Попав в Рим (ЛП). Страница 58

Меня скрутило от этих слов. Я закрыла глаза, пытаясь разобраться, но в голове крутилась только одна мысль: тот агрессивный папарацци задал вопрос почти слово в слово, как Сьюзен несколько дней назад.

Конечно, кто-то из городка мог позвонить в журнал и сообщить, где я. Но...редко когда СМИ собираются так массово, как сегодня. Будто это было организовано. Кто-то явно постарался, чтобы устроить эту засаду – и я не верю, что кто-то из местных мог так поступить.

Только один человек мог расстроиться из-за моего пребывания в Риме и захотеть выманить меня из укрытия.

— Мама, – говорю я, сглатывая из-за внезапно пересохшего горла. — Почему мы больше не близки?

Мама вздыхает, и мне кажется, это вздох облегчения.

— Хотела бы я знать. Я давно хотела заговорить об этом, но не знала как. Это я? Я что-то сделала? Потому что если да, то я хочу это исправить.

Еще несколько дней назад я могла бы подумать, что виновата в основном она, но теперь понимаю – вина не только на ней. Мне давно следовало заговорить. Спросить маму о таблоидах, а не слепо верить всему, что говорила Сьюзан. Жаль, что я не боролась за наши с мамой отношения, а просто тихо отдалилась. Но сейчас я наконец обретаю голос.

— Думаю, нам есть что обсудить и разобрать, но прямо сейчас я не могу во всё это углубляться. Просто знай: я очень по тебе скучаю. И… – голос дрожит. — Я люблю тебя. Хочу, чтобы между нами снова стало так, как раньше.

Она глубоко вдыхает, и я слышу, как она шмыгает носом.

— Я тоже этого хочу. Да, позвони мне, когда сможешь. Или созвонимся по FaceTime. Или я прилечу к тебе, куда угодно! Просто… – она плачет, это слышно по голосу. — Я так рада, что ты заговорила. Между нами было так странно, и иногда я хотела позвонить, просто поболтать, но…не решалась, потому что мне казалось, будто ты больше не хочешь со мной общаться.

— Потому что я думала, что ты продаешь истории обо мне таблоидам.

(И ещё из-за постоянных просьб о деньгах и нахлебничества, но сейчас не время об этом говорить. Да я и не уверена, что готова признать ей свои чувства на этот счёт.)

— Нет, дорогая. Пожалуйста, поверь мне. Я ни разу не связывалась с прессой и не сливала им информацию о тебе. Я люблю тебя слишком сильно, чтобы так поступить.

— Я верю тебе, – говорю я, и это правда. В её голосе слышится искренность. Да и слишком много пазлов сейчас сложилось. — Но, мам…Ты не говорила никому, что я сейчас в Риме, Кентукки? Может, своему парню?

— Нет, даже ему не говорила. – Она замолкает на секунду. — Хотя…Вообще-то, одному человеку я сказала.

— Кому?

— Сьюзан, – отвечает мама, и у меня учащенно бьётся сердце. — Когда я позвонила ей, чтобы помочь с бронированием билета, она сказала, что очень волнуется за тебя и боится, будто случилось что-то ужасное, раз ты не выходила на связь. Она спросила, не знаю ли я чего, и я сказала, в каком городе ты находишься, потому что она звучала очень напуганно. Это было неправильно? Ты же обычно всё рассказываешь Сьюзан.

Она звучит обеспокоенно. Опыт подсказывает, что она переживает только из-за страха, что я перестану её финансировать. Но после всего, что я сегодня узнала, я сомневаюсь, так ли это. Может, часть этой пропасти между нами возникла из-за женщины, которой я позволила иметь слишком много власти над моей жизнью.

У меня нет времени ответить на её вопрос – сначала нужно прояснить кое-что ещё.

— Мам, несколько лет назад, на твой сорок пятый день рождения…Сьюзан отправляла за тобой машину для сюрпризного уик-энда, который я для тебя организовала?

— Что? Нет. Я даже не знала, что ты это планировала. Вообще, я тогда думала, что ты забыла про мой день рождения.

Меня охватывает ярость. Следы Сьюзан повсюду в моих отношениях с мамой. И хотя это моя вина, что я так много на неё положилась, я думала, что ей можно доверять. А оказалось, она саботировала наши с матерью отношения. Как она могла так поступить?

— Я действительно запланировала для нас поездку, а Сьюзан сказала, что когда за тобой прислали машину, ты отказалась, сославшись на планы с друзьями.

