Попав в Рим (ЛП). Страница 39

Я смотрю на него.

— Я понимаю. Правда. Думаю, ты уже пережил достаточно боли на всю жизнь, и на твоем месте я бы тоже защищала себя. – Его брови сдвигаются, будто мои слова ударили его в живот. Я вижу, как сжимается его челюсть, он моргает и переводит взгляд в угол комнаты.

— Можешь остаться, если хочешь. Выбрать книгу. – Ной кивает в сторону угла позади меня.

Я поворачиваюсь и вижу там самый уютный на вид кожаный кресло с потертостями. На спинке накинуто мягкое одеяло, а сзади стоит торшер. Оно словно зовет меня. Это кресло – как объятие. Самое удобное место в мире, годами принимавшее форму его тела. Я не могу сесть туда. Не могу вторгаться в его пространство так.

— Все в порядке. Спасибо, но я оставлю тебя одного. – Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но его голос останавливает меня.

— Амелия, останься. Пожалуйста.

Я медленно перевожу взгляд на него и знаю, что мое лицо искажено дрожащей улыбкой.

— Ты уверен? Я не буду тихим компаньоном. Физически не способна. – Лучше сразу предупредить.

Он ухмыляется.

— Я знаю.

Я начинаю пятиться к креслу.

— И я плохо сижу на месте. Наверное, буду шуметь. Когда сижу долго, начинаю трясти ногой.

— Ничего.

— А ты почитаешь мне вслух?

— Абсолютно нет.

— Ну пожааалуйста?

— Нет.

— ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ПОЖАЛУЙСТА?

Он смотрит на меня поверх книги, будто я достала его до глубины души. Я улыбаюсь и преувеличенно серьезно начинаю искать идеальную книгу.

— У тебя вообще есть что-нибудь романтическое? Что-нибудь страстное и эмоциональное?

Он смеется.

— Нет.

— И ты называешь себя читателем. Тебе должно быть стыдно. У тебя только эти скучные нон-фикшн книги? – Я вытягиваю с полки книгу про древних философов – точно знаю, что она поможет мне заснуть.

— Поставь ее на место. Ты ее возненавидишь. Бери ту толстую внизу.

— Командуешь? – Но я слушаюсь и достаю что-то вроде фэнтези-романа. По крайней мере, это художественная литература.

Я забираюсь с драгоценной находкой в самое удобное кресло на свете и устраиваюсь поудобнее. Громко и нарочно постанываю, когда усаживаюсь, и Ной косится на меня из-за своей книги, но ничего не говорит. Я самодовольно ухмыляюсь и открываю первую страницу.

Проходит час, я перелистываю страницы, но не читаю. Даже не смотрю на книгу. Я впитываю каждой порой своей кожи каждую деталь в комнате Ноя. Как она пахнет его гелем для душа. Как нежно-мягкая кожа кресла касается моей кожи. Тихое шуршание, когда он переворачивает страницы. Я запоминаю его мужественный профиль, замечаю, как его лицо смягчается, когда он читает. Временами он улыбается, и я никогда не узнаю – то ли потому, что чувствует мой взгляд, то ли потому, что его книга про войну оказалась смешной.

Прямо за ним, на комоде, стоит фотография: мальчик, три девочки, мама и папа. Мое сердце сжимается, и, не успев опомниться, я стираю предательскую слезу со щеки. Он такой...хороший. Этот мужчина. Не представляю, как смогу уйти.

Как ты это сделала, Одри?

Глава двадцать четвёртая

Амелия

В доме пахнет попкорном и сладкими тостами. Я не умею готовить много блюд, поэтому, когда Энни позвонила и предложила устроить вечерний киносеанс с фильмами Одри Хепбёрн, я взялась за единственное, что смогла приготовить из запасов Ноа, не рискуя устроить пожар. Даже с попкорном вышло на грани.

— У тебя всё готово? – спрашивает Ной, задерживаясь у входной двери с ключами в руке.

Сегодня мы с ним старались держаться подальше друг от друга. Вчера кое-что произошло, что направило нас по пути, по которому никому из нас нельзя идти. Во-первых, между нами эта нелепая химия, которая временами ощущается так, будто желание буквально подожжёт мою кожу. Во-вторых, между нами есть эмоциональная связь. Дружба. В сочетании эти две вещи кажутся абсолютно смертоносными.

