Возвращайся, сделав круг 2 (СИ). Страница 39

- Хиганбана...- тихо выдохнула я.

Кроваво-красная лилия с тонкими изогнутыми лепестками и длинными тычинками издавна считалась в Японии растением умерших. Цумуги ненавидела гвоздики, потому что по форме они напоминали ей этот зловещий цветок... Но откуда лилии здесь, да ещё и в таком количестве? И эти фонарики... "Души монахов...",- пронеслось в голове. Мысль будто кем-то подсказана – точно ответ на неозвученный вопрос. Поёжившись, я поддёрнула рукава, подобрала полы кимоно, заткнула их за оби и двинулась вперёд. Вода поднималась всё выше. Дошла до колен, потом до бёдер. Похоже, всё-таки придётся добираться вплавь... "Посмотри на огни...",- снова мелькнуло в сознании. Покачиваясь на воде, фонарики выстраивались в неровную линию, ведующую к храму. Всё, как сказал Ракурай, и подтвердило... моё подсознание? Или как ещё назвать не мои мысли, словно произнесённые моим голосом?.. Казалось, я брела к храму вечность. Фонарики и цветки хиганбаны плавно покачивались на волнах, словно гипнотизируя, но вода оставалась на уровне колен до самого конца. Вот я у энгавы. В одном месте часть её спущена в воду подобно перекидному мостику, и волны бесшумно набегают на покрытые тиной доски. Несколько раз поскользнувшись, я всё же вскарабкалась наверх и нерешительно застыла у порога. Комната, в полумрак которой таращилась по-совиному, была совсем небольшой и совершенно пустой. Отблески голубоватого света падали откуда-то сверху. И что теперь?.. "Найти то, за чем пришла..." Забыв опустить полы кимоно, я торопливо шагнула внутрь. "Подсказки" подсознания уже начинали пугать. Как если бы я говорила с внезапно пробудившейся во мне второй личностью. Чем не признак зарождающейся шизофрении?

Ненадёжная на вид лестница вела на второй этаж. Наверняка чаша там. А вместе с ней, и "оберегающая" её мумия "живого Будды"... Интересно бы посмотреть на реакцию Ракурая, вернись я без чаши, но с оправданием, что не смогла её добыть, испугавшись костей монаха и неустойчивой лестницы... Ступени прогибались и скрипели под моими ногами. В абсолютной тишине этот звук казался святотатственным. Но вот последняя ступень осталась позади, и я растерянно замерла. "Верхняя" комнатка была ещё меньше "нижней". Никаких стен – крышу поддерживали четыре столба. Низкое подобие ограды... и алтарь, усыпанный цветами хиганбаны. А на алтаре – скукоженное нечто в белом конусообразном уборе на голове. Именно от алтаря исходил голубоватый свет, виденный мной ещё с берега озера – сгорбленная фигура будто парила в нём. "Чего ты ждёшь?.." Очнувшись, я чуть не крадучись подошла ближе. Высохшее лицо, застывшее в вечном оскале. Слои шёлковых одежд, не тронутых временем, чётки, спускающиеся с костлявого запястья на сложенные в позе лотоса колени, и небольшая круглая чаша, зажатая в пальцах, на которых не осталось и намёка на плоть...

- Это и есть... Чаша Будды?- прошептала я, обращаясь неизвестно к кому.

И было умолкнувшее "подсознание" услужливо предложило: "Возьми её, раз уж смогла зайти так далеко..."

***

- Вот так просто... взять и уйти?

"Ты ведь здесь для этого…"

- Не по своей воле... Мне не нужна ни чаша, ни заключённая в ней сила...

Перед кем, спрашивается, оправдываюсь? Перед высушенной мумией монаха-самоубийцы?

"Тогда уходи..."

Закусив губу, я всматривалась в неподвижную светящуюся фигуру. Невероятно, но этот полускелет не внушал мне, до истерики боявшейся юрэй, никакого страха. И храм без названия казался скорее таинственным, чем пугающим. А озеро, на волнах которого покачивались фонарики и цветы смерти, – красивым. И вообще, здесь – такое умиротворение... Даже я, совершенно не восприимчивая к местной религии, его почувствовала. Удивительно, что именно в этом окутанном святостью месте хранится чаша такой разрушительной мощи...

"Разрушительной?.."

- Да. И, надеюсь, она уничтожит того, кто послал меня сюда!

Я решительно потянулась к чаше. Стараясь не касаться костлявых пальцев, накрыла её ладонями сверху и снизу и подняла глаза на мумию.

