Призрак Сомерсет-Парка. Страница 31

От его дыхания окно запотело.

— Я вырос в сиротском приюте в Рэндейле, а когда мне исполнилось тринадцать, пошел в ученики к кузнецу, мистеру Саттерли. Тот меня усыновил, но относился скорее как к рабочему, нежели к сыну.

Уильям снова повернулся ко мне, однако на сей раз его черты смягчились.

— Следующие два года я ложился спать с ноющими мускулами, руки мои покрылись волдырями от раскаленного железа. А потом однажды мистер Саттерли ушел и больше не вернулся. Он направлялся сюда, на конюшню в Сомерсете. Приходский констебль сказал, что его нашли на обочине избитым до полусмерти. Вскоре после этого пришла миссис Донован и сообщила, что меня приютит сам лорд Чедвик. Я, уж конечно, не горевал по кузнецу. Да и с чего бы мне отказываться от шанса на лучшую жизнь. Я думал, что обрел рай, мисс Тиммонс. — Грусть на его лице исчезла. — Я и не догадывался, что мне суждено было угодить в ад.

Суждено угодить в ад? Я взглянула на собаку на картине и приподняла брови.

— Что же случилось? — На языке крутились тысячи вопросов, но я решила, что будет лучше продолжать направлять его, используя туманные подсказки.

Он оттолкнулся от подоконника.

— Взять меня под опеку лорда Чедвика сподвигла не доброта. У него имелся план, на осуществление которого должны были уйти годы. А к тому времени, как его план с треском провалился, и он, и Одра уже были мертвы.

Пламя всех свечей в комнате слаженно дрогнуло.

— Каков был его план? — прошептала я.

— Одра не могла унаследовать Сомерсет-Парк. Ему был нужен сын. Он воспитывал меня несколько лет, готовя к тому, что я стану Линвудом. Он собирался объявить меня законным наследником, как только найдет необходимые доказательства.

Сам воздух в комнате будто исчез. Я пыталась сделать вдох, едва не рухнув на колени.

Канделябр упал на пол, и крошечный огонек погас.

— Лорд Чедвик был вашим отцом? — задыхаясь, выпалила я.

Уильям подошел ближе.

— Я об этом и представления не имел, пока он не признался мне на смертном одре. А мы с Одрой к тому времени уже два года были тайно влюблены.

— А доказательства?

Он покачал головой, словно воплощая собой трагедию.

— Похоже, они навсегда утрачены. Лишь Одра знала правду.

Уильям положил руку на каминную полку. По мере того как я обдумывала новые факты, у меня начала складываться теория. Все это время я воображала, будто Одра была влюблена в мистера Пембертона. Тот красив и достаточно богат, а главное, он унаследовал бы титул лорда и Сомерсет. Забудем слухи о семейном проклятии — так что же могло столь сильно терзать Одру, раз единственным выходом для нее оказалось броситься со скалы навстречу собственной гибели? Но если она была тайно влюблена в Уильяма, брак мог стать для нее смертным приговором. А если и этого мало, то узнать, что твой возлюбленный на самом деле приходится тебе сводным братом, — о, это, вероятно, было просто невыносимо.

Глаза Уильяма заблестели.

— Так скажите, мисс Тиммонс, кто был бы сейчас счастливее — молодой подмастерье кузнеца, что подумывает однажды открыть собственную кузницу или даже завладеть вниманием хорошенькой девчонки в церкви? А? Или сломленный человек, которого вы перед собой видите? — Он схватился за горловину расстегнутой рубашки и потянул ее, и я сумела лучше разглядеть отметину у него на шее. — Три месяца прошло, но все еще видно, где порвалась веревка, — сказал он. Темные провалы под глазами и впалые щеки делали его старше своих лет. — Я разом потерял и право на наследство, и свою любовь.

Maman назвала бы его ходячим мертвецом. Я сглотнула комок в горле, вспомнив о собственной петле. Крохи жалости побудили меня сказать ему правду.

— Мне жаль, что я вас потревожила, — пробормотала я. — Я пришла только взглянуть на ее вещи.

Он опустил тяжелую руку мне на плечо.

— Тогда я вас покину. Пожалуйста, ничего не трогайте. — С этими словами он кивнул и закрыл за собой дверь, оставив меня одну в комнате Одры.

