Кровь богов и монстров (ЛП). Страница 45

Я указываю подбородком на девушку. — Отведи ее в класс, и если найдешь Каликса, держи его поблизости. Дай ему знать, куда я ушел. Я вернусь.

Губы Теоса поджимаются, выражение его лица становится жестче, но я уже ухожу, прежде чем он успевает возразить. Звук карабкающегося за мной Терры, его неровные, но проворные шаги, несмотря на его очевидную неуклюжесть, догоняют через несколько секунд, когда он берет на себя инициативу, необходимое допущение, поскольку я не знаю, где Азаи проживает в Академии… или что он планирует для меня.

Терра уводит меня прочь от учебных корпусов Академии и проводит к секции, предназначенной только для Богов. Каждый шаг ближе к моему мучителю возвращает старые воспоминания. Каждый маленький шрам на моих руках и спине напрягается, когда мышцы сжимаются под моей плотью.

Это было так давно. Кто-то может сказать, что слишком давно. Я почти забыл, на что похоже наказание. Воздух с шумом втягивается и выходит из моей груди, пока Терра ведет меня вверх по знакомой лестнице, но вместо того, чтобы остановиться перед комнатой, где Кайра встречалась с Советом Богов, Терра ведет меня прямо мимо двойных богато украшенных дверей. Капли пота выступают у меня на затылке и стекают по позвоночнику под тунику.

Шаги человека, наконец, замедляются, когда мы приближаемся к концу последнего коридора. Нас встречают гораздо меньшие двойные двери в таком же богато украшенном стиле. Молоток, по форме напоминающий молот древнего монстра, с шипами сбоку на голове, а во рту — круглое металлическое кольцо, которое Терра берет и использует, чтобы постучать по дереву один, два, три раза. Каждый звук уводит мой разум все дальше и дальше назад, по мере того как опускается знакомое оцепенение.

Дверь со скрипом открывается, и, дрожа, Терра отходит в сторону. Я не утруждаю себя ожиданием, пока мне разрешат войти по звуку, а вместо этого вхожу в комнату, позволяя тяжелой двери закрыться за мной, запечатывая меня внутри.

Несколько мгновений мои глаза остаются прикованными к полу — прохладному черному мрамору с белыми и золотыми дорожками, бегущими по мерцающей зеркальной поверхности. Затем я медленно поднимаю голову постепенными движениями, пока не выпрямляюсь и не оглядываю огромное пространство того, что выглядит как спальня, достойная короля древности.

Выражение моего лица остается пустым, лишенным каких-либо эмоций, поскольку Азаи игнорирует меня и продолжает сидеть спиной ко мне в кресле с высокой спинкой. Его макушка виднеется над спинкой стула; при его росте это неудивительно.

Его громоздкая фигура обращена к окну, и мне требуется несколько мгновений, чтобы осознать исходящие от него звуки. Нет, не от него… Моя верхняя губа кривится от отвращения, и, как будто мне нужно доказать это самому себе, я делаю несколько шагов вперед и в сторону.

Я останавливаюсь при виде женщины, стоящей на коленях, вырез ее платья распахнут и опущен под обнаженной грудью. Ее рот сомкнулся вокруг члена Азаи, и она задыхается и давится, когда мужчина, которому она в данный момент отсасывает, держит ее за голову ладонью, почти вдвое превышающей размер ее черепа. Из него вырывается нечто вроде стона, когда он наклоняет ее голову и удерживает ее.

Мои руки сжимаются в кулаки, когда ее глаза расширяются, и устремляются на меня. От унижения ее лицо становится ярко-красным, когда Азаи изливает свое семя ей в рот и горло. Слезы собираются в уголках ее глаз и стекают по лицу. Но как только Азаи закончил, это все. Он отпускает женщину и взмахивает на нее рукой, как будто прогоняет животное. Быстро взяв себя в руки, женщина задирает вырез на груди и прикрывает рот тыльной стороной ладони, когда встает на дрожащие ноги и спешит мимо меня. Ее шаги — единственный звук в комнате, пока щелчок закрывающейся двери не погружает помещение в тишину.

Я закрываю глаза, пытаясь избавиться от сцены, свидетелем которой я только что стал. Я не должен удивляться, и я не удивляюсь. То, что я сейчас испытываю, — это отвращение и усталость.