- Прости, что забираю её у тебя...- и рванула чашу к себе.

Свечение погасло, а скелетообразные ладони мумии вдруг сложились в молитвенном жесте. Я ошарашенно попятилась, оступилась и, не удержавшись на ногах, рухнула вместе с чашей, случайно ударив её о пол... Едва различимый щелчок. Я в ужасе подскочила, так и не выпустив чашу из ладоней. По каменной поверхности побежала тонкая трещина, и сквозь неё блеснул голубоватый свет – в таком же только что парила фигура живого Будды.

- О Господи!- в панике выкрикнула я.- Сейчас она развалится и испепелит меня! 

Ещё трещина, и тот же голубоватый свет... Держа чашу в вытянутых руках, я бросилась обратно к "живому Будде", собираясь вернуть жуткую посудину, но свечение уже мягко окутало мои запястья, и я в ужасе остановилась. Начало конца – теперь процесс не остановить...

- Это – наказание за то, что разграбила святилище и отобрала у монаха его святыню!- сокрушённо пробормотала я.

"Чаша никогда не была моей. Я – лишь хранитель..." 

Я вскинула на мумию округлившиеся глаза.

- Так это ты говоришь со мной?! Всё это – не мои мысли, а твои слова?..

"Те из них, что ты смогла услышать. А теперь – уходи..."

- Но чаша...

"Её сила – в твоих руках..."

Я покосилась на свои руки. Свечение продолжало распространяться по коже, а вместе с ним по телу расходилось ласкающее тепло. Странные ощущения – от мощи, способной испепелить...

"Отправляйся. Нам обоим пора..."

Если это – телепатия, то мумифицированный монах явно перешёл в этом умении на новый уровень совершенства.

- Спасибо,- я поклонилась.- И... прости, что ограбила...

Мумия безмолвствовала, но вдруг засветилась ярким белым светом и... рассыпалась прахом. Я закашлялась, снова поклонилась на всякий случай и попятилась к лестнице. Сползла по ней, бережно прижимая чашу к груди, торопливо пересекла нижнюю комнату и, соскользнув с края энгавы, плюхнулась в озеро. Вода – по-прежнему тёплая, но что-то изменилось... Фонарики исчезли – на поверхности воды покачивались только кроваво-красные цветы хиганбаны... В пещеру проникал сероватый свет зарождавшегося дня, и вся мистика этого необычного места в нём как будто растворилась. Но причина изменения, конечно, не в дневном свете, а в святости, ушедшей вместе с обратившейся в пыль мумией монаха.

Развязав оби, я выскользнула из верхнего кимоно, оставив только нижнее. Огоньков-душ больше нет, мелководье указывать некому, и мне, вероятно, придётся пересекать озеро вплавь. Осторожно завернув чашу в ткань, закрепила её на спине и, удивлённо ахнула, уставившись на свою руку – ту самую, которую ранила у разрушенных торий Храма Тысячи Демонов. Шрама, оставленного остриём щепки, больше не было... Я лихорадочно распахнула кимоно, обнажив бок, изуродованный когтями óни, и, не веря глазам, уставилась на совершенно гладкую кожу... Спустив с плеча ткань, осмотрела предплечье, некогда продырявленное стрелой Юрико – никаких следов. Не могла взглянуть на спину, но наверняка и отметины, оставленные Иошинори-сама, тоже исчезли. Как такое возможно? Неужели святость этого места всё же подействовала на меня, совершив то, чего не мог добиться Кииоши-сама своими снадобьями? Рассеянно перебирая ногами, я двинулась к противоположному берегу. Вода в самом деле вскоре дошла мне до груди и я поплыла.

Ощущение невероятной лёгкости. Я продвигалась вперёд, почти не прилагая усилий. Если бы не плотность и влажность воды, решила бы, что парю в воздухе. По озёрной поверхности расходилось голубоватое свечение. Кружившиеся вокруг хиганбаны задевали кожу загнутыми лепестками... А я, словно во сне, скользила в светящейся воде, окружённая кроваво-красными цветами, и не могла вспомнить, когда в последний раз испытывала такую безмятежность. Берега достигла досадно быстро, с сожалением выбралась из воды. Но свечение ушло вместе со мной – на поверхности покачивались только хиганбаны, молчаливо проводившие меня до самой кромки. Не удержавшись, я выловила один цветок и, воткнув его в волосы, закрепила за ухом. Хотя... может, следует подарить его Ракураю – с весьма недвусмысленным намёком?