Кровь богов и монстров (ЛП). Страница 47

Я не жду разъяснений. Я выхожу за дверь и быстро иду по коридору покоев Совета Богов, прежде чем он обернется. Я направляюсь прямо через учебные комнаты, вглядываясь в небо, когда выхожу из здания, и пытаясь определить время суток и прикинуть, где могут быть остальные.

Если Азаи хочет получить информацию о Кайре, тогда мне нужно поговорить с остальными. Они должны знать, и нам нужно сплотиться. Что бы он не задумал, я уверен, что ничего хорошего в этом нет.

Глава 22

Кайра

Если бы существовал приз для самых назойливых мужчин во всем мире, Даркхейвены заняли бы первое место, не раздумывая. Это факт, который я не совсем осознавала, пока не была вынуждена неделями сидеть взаперти с ними троими. Мы вместе едим, вместе посещаем занятия, вместе тренируемся. Они нависают надо мной, а надо мной никогда раньше не нависали.

Мне это не нравится. Безмерно.

Они даже сейчас знают, что Регис пытается договориться со мной о встрече. Я бы подумала, что мое очевидное пренебрежение и отсутствие ответа дадут ему хотя бы намек оставить меня, блядь, в покое. Однако, похоже, что мой бывший друг — упрямый мудак.

Его ворона явно поняла, что я больше не захожу в свою старую комнату, и каждые несколько дней стучит в окно Даркхейвенов с новой запиской. Я вообще перестала их читать, а просто забираю их у вороны и бросаю в очаг, прежде чем отослать существо взмахом руки. Руэн, несмотря на свою внезапную молчаливость после встречи с отцом, попытался возразить, что я должна, по крайней мере, дать ответ.

Я нахожу и его, и других властными.

Единственные моменты, когда я обретаю хоть каплю свободы от их постоянного присутствия, — это когда ускользаю тайком или должна посещать уроки с Кэдмоном, хотя первое чаще всего сводится к бесконечным окольным разговорам о Богах.

Дни сменяются неделями, а Каликс продолжает периодически исчезать, не объясняя, куда уходит и чем занимается. Когда он возвращается, от него порой пахнет кровью и гнилью. Даже Теос и Руэн, похоже, не знают, чем он занимается, но ведут себя так, будто это в порядке вещей.

Возможно, так оно и есть.

Каждый день в Академии напоминает мне о невидимой петле, которая продолжает затягиваться вокруг моего горла, перекрывая доступ воздуха. Я дышу только благодаря кислороду, который поступает через кровь.

Мне удалось сохранить книгу, подаренную Кэдмоном подальше от любопытных глаз Даркхейвенов. Но самое шокирующее — от Руэна, который после встречи со своим отцом замкнулся в себе больше, чем когда-либо прежде.

Почему у меня такое чувство, что мы вчетвером просто ждем начала шторма и больше ничего не можем сделать, чтобы подготовиться? Должно же быть что-то. Всегда что-нибудь есть.

— Кайра?

Я моргаю и поднимаю взгляд, когда Кэдмон зовет меня по имени, и звучит это так, словно не в первый раз. Мы снова находимся в странном саду, освещенном божественной силой, перед нами расстелена шахматная доска. Аромат цветов окружает нас и проникает в мои ноздри с каждым моим вдохом. Я качаю головой и снова сосредотачиваюсь на доске.

— Извини, — бормочу я. — Моя очередь? — Я тянусь за пешкой, останавливаясь только тогда, когда темнокожая рука опускается на мою, останавливая движение.

— Твои мысли где-то далеко, — говорит Кэдмон.

Я откидываюсь назад, вытаскивая свою руку из-под его и поднимая взгляд к огням, мерцающим на каждой поверхности потолка. Если бы я не знала лучше, то решила бы, что это настоящий солнечный свет и окна действительно показывают то, что находится за стенами. Но я знаю, что это лишь иллюзия — как и эти «занятия» с Кэдмоном.

Возможно, сейчас самое подходящее время рассказать об изменениях в его книге. Я размышляю об этом, хотя чувствую, как глаза Кэдмона прожигают дыры в моей щеке.

— Что тебя беспокоит? — спрашивает он после нескольких минут молчания.

