Попав в Рим (ЛП). Страница 56
— Только потому что ты отказываешься меня учить! Но я могу научиться.
Ной сокращает дистанцию, между нами вспыхивает напряжение.
— Нет. Не позволю тебе здесь работать.
— Ха! – задираю подбородок. — Я Рэй Роуз. Построила музыкальную империю и армию фанатов, готовых на все ради меня. Попробуй только помешай мне!
Хотела бы я быть на самом деле так уверена.
— Если бросишь, не буду с тобой разговаривать.
Это заставляет меня улыбнуться.
— Правда?
— Да.
— Думаешь, выдержишь?
Он хмыкает утвердительно, но его действия говорят об обратном. Его руки вдруг оказываются на моей талии, и он медленно оттесняет меня к стойке, пока не может посадить на столешницу. Воспоминания о прошлой ночи проносятся в голове, пульс бешено колотится.
— Тише, – он самоуверен, кепка бросает тень на глаза. Мрачный и властный. Я срываю ее – свет падает на его лицо, а мои пальцы впиваются в растрепанные волосы. Они в идеальном беспорядке. Уже почти слишком длинные, но еще не время для стрижки.
— Допустим, я бросила и живу здесь. У твоих сестер, делаю панкейки, а ты стоишь рядом. Видишь, как я тянусь за солью вместо сахара и сыплю ее в тесто. И все равно молчишь?
Его губы кривятся в сардонической ухмылке.
— Я все равно не ем твои панкейки, так что мне все равно.
Во-первых, грубо. Во-вторых, я не хочу прекращать эту игру.
— Ладно. Подниму ставки.
Мои руки скользят по его груди, обвивают шею, притягивая его между моих ног. Пальцы играют с волосами на его затылке. Его руки плотно обхватывают мои бедра.
— Я перехожу улицу и не вижу приближающуюся машину. Ты все равно молчишь?
Его взгляд скользит к моим губам.
— Нечестно.
— Я и не пытаюсь играть честно.
— А я пытаюсь не стать причиной, по которой ты откажешься от своей мечты.
Бам. Правда обрушивается между нами, разрушая игру.
Наступает тишина, в которой говорят только наши тела, где кончики пальцев произносят слова, которых никогда не скажут уста. Я крепче обнимаю его за шею. Он обхватывает мои бёдра и притягивает к себе.
А потом, понимая, что мне нужно, чтобы он разрядил обстановку, он слегка улыбается и добавляет.
— Уже сдаёшься, Пончик?
Я резко прижимаюсь губами к его губам. Так стремительно, что он даже отшатывается, а я едва не падаю. Но он быстро стабилизирует нас и целует в ответ – так же страстно. Мы всё ещё ссоримся, но уже на новом поле. Жёстко, резко, до синяков на губах. Я слегка кусаю его за губу, а его руки впиваются мне в спину. Это не помогает – только усугубляет. Я стону от новой волны эмоций, и Ной тут же отстраняется.
Он берёт моё лицо в ладони, изучая мои глаза.
— Я сделал тебе больно?
Я качаю головой и пытаюсь улыбнуться. Получается жалко и неубедительно.
— Ной…Я не буду просить тебя поехать со мной, когда уеду. Но ты должен знать: если передумаешь – ты всегда будешь желанным там, где буду я. Всегда.
Он смотрит на меня, морщинка залегла между бровей, глубоко вдыхает. Наклоняется и снова целует. На этот раз мягко. Наши губы не раскрываются. Мы не исследуем – успокаиваем и смиряемся.
Дверной колокольчик звенит, и скрипучий женский голос разносится по залу:
— Разлипайте свои губки, детки!
Это Мэйбл.
И она не одна.
— О господи, сладкий хлеб с маслом на рождественское утро!
— Да заткнись уже, Гарриет, припрячь свою ханжескую мораль на другой день. Сейчас не время.
Мы с Ноем отрываемся друг от друга, я оглядываюсь и вижу запыхавшихся Мэйбл и Гарриет. Я поправляю съехавшую блузку и, возможно, чувствовала бы себя неловко из-за сцены, которую они застали, если бы у меня было на это время. Но эти две дамы раскраснелись и тяжело дышат, словно участвовали в соревнованиях по скоростной ходьбе. Не хватает только розовых ветровок.
— Не командуй мной, Мэйбл, я старше тебя.
— И зануднее. Ты что, никогда не видела влюблённых, целующихся?
