Попав в Рим (ЛП). Страница 61

— Вау, ты выглядишь просто отвратительно, – говорит Эмили, заходя следом за мной.

Я хмыкаю. Я так подавлен, что даже не могу выдавить из себя колкости.

— Ной, серьёзно, ты выглядишь жутко.

— Слышал в первый раз, – бурчу, яростно протирая стойку.

— Ты сегодня говорил с Амелией?

Я перехожу к высокому столику и протираю его так усердно, будто пытаюсь снять с него слой дерева.

— Нет.

— Позвонишь ей позже?

С чего это она вдруг так интересуется моими звонками?

— Может быть.

Эмили наблюдает, как я швыряю тряпку на пол и ногой оттираю упрямое пятно.

— Энни сказала, что когда она была у тебя дома пару дней назад, Амелия звонила, а ты не стал брать трубку.

Я пожимаю плечами – мне совсем не хочется сейчас это обсуждать.

Эмили хватает меня за руку, когда я пытаюсь пройти мимо.

— Эй, постой секунду. Нам нужно поговорить.

— Ладно. Но только не об Амелии.

Я упрямо смотрю на стену, отказываясь встречаться с сестрой взглядом. Я ворчу, и все мои эмоции вот-вот вырвутся наружу, а я не хочу, чтобы именно она их приняла на себя.

— Слишком плохо, но говорить мы будем именно об этом. Садись.

Она указывает на высокий столик. Я не двигаюсь, просто из упрямства.

— СЕЙЧАС, – рявкает она, и я мгновенно подчиняюсь, потому что, чёрт возьми, она становится пугающей, когда сердится.

Эмили даже не даёт мне как следует усесться на табурет, прежде чем вонзает мне в сердце нож мясника:

— Амелии не будет девять месяцев.

Я сглатываю и хмуро смотрю на неё.

— Да, спасибо, капитан Очевидность…

— Её не будет, – продолжает она. — И что ты собираешься с этим делать?

Я закрываю рот, потому что не ожидал такого вопроса. Что значит «что делать»? Что тут можно сделать? Завтра у Амелии начинается тур, и она позвонит мне, когда устроится в автобусе. А потом мы будем неделями играть в телефонные прятки, пока она наконец не устанет от неудобств, которые я ей создаю, и не бросит меня. (Мы этого не планировали, но я почти уверен, что так и будет.)

— Ничего. Я остаюсь в Риме, буду заботиться обо всём и обо всех, пока она в туре. Думаю, ты, как никто другой, должна была бы этому радоваться.

Эмили морщится, будто я её ударил. И, возможно, в каком-то смысле так и есть. Вот почему я не хотел с ней об этом говорить – мои рефлексы сейчас настроены на разрушение.

— Прости… – тяжело вздыхаю я, проводя рукой по волосам. — Не стоило так говорить.

— Нет, не извиняйся. Ты прав, и отчасти поэтому я здесь.

Она делает паузу, глубоко вдыхает, выдыхает и продолжает:

— Я была несправедлива к тебе…и к девочкам. Мы с тобой достаточно взрослые, чтобы помнить наших родителей, какими они были. Мы помним, что чувствовали в тот день, когда нам позвонили и сообщили о них. Поэтому мы точно знаем, откуда берётся наша травма. А девочки её чувствуют, но не всегда понимают почему.

Меня скручивает от боли внутри. И когда глаза Эмили наполняются слезами, я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не спрыгнуть с табурета и не пуститься наутек. Всё, чего я хочу, – убежать от боли, но она всегда находит меня.

— Недавно я поняла, что просто смирилась со своей травмой и решила жить в её границах, чтобы больше не страдать. Мне было проще всего знать, что я боюсь потерять близких, и поэтому не выпускать их из виду. Но теперь я вижу, что мне было комфортнее платить за это спокойствие ценой счастья окружающих. Мэдисон… – Эмили с трудом выдыхает и плотно закрывает глаза. — Мэдисон так мечтала уехать учиться в кулинарную школу, а я отговорила её. Из-за меня и моих страхов она теперь работает учительницей и ненавидит свою работу. Энни настолько предана мне, что даже не рассматривает возможность уехать из этого городка, и я боюсь, что теперь она уже не позволит себе мечтать о большем. А ты… – По её щеке скатывается слеза. Я накрываю её руку своей.