— О, Амелия…Тебе, наверное, было так больно.

Я смеюсь, но в этом смехе нет веселья.

— Тебе, наверное, тоже.

— Ну... –она бросает это слово и замолкает.

Нам с мамой ещё так много нужно обсудить, и я хочу, чтобы она поняла: больно, когда она связывается со мной только тогда, когда ей что-то нужно. Но сначала я хочу услышать её версию. Может, я не вижу полной картины. Может, она пыталась связаться, а Сьюзан ей мешала – специально сообщала мне только тогда, когда мама что-то просила, чтобы та выглядела хуже.

— Сьюзан также сказала, что ты отказалась от моего приглашения поехать со мной на первые концерты тура в Штатах. Это правда?

— Абсолютно нет! Я бы с радостью поехала. Она мне не звонила.

У меня такое чувство, будто я готова проломить кулаком стену. Стену в форме Сьюзан.

— Мама, мне так жаль. Кажется...ох, кажется, это моя вина. Я позволила Сьюзан иметь слишком много власти в моей жизни, и...я почти уверена, что она намеренно вставала между нами.

Теперь я вспоминаю все случаи, когда Сьюзан уговаривала меня не выяснять отношения с мамой, а просто прекратить общение, и мне хочется закричать. Как я могла этого не заметить? Как я позволила пройти стольким годам без мамы? Я совсем перестала жить своей жизнью. Но больше – нет.

— О, дорогая – это не вся твоя вина. Мне тоже следовало задавать вопросы. Связываться с тобой, даже когда это было трудно. Мне так жаль, Амелия.

— Всё в порядке, мам. Мы во всём разберёмся. Мне нужно идти прямо сейчас. Но я позвоню тебе завтра, и мы поговорим подробнее. И да, ты точно приглашена на эти концерты, ясно? Я хочу, чтобы ты была там. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Рэй-Рэй.

Моё сердце разрывается. Но на этот раз от надежды. Может, наши отношения с мамой не так безнадёжны, как я думала.

Я кладу трубку ровно в тот момент, когда Сьюзан входит в дверь, а Ной следует за ней по пятам.

— Что здесь происходит? – говорит она, оглядываясь на Ноя. Резкий край её каре хлещет по линии подбородка. — Почему он пытался не пускать меня сюда?

— Это ты виновата в том, что сегодня появились папарацци, да? – спрашиваю я Сьюзан, когда она заходит.

Она настолько шокирована моим обвинением, что сумочка соскальзывает с её плеча и падает на пол. Несколько раз моргнув, она откашливается и грациозно наклоняется, чтобы поднять её.

— Я сделаю вид, что ты не бросила в меня это ужасное обвинение, и вместо этого помогу тебе собрать вещи, как мы и договаривались.

— Договаривалась ты, не я. И я никуда не уезжаю, – говорю я спокойно, хотя по венам бурлит ярость. Ной проходит мимо Сьюзан и встаёт рядом со мной, кладя руку мне на поясницу. Это такой поддерживающий жест, без попытки взять что-то на себя, что у меня наворачиваются слёзы.

Только не сейчас, эмоции.

Сьюзан опускает взгляд на то место, где Ной касается меня, и раздражённо вздыхает.

— Дай угадаю. Это он вложил тебе в голову эту идею? – она усмехается. — Так типично. Рэй, открой глаза и пойми, что он тебе не подходит. Вообще, ты задумывалась, что, возможно, это он сказал фотографам, где тебя найти? Или твоя мамаша, которая только и делает, что вытягивает из тебя деньги. Мы же знаем, что она...

— Хватит, – мой голос резкий, как удар кнута. — Я только что говорила с мамой. Это была не она. Вообще, это никогда не была она, да? Ты годами сливала истории обо мне в таблоиды, а маму делала козлом отпущения. И ещё: сколько из тех «вытягивающих деньги» просьб, о которых ты мне говорила, действительно исходили от неё?

— Это смешно. Ты собираешься верить своей маме – той, что годами использовала тебя, а не мне?

— Да. – Мой ответ мгновенен, и Сьюзан выглядит так, будто я её только что проткнула. Ной слегка надавливает мне на спину. Тихая поддержка. — Я знаю, что это была ты, Сьюзан, и теперь я понимаю, что ты ответственна за гораздо большее, чем я когда-либо осознавала, так что хватит нести чушь. И благодаря разговору с мамой я знаю, что ты вмешивалась в наши отношения, намеренно не передавала сообщения и вместо этого сочиняла ложь.