Скрип кресла, когда мой отец сдвигается и встает, заставляет меня распахнуть глаза. Я не отрываю взгляда от его лица, но краем глаза понимаю, что он засовывает свой покрытый слюной член обратно в брюки и застегивает их.

— Ты здесь, — констатирует он с кивком. — Хорошо. Нам многое нужно обсудить.

Я ничего не говорю. Я просто жду и поворачиваюсь, наблюдая, как он обходит кресло и направляется к барной стойке на другой стороне комнаты. Он берет с полки стакан, открывает графин и наливает себе изрядную порцию. Азаи смотрит на стакан, а затем наливает второй, наполняя и его.

Еще только поздний час, а он уже пьет. Я сосредотачиваю свое внимание на его лице, отмечая свежие морщинки вокруг глаз и губ. Он выглядит старше с тех пор, как я видел его в последний раз. Это странно. Он всегда казался совсем молодым. Однако сейчас он выглядит достаточно взрослым, чтобы на самом деле иметь детей моего возраста. Я принимаю к сведению и прячу информацию на задворках своего сознания — это то, о чем мне обязательно нужно будет спросить Кэдмона. Он сказал, что Боги стареют, но кажется странным, что это происходит в течение нескольких лет, когда они живут столетия.

— Пойдем. — Азаи щелкает пальцами в мою сторону. — Выпей со мной, сынок.

Стиснув зубы, я делаю медленные размеренные шаги к нему. Когда он протягивает мне второй стакан, полный янтарной жидкости, я не жду, пока он попробует его первым. Я подношу его к губам и выпиваю все залпом.

Азаи замирает, не донеся свой бокал до губ.

Я со стуком ставлю стакан. — Спасибо, — выдавливаю я слова. — Оно было весьма приятным.

Ухмылка пробегает по его губам, и он фыркает, делая глоток из своего бокала. — Сомневаюсь, что ты что-то почувствовал, — комментирует он. — Ты выпил его так быстро, что я сомневаюсь, что ром даже коснулся твоего языка.

Он был прав. Я предположил, что алкоголем был бренди, а не ром. Я даже не пробовал этот напиток, но я бы понял это, если бы попробовал. Я дарю ему улыбку, полную зубов, жалея, что у меня нет способности Каликса выпускать на свет клыки.

— Дело не в сорте, который придает ликеру приятный вкус, — говорю я, — а в компании, в которой мы находимся. — И не важно, выдержанный это алкоголь или нет, я бы сказал, что все, что даст мне этот мужчина, в конечном итоге окажется не более чем дерьмом у меня на языке.

— Я вижу, ты научился хорошо держать язык за зубами, — говорит Азаи, его слова наполовину веселые, наполовину сардонические, когда он слегка прихлебывает из своего бокала. — Но я позвал тебя сюда не для того, чтобы обсуждать выпивку. Скажи мне, я слышал, что твоя Терра была признана Смертной Богиней. Что ты знаешь о ней?

Опасное предчувствие расцветает в моей груди, распространяя тьму, о существовании которой я даже не подозревал, наружу, пока оно не проникает в каждую мою конечность. Мое тело реагирует так, словно оно атрофировалось. Эта встреча из-за Кайры?

Теперь я действительно жалею, что все еще не держу свой бокал в руке. Это, по крайней мере, дало бы мне возможность сосредоточиться на чем-то другом, а не на осознании того, насколько близко ко мне находится Азаи и как легко было бы ударить его кулаком в лицо.

Не позволяй своему гневу управлять тобой, сын мой, ибо гнев сделает тебя слабым перед неправильным выбором.

Я закрываю глаза, когда мягкий, почти лирический звук воспоминания проникает сквозь ярость, переполняющую меня. Голос усталый, но любящий. Женственный.

Твой гнев не меняет никого, кроме тебя самого. Ты можешь использовать его как топливо, но не позволяй ему поглотить тебя, иначе ты перестанешь быть тем, кто ты есть, — ребенком моего сердца.

Моя кожа становится невероятно тугой, натягивается на мышцы и кости, которые больше всего на свете хотят разлететься на миллион кусочков. Когда я снова открываю глаза, мне кажется, что прошли годы. Все мое тело болит от усилий, которые потребовались, чтобы сдержаться, и это состарило меня — если не внешне, то внутренне.