— А ты тащил на себе не только свою боль, но и нашу, с тех пор как тебе пришлось повзрослеть в десять лет. И это несправедливо, Ной. И единственный раз, когда ты всё же позволил себе снова чувствовать, Мерритт этим воспользовалась. А потом…этим воспользовалась и я. Когда ты пришёл помогать с бабушкой, я должна была поддержать тебя и подбодрить, чтобы ты снова начал жить. Чтобы не отказывался от любви. Но вместо этого я использовала твою боль в своих интересах – чтобы держать тебя рядом и чувствовать себя в безопасности. Но нам обоим пора перестать оберегать свою жизнь от любых потрясений. Думаю, в этой жизни нам ещё не раз будет больно…но, может, оно того стоит? Потому что иногда мы будем переживать и что-то по-настоящему прекрасное. Может, не всё закончится болью. Но мы никогда не узнаем этого, если не попробуем.

Я сжимаю руку Эмили и хрипло смеюсь, изо всех сил стараясь, чтобы мои собственные чёртовы слёзы не вырвались наружу.

— Ты сама пришла к этому переломному выводу?

Она виновато улыбается.

— Я не говорила, что на следующий день после нашего скандала за ужином записалась к психотерапевту?

— Нет. Но я горжусь тобой, Эм.

— Не спеши гордиться. Я могу больше не прийти на приём. Эта женщина прямо в кабинете проводит операции на открытом сердце, и это адски больно.

Мы оба смеёмся, но затем выражение лица Эмили снова становится мягким.

— Ты любишь Амелию, но я вижу, что ты уже сдаёшься, потому что до смерти боишься, что она сделает это первой. Не отталкивай её и не закрывайся, боясь её потерять.

Чёрт. Она права. Я так и делаю.

— Ты любишь её, Ной. Вложи в эти отношения всё, что у тебя есть. Действительно попробуй, сделай её приоритетом вместо того, чтобы держаться на расстоянии на случай, если тебе снова будет больно.

— Но как? Она будет колесить по миру девять месяцев.

Эмили смеётся.

— Есть такая штука – самолёты. И если ты решишься ими воспользоваться, мы тут подменим тебя, пока тебя не будет. Мы так же хорошо умеем заботиться о бабушке. И о пекарне тоже позаботимся. Поезжай, проведи с ней время в туре. Не позволяй разлуке затягиваться.

— Ты правда не будешь против, если я стану уезжать чаще?

— Я привыкну. Не беспокойся обо мне так сильно.

Эмили встаёт и наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб.

— И ещё. Хватит быть ворчуном, купи себе наконец мобильник. И заодно проведи Wi-Fi, чтобы можно было переписываться и отправлять фото. Это очень поможет.

Я ворчу, хотя благодарен за её совет.

— Я люблю тебя, Ной.

— Я тоже тебя люблю.

А теперь мне нужно снова сказать эти слова Амелии. Лично.

Глава тридцать седьмая

Амелия

В дверь моей гримёрки раздаётся быстрый стук – три удара. Значит, пора.

— Входите! – кричу я, и дверь открывается.

Входит Клэр.

— Готова? – с широкой улыбкой спрашивает она, и я улыбаюсь в ответ, потому что с тех пор, как Клэр стала моей ассистенткой, мне стало намного легче.

Кажется, у меня наконец-то появился и защитник, и друг в этом бизнесе. Друг, кроме мамы, которая сейчас бродит за кулисами и флиртует со всеми рабочими сцены. Наши отношения пока не идеальны, но мы на пути к этому. Мы постепенно распутываем паутину лжи, которую Сьюзан годами плела вокруг нас. После небольшого расследования я выяснила, что мама даже не получала деньги от меня последние несколько лет. Все те «просьбы», которые якобы шли от неё через Сьюзан, на самом деле оседали в кармане Сьюзан. Само собой, Сьюзан теперь понадобится очень хороший адвокат.

Я также наняла нового менеджера – Кишу, сильную женщину, которая уже тридцать лет в бизнесе и работала с топовыми артистами моего времени. Но в этот раз я решила сделать всё немного иначе. Большую часть вопросов, связанных с личной жизнью, я доверила Клэр (кроме общения с мамой – этим я теперь занимаюсь сама), а глобальные решения оставила за Кишей. Я действительно доверяю Клэр. И ещё она, чёрт возьми, обожает мою чёлку, так что вот тебе, Сьюзан!