Гарриет задирает нос.
— Им стоит приберечь эти нежности для брака.
Мэйбл закатывает глаза.
— О, как ты и Том?
Она говорит это с такой язвительностью, что Гарриет аж взвизгивает.
— Да, не делай такие глаза, Ваше Святейшество. Не рассказывай мне, что ваша спешная свадьба тогда была по любви. Это был добрый старомодный брак «под ружьём»! – Мэйбл фыркает. — «Медовый месяц», блин.
— Дамы… – Ной произносит это, умудряясь не рассмеяться.
Я надеюсь однажды вырасти в точности такой же, как эти боевые старушки.
— Вы зашли по срочному делу?
— Чёрт, да! – выпаливает Мэйбл.
Гарриет перебивает её, делая изящный, но выразительный шаг вперёд:
— Вам нужно спрятаться! – её ястребиный взгляд устремлён на меня.
Мэйбл почти отталкивает Гарриет, выходя вперёд. Теперь ясно – они не были здесь с совместной миссией. Каждая пыталась добраться до нас первой.
— Тот тип с фотоаппаратом, который шнырял тут всю неделю, снова в городке.
— Папарацци? – переспрашивает Ной.
— Нет, это пиццейо внезапно увлёкся фотографией! Конечно, папарацци, Ной! Но что хуже — их теперь больше!
Бедный Ной. Он держится молодцом, но сегодня Мэйбл особенно беспощадна. Хотя, мне кажется, он тайно обожает это – уголок его идеального рта снова дёргается.
— Фил и Тодд заметили его первыми и задержали, забрасывая фактами о молотках. Но я не знаю, как долго они продержатся, а остальные уже рассредоточились по всему городку, – говорит Гарриет, пытаясь пролезть за прилавок через откидную столешницу.
«Пытается», – потому что Мэйбл тоже лезет туда же, и теперь они обе застряли в этом узком проходе, толкаясь локтями.
— Мэйбл! Да перестань же ты...
— Я бы перестала, Гарриет, если бы ты...
Ной отходит от меня, чтобы помочь старушкам выбраться.
— Ну вот, что вы наделали, – говорит он мягко. — Мэйбл, вдохни и повернись боком.
— Сколько их там, Мэйбл? – спрашиваю я, и внутри всё сжимается.
Ной слегка тянет её за руку, и наконец обе оказываются за стойкой.
— О, детка, их там с двадцать наберётся. Целая толпа. Тебе нужно убираться отсюда, и быстро.
Я смотрю на Ноя, и в наших глазах – одно и то же сообщение: Игра окончена. Наше время вместе подошло к концу.
Глава тридцать четвёртая
Амелия
Мы с Ноем мчимся по переулку, как в тот раз, но теперь в животе у меня тяжесть с размером в камень. Если их правда столько, сколько говорит Мэйбл, значит, они получили подтверждение, что я здесь, и не уйдут без фотографий.
— Ной, – дергаю его за руку, останавливая. — Ты не должен попасть в кадр. Я уеду на твоем грузовике одна, а ты потом подъедешь с Энни.
Он хмурится, челюсть напрягается.
— Почему?
Я опускаю взгляд на наши сплетенные пальцы.
— Вот почему. Если ты не хочешь, чтобы твоя жизнь изменилась, нас не должны заснять вместе. – Голос дрожит. — Они сделают фото под сотней ракурсов, и завтра утром ты будешь во всех соцсетях и таблоидах.
Я жду, что он отпустит мою руку. Готовлюсь к этому. Но он только сжимает крепче.
— Я еду с тобой.
— Ной!
Он разрывает хватку, но только для того, чтобы прижать меня к стене, взяв лицо в ладони. Его глаза горят.
— Я не оставлю тебя. Я думал, что смогу держать это временным, но... – Он замолкает, трясет головой и целует меня – резко, почти болезненно. Это самая восхитительная пытка. — Я не хочу, чтобы между нами всё закончилось. Не могу этого допустить.
Я задыхаюсь от надежды.
— Что ты говоришь?
— Я говорю, что страх идёт к черту. Я хочу отношений, если ты тоже.
— Да! – выпаливаю так быстро, что он даже не успевает договорить.
— Но тебе придется быть терпеливой...
— Буду!
— ...потому что мне нужно время, чтобы привыкнуть к расстоянию. И мне нужно заботиться о бабушке, так что я не смогу часто приезжать.