Более сложный вопрос, я не уверена, что когда-либо слышала. Он все еще надеется, что я приму его просьбу попытаться убить самое могущественное существо, которое когда-либо существовало в этом мире. Каликс хранит секреты, а Руэн замкнулся в себе. Я сбита с толку и расстроена. Тяжесть всех их ожиданий, а также нарастающее давление внутри моего собственного тела теперь, когда сера была удалена, медленно подводят меня к грани безумия, и я боюсь, что когда я упаду за край, пути назад уже не будет.

Я ничего этого не говорю, но вместо этого возвращаюсь к чему-то гораздо более простому. — Книга, которую ты мне дал, снова изменилась, — признаю я.

Я скорее чувствую, чем вижу, как Кэдмон подается вперед. Легкий скрип стула под ним и шорох ткани по каменному столу эхом возвращаются ко мне. К счастью, мне удается сохранять невозмутимое выражение лица и не морщиться от того, насколько громким это кажется.

Мейрин сообщила мне, что вполне естественно, что мои чувства со временем становятся сильнее, поскольку мое тело сейчас приспосабливается к полному доступу моих способностей. Однако от этого справиться с этим ничуть не легче.

— Что она показала тебе на этот раз? — спрашивает он.

— Имена, — говорю я, глядя в его сторону. — Некоторые вычеркнуты, но другие нет.

Лицо Кэдмона не меняется, пока он переваривает эту информацию. — Они расположены в каком-нибудь порядке? — он спрашивает.

— Те, что зачеркнуты, находятся вверху, — говорю я. — А те, что не зачеркнуты, внизу.

— Ты узнала какое-нибудь из них?

Я не решаюсь ответить ему, но спустя мгновение понимаю, что моей нерешительности достаточно. — Я узнала несколько, но они еще не вычеркнуты. — В последние дни появилось еще одно под именем Малахи. Инид Даскхорн. Хотя я не совсем уверена, поскольку не знаю фамилии девушки, Инид — это имя Смертной Богини, которую Теос рекомендовал для продвижения перед битвами. Она победила и все еще жива, но ее имя, появившееся в книге, по какой-то причине настораживает меня.

— Каково новое название книги? — Спрашивает Кэдмон, прерывая мои размышления.

Я сглатываю, прежде чем ответить. — Тем, кого похитили. — Единственный ответ от него приходит в виде небольшого подергивания над левым глазом. Я прищуриваюсь, когда он откидывается на спинку стула. — Что это значит? — Я хочу, чтобы вопрос прозвучал мягко и с любопытством. Вместо этого он звучит резко и раздраженно. Я полагаю, что пытаться скрыть свое разочарование из-за этой ситуации не входит в мои текущие навыки.

Когда больше нет причин прятать свою личность, я просто не могу этого делать. Кэдмон все равно все знает. Мое прошлое. Мое настоящее. И будущее, которое он по-прежнему отказывается разглашать.

— Я не могу сказать, — говорит Кэдмон, протягивая руку за чайной чашкой, стоящей в нескольких дюймах от шахматной доски.

— Ты не можешь сказать или не хочешь?

Его изящные пальцы все еще сжимают хрупкую на вид ручку чашки. Эбонитовые глаза поднимаются, чтобы встретиться с моими. — Ты злишься. — Еще одно утверждение.

Я не могу удержаться и скалю на него зубы. — Ты не говоришь.

Его вздох только еще больше раздражает меня. Он выпускает чашку с чаем и сплетает пальцы домиком, ставя локти на край каменного стола между нами.

— Я как-то говорил тебе, что эта книга особенная, что она довольно древняя и заколдована, — начинает он достаточно тихим голосом, чтобы даже мои обостренные чувства напряглись, чтобы расслышать его. — Но это нечто большее. Книга, которая сейчас находится в твоем распоряжении, является своего рода книгой пророчеств.

— Книга пророчеств? — Я повторяю. — Но в ней рассказывалось и о прошлом. Я думала, пророчества касаются только будущего.

— Все пророчества, которые сбываются, рано или поздно оказываются в прошлом, — мягко отвечает Кэдмон. — Эта книга более чем особенная. — Он делает паузу, и его брови хмурятся, уголки губ опускаются вниз.