Придворный Медик. Том 2 (СИ). Страница 43

— «Чудесное» предложение, Александр. Уже догадываешься, как я на него отвечу? — я закатил глаза и подавил в себе приступ ярости.

На самом деле его условия я хотел выслушать чисто из интереса. Никаких согласий я давать не собирался.

Хотелось мне показать ему, что я на самом деле думаю о нём и о его отце на практике, но в клинике этого делать нельзя. Так я только лишних проблем наберусь. Очевидно, теперь он пользуется совершенно другой тактикой. Со стороны может показаться, что Громов цепляется за мизерные шансы выдавить из меня информацию, поэтому и говорит первую попавшуюся в голову дребедень.

Но на самом деле он меня провоцирует. Беспардонно упоминает моего младшего брата. Уточняет, что они с отцом уже знают о том, что Кирилл жив. Хотя на самом деле это не так — я готов поклясться, что они тычут пальцем в небо.

Цель этого разговора — расшатать меня и принудить к насилию. Громов не так уж плохо читает эмоции. Он видит, что я искренне хочу зайти в соседний кабинет и приложить к его голове дефибриллятор.

Ведь если я вспыхну и отвечу ему физической силой, тогда у Александра появится ещё один повод для шантажа. Сначала «бедный» жалобщик сообщил главному лекарю о нарушениях его прав, а сразу после этого обвиняемый специалист ещё и поколотить его умудрился!

После такого меня точно отсюда турнут. Но я на это не куплюсь. Александр получит по заслугам, но не сейчас. Я выжду удобный момент.

— Не советую отказываться, — настаивал Громов. — Если тебя уволят из этой клиники, то…

— Дай сюда, — я вырвал у него из рук текст с жалобой. Надо ведь хотя бы понять, в чём меня обвиняют!

Громов не стал сопротивляться. Он бы с радостью закатил скандал на глазах у свидетелей, но, к моему счастью, в этот момент в коридоре было пусто.

Так… Интересно. Александр жалуется на то, что мы с Евгением Кирилловичем в грубой форме выгнали его из своего кабинета, так как сочли, что у него нет показаний для лечения в дневном стационаре.

Сразу две несостыковки. Сомневаюсь, что Гаврилов стал бы грубить пациенту. Тем более дворянину. А меня самого в кабинете в тот момент вообще не было!

А… Тут уточняется, что я давал советы Гаврилову по телефону. Расплывчатое понятие. Может, и давал! Но явно по другому поводу. Я бы запомнил, если бы Евгений Кириллович упомянул Александра Громова.

А дальше в тексте жалобы появляется абзац от самого Максима Владимировича Ломоносова. Вот уж мой конкурент тут оторвался по полной программе! Будто бы Александр Громов поступил к нему чуть ли не в критическом состоянии. По-хорошему надо было класть его в круглосуточный стационар, но господин Ломоносов героически вытащил его из острого состояния и записал в своё отделение.

Да уж, пробивает до слёз! Только слёзы эти от смеха, а не от умиления.

Дальше Ломоносов прикладывает результаты анализов и пытается доказать, что Громов действительно был в тяжелом состоянии в тот момент. И чёрт меня раздери, какой же тут бред… Вот теперь я точно знаю, о чём поговорить с господином Преображенским!

Уверен, главный лекарь будет в плохом настроении из-за поступившей жалобы, но я планирую очень быстро зарядить его позитивными эмоциями.

— Убедился, Павел? — самодовольно улыбнулся Александр Громов. — Тут, можно сказать, сразу две жалобы. И от врача, и от пациента. Как ты планируешь с этим справиться? Понимаешь ведь, что мы поставили тебе шах и мат?

— О да! — с сарказмом ответил я. — Даже не знаю, что мне терпеть делать. На, держи свою филькину грамоту, — я отдал Громову его жалобу и прошёл мимо него.

— Стой! Ты куда? — оторопел он.

— Сказал же — к главному лекарю. Как поговорю с ним, сразу же загляну проведать вас с господином Ломоносовым, — улыбнулся я. — Может, помогу Максиму Владимировичу вылечить своего старого безнадёжно больного друга.

Больного на голову, если уж на то пошло. Всё понимаю: дворянские семьи вечно грызутся между собой. Но давить на людей, упоминая погибших родственников? Это хорошо, что я умею противостоять эмоциональному натиску. Другой человек на моём месте мог бы поступить куда более агрессивно.

