира. Знать не всегда означает по-настоящему верить. Это нечто совершенно иное. Вера в слова Кэдмона исходит не из моего разума, а из совершенно отдельного места. Сейчас я начинаю чувствовать ее искру.

Раньше мне казалось, что я понимаю все, что сейчас поставлено на карту. Только когда я смотрю вниз на гладкое лицо Кэдмона и руки, которые держат мои — руки, которые вырезали его собственную плоть от его тела и превратили ее в объект постоянства, — я понимаю, как сильно ошибалась.

Процесс снятия плоти с мышц человека — это пытка, которую я испытала. Боль, которую я почувствовала, и длительное время заживления после этого являются постоянным напоминанием. Я вздрагиваю, когда воспоминание возвращается ко мне. Я подавляю его еще раз и пытаюсь отдышаться от этой новой информации.

— Ты в порядке? — Голос Кэдмона, до этого превратившийся в фоновый шум, снова становится чётким.

Я не уверена, что у меня есть реальный ответ, но все равно киваю. Он убирает руки и встает во весь рост. Я запрокидываю голову, глядя на него снизу вверх. Я сосредотачиваюсь на его лице, чтобы не пытаться найти шрамы от пережитого, поскольку знаю, что их там не будет. Даже я исцелилась от своих, так что у меня нет сомнений, что он сделал то же самое.

— Я знаю, тебя расстраивает, что я не могу дать тебе больше информации о пророчествах, Кайра, — говорит Кэдмон. — Поверь мне, я хотел бы быть откровенным. Мне не нравятся намеки, которые я вынужден оставлять тебе вместо того, чтобы просто рассказать то, что тебе нужно знать. Недостаток этих способностей в том, что зачастую они управляют нами, и за выход за установленные границы приходится платить.

— Значит, ты не можешь рассказать мне ничего, что не было бы окутано какой-нибудь метафорой или ментальной головоломкой, которую я должна сначала разгадать? — Я спрашиваю прямо.

Губы Кэдмона дрогнули, и он одаривает меня извиняющейся улыбкой, возвращаясь на свое место. — Мне жаль, — признается он. — Но недостаток моей силы в том, что я теряю доступ к пророчествам, если раскрываю тайны будущего.

Я просто смотрю на него. Меня переполняет жар. Разочарование. Я уже сказала ему, что я ни для кого не герой, и меньше всего для него. И все же, когда он смотрит в ответ, я вижу правду в его глазах. У него все еще есть надежда. Надежда, что мне каким-то образом удастся преодолеть все эти препятствия.

Он одно из них.

Какое бы будущее он ни знал, но не мог рассказать мне, оно сидит в тени, как чудовище, готовое наброситься. Подобно существу, о котором родители рассказывают своим детям тихим шепотом, чтобы заставить их вести себя прилично, на случай, если это существо придет ночью и украдет их.

Я не боюсь воображаемого монстра. Мне предстоит столкнуться с более чем достаточным количеством реальных монстров.

Я кладу кулак на каменный стол между мной и Кэдмоном и устремляю на него суровый взгляд. — Так ты не можешь сказать мне, что означают эти имена? — Спрашиваю я.

Взгляд Кэдмона становиться нечто неожиданным. Я и раньше видела сломленных людей. Была свидетелем их гибели в темных переулках и избегала их существования просто из-за того факта, что признание их сломленных душ нанесло бы ущерб моей собственной способности жить дальше. Это именно то, что я вижу сейчас в глазах Кэдмона при повторном упоминании этих имен. Он не говорит, но его губы приоткрываются, как будто он хочет это сделать. Они снова закрываются, и он в ответ качает головой.

Опять же, потому что он не может мне сказать.

Я опускаю глаза на шахматную доску. Фарфоровые фигурки — такие же, как и в любой другой раз, когда я здесь была, — кажется, танцуют перед моим взором. Мне хорошо знакомо это чувство. Я закрываю глаза, но это не стирает правду.

В ловушке. Я действительно в ловушке.

Я могу попытаться получить больше информации от Кэдмона, но у меня такое чувство, что независимо от того, сколько вопросов я задам, независимо от того, сколько раз мы вернемся в это место, я никогда не получу того, что ищу. Может быть, потому, что то, что я ищу, находится не у него. Этого здесь нет, в этом фальшивом саду с его фальшивым светом и его изолированными как в клетки цветами.

От меня не ускользнула ирония. Академия похожа на эту оранжерею. Мы, Смертные Боги, — драгоценные цветы, пахнущие сладостью и силой. Мы растем под светом Богов, но это не настоящий солнечный свет, который освещает нас. Однако основное различие между мной и остальными заключается в том, что я не была выращена как тепличный цветок. Я выросла снаружи. Я была создана из крови, пота и костей.

Мои глаза распахиваются. Конечно же… Я моргаю, глядя на Кэдмона, который смотрит на меня со смесью любопытства и беспокойства на лице.

Эти имена заставили меня кое-что осознать. Я до сих пор не уверена, что они означают, но они напоминают мне, что я не одинока. Я не могу убить Трифона и отказываюсь делать это, не зная правды — правды, которую Кэдмон знает, но не может сказать мне.

Я должна сама найти ее.

Я резко встаю. — Думаю, урок окончен, — говорю я, моргая, когда кровь приливает ко мне, ускоряя движения.

Мне нужно выяснить правду, а затем, когда я решу, что делать, мне нужно выяснить, как использовать остальные. Смертных Богов гораздо больше, чем Богов на свете. Использовать их — это не выбор, а необходимость. Теплицу нужно открыть, а цветы освободить из плена. Только тогда они смогут по-настоящему вырасти в то, чем им суждено было стать.

Только тогда угнетению Богов может быть положен конец.

Глава 23

Теос

— Каликса здесь нет?

Я разжимаю руки и поворачиваюсь, чтобы поприветствовать задавшего этот вопрос. Руэн выглядит немного потрепанным: его волосы в беспорядке, а глаза немного запали, под ними появились тени, которые накапливались неделями, будто обрели там постоянное место.

— Нет, — отвечаю я. — Что с тобой не так?

Руэн отмахивается от моего беспокойства, как делал каждый раз, когда я спрашивал. Я хмурюсь, но не настаиваю. Однако, если он в ближайшее время не придет в себя, мне придется поднажать. Что бы его ни грызло, это не может быть хорошо.