Кровь богов и монстров (ЛП). Страница 46

— Ты хочешь узнать больше о новой Смертной Богине? — Говорю я, повышая тон в конце, чтобы сформулировать вопрос. — Почему?

Азаи продолжает потягивать свой напиток. Иногда я задаюсь вопросом, способен ли он заглянуть в мои мысли и узнать, сколько раз я сдерживался, чтобы не напасть на него. В последний раз я был всего лишь десятилетним ребенком. Было неизбежно, что я проиграю и заплачу цену за оскорбление Бога, независимо от того, что он был моим отцом. С тех пор все изменилось. Теперь я старше, мудрее.

Однако мой гнев не утих. Нет, он гноился и разрастался с тех пор, как он убил мою мать и оставил мне шрам над глазом. Поскольку моя мать всегда предупреждала меня не проявлять свой гнев слишком быстро, я принял ее уроки близко к сердцу. Возможно, она хотела, чтобы я полностью отпустил его, но я не отпустил.

Я человек, который питается своим гневом, как умирающий волк. Я человек, который покажет этому единственному — этому Богу — что он совершил ошибку, позволив мне жить много лет назад. Возможно, не сегодня и даже не завтра, но так или иначе, каким-то образом я стану его погибелью и получу от этого удовольствие.

— Девченка ведь теперь живет в северной башне, не так ли? — Азаи отвечает, выгибая бровь. — Конечно, ты и раньше видил ее повсюду. Она ведь была твоей Террой. Какой она была тогда?

Вижу ее по всюду? Мне почти хочется рассмеяться. Конечно, Азаи даже не знает подробностей жизни своих сыновей. Он даже не знает, что мы единственные Первого Уровня кто живет в северной башне — кроме Кайры. Он, должно быть, думает, что она живет в башне но в других покоях. Я не заинтересован в том, чтобы менять его мнение. Чем меньше он знает о нас, тем лучше — даже если эту информацию он мог бы легко узнать сам, учитывая, сколько Терр и других Смертных Богов осведомлены о нашей жизненной ситуации. То, что он по-прежнему слеп к фактам, говорит о нем больше, чем обо мне.

Жалкий.

Он может быть Богом Силы, но интеллект всегда побеждает чистые мускулы. Я благодарен своей матери за то, что она дала мне так много, даже если генетика этого ублюдка передала мне больше моих черт.

Я тщательно подбираю слова, когда отвечаю. — Она действительно живет в северной башне, — говорю я ему, — и да, она была нашей Террой.

Азаи кивает. — И? — Он жестом просит меня продолжать. — Что еще?

Я наклоняю голову набок и настороженно смотрю на него. — Что еще ты хочешь узнать?

Он хмурится. Его золотые глаза — почти точно такого же оттенка, как у Теоса — вспыхивают раздражением. Он с грохотом ставит бокал на стойку, и хрупкое стекло разбивается вдребезги. Я даже не вздрагиваю, когда осколки разлетаются в разные стороны — дерево под рукой Азаи раскалывается с оглушительным — треск!

Вот почему моя мать предостерегала меня от необдуманного использования своего гнева.

Я встречаюсь взглядом с отцом, едва взглянув на теперь уже сломанный бар и стекло, усеивающее пол у наших ног.

— Не играй со мной, мальчик. — Его голос становится низким, похожим на раскаты грома. — Мне нужна информация об этом новом дополнении. Что насчет ее способностей? Они уже проявились?

В этом я должен быть осторожен. То, что я знаю о способностях Кайры, невелико, но я пока не знаю, какую информацию ему уже дали — и есть ли она вообще.

— Кэдмон обнаружил ее наследие, — медленно произношу я. — Разве он не дал тебе никакой информации об этой девушке? — Я отказываюсь произносить ее имя в присутствии такого подонка, как он.

Азаи — высокий Бог, возвышающийся над большинством других благодаря громоздкому телосложению, которое кажется естественным для Бога Силы. Когда он отворачивается от меня и топает прочь, комната, кажется, дрожит от его резких шагов. Пол колеблется, и пыль, которая когда-то прилипала к открытым балкам наверху, осыпает мое лицо как дождем. Азаи пересекает комнату и в очередном приступе гнева хватает кресло, на котором до этого сидел, и швыряет его в стену. При ударе кресло ломается. Еще один громкий треск разносится по комнате, эхом отражаясь от сводчатого потолка, когда дерево раскалывается сквозь нетронутую в остальном ткань, разлетаясь острыми осколками. Маленькие кусочки набивки падают на пол, когда кресло рушится.