[5] Конечно (фр.).

Глава 27

Оправившись от откровений Уильяма, я неспешно осмотрела комнату, внимательно разглядывая мелкие детали. В отличие от библиотеки, здесь не было ни пылинки. Все, от книжных шкафов до камина, содержалось в чистоте. А личные вещи Одры по-прежнему лежали на своих местах, словно неприкосновенные музейные экспонаты.

Под креслом стояла пара атласных туфелек. На диванной подушке — отпечаток руки, возможно, принадлежавший ей. На канапе лежали пяльцы для вышивания. Цветочный узор был наполовину закончен, иголка с ниткой закреплена на краю, будто Одра только что отошла и в любой момент вернется.

Это была не спальня — склеп. Музей сокровищ, которыми их хозяйка никогда уже не будет наслаждаться.

Мое внимание привлек книжный шкаф. Все тома были аккуратно расставлены в алфавитном порядке, за исключением одного на нижней полке, его корешок торчал наружу. Присмотревшись, я заметила, что обложка прилегает неплотно. Я открыла ее и нашла между страницами цветок с кремовыми лепестками.

Сердце замерло от необычного ощущения. Я подошла к трюмо Одры и увидела серебряную щетку для волос. В щетине застряли несколько белокурых прядей.

Верхний ящик оказался на удивление неглубоким, в нем лежала лишь стопка идеально сложенных носовых платков и плоская красная коробка. Я открыла ее и тут же узнала диадему с голубым камнем. Даже в слабом пламени свечей она мерцала как мириад звезд. Должно быть, в ней Одра чувствовала себя особой королевской крови. Жаль, что такую красивую вещь хранят подальше от глаз и никогда больше не наденут.

Я посмотрела на свое унылое отражение в зеркале. И снова опустила взгляд на раскрытую коробку.

Уложив локоны, я водрузила диадему на макушку, словно коронуя себя. Потом подалась ближе к зеркалу. Да, так-то лучше.

Я подошла к комоду. Внутри нашелся аккуратно свернутый список предсвадебных дел. Всю страницу заполнял изящный почерк Одры. Один пункт был подчеркнут дважды и обведен сердечком: Подснежники, букет невесты.

Подснежники? Я сморщила нос, подивившись столь необычному выбору. Чем ей обычные розы не угодили?

Затем я осмотрела необъятный гардероб красного дерева. По размеру он был вдвое больше того, что стоял у меня в комнате. Задняя стенка обшита досками из светлого кедра. Хватило лишь беглого взгляда на висящие внутри платья, чтобы понять: фасонами и размером они похожи на те, что появились в моем шкафу.

Размышляла я над этим недолго — мое внимание привлекло кое-что другое. Почти вся одежда была сдвинута в сторону, чтобы освободить место для одного наряда, ткань которого нельзя было сминать. Белый атлас сиял словно звездный свет, по лифу спереди сбегали жемчужные пуговицы. Пышная юбка отделана филигранным кружевом, подходившим к белой шляпке и вуали, что аккуратно хранились рядом. Как и все остальное в этой комнате, платье словно берегли на будущее, ожидая, что его законная хозяйка восстанет из могилы и наряд обретет новую жизнь.

Я представила свою маленькую комнатку в пансионе мисс Крейн. Мои жалкие пожитки наверняка уже выброшены. Никому нет дела, останусь я в тюрьме или отправлюсь на виселицу.

Холодок прошелся по шее незримым ножом.

Я вообразила, как миссис Хартфорд пишет записочку своему покойному мужу.

Ты любил меня?

Никто не заплатит за сеанс, чтобы поговорить со мной. Никто мне не напишет, отчаянно надеясь обнаружить в Книге духов от меня послание. Никто не будет скорбеть. Какая насмешка судьбы — неожиданно жестокая и тяжелая.

Одна из свечей зашипела и погасла. Мне показалось это знаком.

Я задула остальные канделябры и пошла обратно по коридору. Отперев дверь, уселась на кровать и стала перебирать в памяти детали комнаты Одры. Что-то в ее списке предсвадебных дел не давало мне покоя. Точно застряло в голове, не желая исчезать. Я будто вновь увидела слова, написанные изящным почерком: Подснежники.