В общем, семья Громовых пока что кажется мне даже опаснее, чем тот же Виктор Шолохов. Да, барон там что-то воротил вместе с Дубковым, даже до покушения на жизни людей дело доходило, но всё же в их действиях я вижу мелочность.

А вот Ярослав Громов вместе со своим сыном явно готовит что-то более крупное. Недаром же на них напал тот же убийца, что и на мою семью? Не просто так они допытывают меня уже вторую неделю?

Думаю, когда закончится вся эта эпопея с жалобой, нужно ещё раз навестить Громова-старшего. Уже без предупреждения. Ему придётся объясниться.

Я поднялся на четвёртый этаж и прошёл мимо секретаря в кабинет Андрея Фёдоровича Преображенского.

— Добрый вечер, Андрей Фёдорович. Вызывали? — я запер за собой дверь и присел напротив главного лекаря на широкий кожаный диван.

— А вы не спешите без команды рассиживаться, господин Булгаков, — сделал замечание он. — Вы не на отдых пришли. Вы вообще представляете, какую жалобу мне только что передали?

— Представляю, текст уже видел, — устраиваясь поудобнее, произнёс я. — Из таких жалоб только баню строить.

— Чего? — не понял Преображенский. — Булгаков, вы что несёте?

— Липа, — объяснил я. — В бане её часто используют. И жалоба эта тоже — липа.

— Вы каламбуры, что ли, пришли мне рассказывать? — оторопел Преображенский. — В каком месте это — липа? Тут все анализы приложены. Вы не приняли пациента, который нуждался в срочной помощи. Причём пациента важного! Хорошо ещё, что он к своему отцу пока что не обратился.

— Каждое слово в этом тексте сфабриковано, — невозмутимо продолжил отстаивать свою позицию я. — Во-первых, обратите внимание, что господин Громов жалуется, что я посоветовал Гаврилову не принимать этого пациента. А теперь взгляните сюда, — я поднялся и показал главному врачу перечень своих звонков. — Как видите, в этот момент мы с Евгением Кирилловичем даже не созванивались.

— Вы могли удалить…

— Мог, — перебил его я, затем открыл на своём телефоне документ. — И знал, что вы будете сомневаться. Поэтому запросил выписку от своей службы связи. Здесь перечислены все мои звонки. Печать и подпись организации стоит. Можете ознакомиться.

Всё это я сделал, пока поднимался на четвёртый этаж. Вот он — прогресс! Одна минута — и на телефоне уже есть документ, который может меня оправдать.

— Так… Допустим, — закончив изучать мои выписки, кивнул Преображенский. — В таком случае получается, что это Гаврилов выгнал пациента!

— Сомневаюсь. Тем более, как вы могли заметить, жалоба написана на меня, а не на Евгения Кирилловича. К нему претензий у Александра Ярославовича почему-то нет.

Главный лекарь тут же изменился в лице. Он понял, к чему я это веду. Вся эта жалоба пропитана личными мотивами. И топить пытаются именно меня. Причём мотивация Ломоносова главному лекарю известна. Ведь он сам организовал нам конкурентную среду.

— Так, а что насчёт жалобы Максима Владимировича? — спросил Преображенский. — Он всё подробно расписал. В тот вечер пациент нуждался в срочной госпитализации. И анализы это подтверждают. Получается, что наказать я должен не вас, а Евгения Кирилловича?

— Господин Гаврилов тут точно ни при чём. Он отправил домой абсолютно здорового человека, который зачем-то пытался улечься в дневной стационар. Как вы сами понимаете, мы могли бы провести его в своём отделении, чтобы увеличить эффективность в отчётах. Но мы сторонники честной конкуренции.

— Да где ж он здоровый, когда у него все маркёры указывают на острое повреждение миокарда? Такое впечатление, что у Александра Ярославовича инфаркт намечался!

— Обратите внимание на номера, которые написаны на этих анализах. Вбейте хотя бы один из них в медицинскую информационную систему. Сразу же поймёте, к чему я клоню, — пояснил я.

Искать результаты в системе можно двумя способами. Нужно ввести паспортные данные пациента или индивидуальный номер конкретного анализа.