Грудь тяжело вздымается, он хрипло дышит и смотрит на беспорядок, который устроил, прежде чем проводит рукой по своим светлым волосам, большая часть которых заплетены в длинные косы с прикрепленными к ним различными безделушками. Побрякушки мерцают в такт каждому движению.

— Как мой сын, — начинает он, — для тебя должно быть честью ответить на мой вызов и предоставить мне информацию, которую я требую.

Честью? Как смешно. Нет ничего благородного в том, чтобы быть его сыном.

— Кэдмон что-то скрывает. — Его рука перемещается к такой же длинной бороде на подбородке, поглаживая блестящие безделушки и там. Мои глаза вспыхивают и сужаются от его слов, но он не смотрит на меня. Вместо этого он смотрит в окно.

— Есть вещи, которых ты не знаешь, мальчик. — Я прищуриваюсь, глядя на мужчину, стоящего в остатках своего гнева, когда он подходит ближе к окну, чтобы посмотреть на скалу и океан за ней.

Богов, может быть, и трудно убить, но им нетрудно причинить вред. Сера делает их уязвимыми, и когда я смотрю на затылок Азаи, увешанный множеством ценных украшений, я представляю, как разбиваю его лицо о стекло и швыряю на зазубренные камни внизу. Если бы эти камни были серой, было бы только лучше.

— У нее такие же способности, как и у всех нас, — говорю я вместо того, чтобы осуществить эту мечту. Сейчас не время, но будущее все еще неизвестно. Я могу получить свою возможность, если правильно разыграю свои карты. — Принуждение. Также исцеление и сила.

Азаи смотрит на меня через плечо. — Больше ничего? Никаких намеков на то, кто мог быть ее Божественным родителем? — требует он.

Я качаю головой, молчаливая ложь. Насколько мне известно, он еще не знает о ее фамильярах и контроле над тенями и пауками. Это больше, чем что-либо другое, говорит мне о том, что, когда Кайра обретет свою истинную силу, это будет великолепное зрелище. Возможно, она даже более могущественна, чем мои братья или я.

— Даже если ее силы проявятся, это не означает, что они укажут на то, кто ее Божественный родитель, — напоминаю я Азаю. — Некоторые силы больше отражают личность Смертного Бога, чем его происхождение.

Азаи хмурится от моих слов, но он качает головой вверх-вниз почти отсутствующим движением. — Да, да, конечно. — Он снова отворачивается к окну.

— Есть что-нибудь еще? — Спрашиваю я, вопреки всему надеясь, что он освободит меня от давления этой комнаты и своего присутствия.

Мой вопрос встречает тишина. Азаи продолжает смотреть сквозь стекло, зациклившись на чем-то вдалеке. Я жду, внутри меня нарастает беспокойство. Гнев и вспышки ярости с его стороны — это нормально. Они ожидаемы. Эта тишина… нет.

Проходит еще несколько минут, а я остаюсь на месте. Я знаю, что лучше не пытаться уйти без разрешения. Однако каждое тиканье часов на каминной полке над его очагом, словно еще больше растягивает мою плоть, все внутри меня сжимается. Когда он наконец заговаривает, я боюсь, что моя кожа просто лопнет от облегчения.

— Я знаю, ты не понимаешь выбора, который я сделал, Руэн, — говорит Азаи, его голос похож на непрерывный низкий рокот. Он не оборачивается, чтобы посмотреть на меня. — Никто из твоих братьев этого не понимает, но то, что я решаю, должно быть сделано для выживания рода Богов, и как мои сыновья, вы являетесь частью этого. Что бы ни случилось, это самое важное.

Род Богов? Мне приходится заставлять свое лицо оставаться спокойным и невозмутимым, когда мышцы моей челюсти начинают пульсировать, а верхняя губа пытается оттянуться назад. Я молчу. Я даже почти не дышу, задерживая воздух в груди, как будто это избавит меня от необходимости вдыхать все, что выдыхает этот мужчина.

Азаи снова надолго замолкает, и у меня возникает странная мысль, что он хочет сказать что-то еще. Однако вместо этого он просто качает головой и взмахом руки отсылает меня этим жестом.