Так что, не проговорив это вслух, мы сделали шаг назад. Сегодня днём я сидела у него дома и читала фэнтези, которое он мне одолжил, а он, хотя по понедельникам у него выходной, уехал в пекарню и провёл там большую часть дня. Теперь он отправляется к Джеймсу, а мы с сёстрами Уокер займём его дом.

— Ага! – отвечаю я, изображая нормального человека, который не нервничает из-за вечера в женской компании. Но я нервничаю. Не хочу повторения истории с Хэнком. Я полна решимости показать им, что я совершенно нормальная. Н.О.Р.М.А.Л.Ь.Н.А.Я. Или хотя бы заставить их так думать.

Ной видит меня насквозь. Он чувствует моё беспокойство за версту. Моя нога дёргается. Я слишком часто моргаю. Я как петарда, готовая взлететь.

Он слегка наклоняет голову, его зелёные глаза приковываются ко мне, и когда он вопросительно приподнимает бровь, этого достаточно, чтобы я выложила всё как есть.

— Окейййй. Нет! Я так нервничаю! Я не уверена, что справлюсь. Ты знаешь, сколько прошло с моего последнего девичьего киновечера? Со школы, Ной! СО ШКОЛЫ! Мы тогда ещё обсуждали «Backstreet Boys» и носили поло «Hollister» в несколько слоёв!

Его угрюмый рот растягивается в ухмылке, и он делает шаг в мою сторону, к порогу прихожей.

— Всё будет в порядке. – Ещё шаг. Ближе, ближе, ближе. Вот почему мы избегали друг друга. Это продолжает происходить, когда мы рядом, и, кажется, мы оба не в силах это остановить. Наши тела живут на волне, недоступной нашему разуму.

Чем ближе он подходит, тем выше мне приходится задирать подбородок. Мне нравится, что он выше меня.

— И это всё, что ты можешь посоветовать?

— Ага.

— Никаких подсказок, как завоевать любовь твоих сестёр?

Он пожимает плечами.

— Не оставляй круги от стаканов на журнальном столике.

— И это заставит их полюбить меня?

Теперь он так близко, что наши груди почти соприкасаются.

— Всё будет в порядке.

— Ной?

— М-м?

— Что ты делаешь? – тихо спрашиваю я. Будто кто-то может подслушать наш секрет.

— Чёрт его знает. Кажется, я собирался тебя обнять.

Я прикусываю губу, сдерживая улыбку.

— Собирался?

— Ну, теперь я здесь, и мне кажется, это уже не лучшая идея.

Я киваю, не в силах скрыть улыбку. Ему не нужно объяснять. Мы оба чувствуем это, как изменение давления перед бурей. Нет сомнений, нравлюсь ли я ему – я знаю, что да. Он хочет меня, и я хочу его, но мы не можем этого допустить. Потому что по какой-то причине он не заинтересован в романтике со мной. Умно. Отношения со мной усложнили бы его жизнь больше, чем он даже представляет.

— Всё равно, наверное, сделаю это, – говорит он, и в его голосе слышны колебания или нервозность.

Между нами полная искренность.

— Я хочу, чтобы ты обнял меня.

Его полные губы трогает лёгкая улыбка.

— Ладно, обниму. Вот так. Сейчас я тебя обниму. – Меня ещё никогда не предупреждали об объятиях заранее. Это добавляет им совершенно новое ощущение ожидания.

Его рука медленно поднимается, и я замираю, когда его пальцы мягко касаются моего бицепса. Его большой палец проводит по моей коже короткую полоску тепла, и я чувствую, как таю. Я делаю маленький шажок. Он слегка тянет меня. В результате я оказываюсь в его объятиях, и как раз перед тем, как мы сливаемся в объятии, которое, я знаю, изменит всё, входная дверь распахивается.

— Привет! Ой, черт!

Это Мэдисон, держащая в руках противень, обтянутый пищевой плёнкой. Она насвистывает, замирая в дверном проёме. Ной и я отпрыгиваем друг от друга, виноватые, как подростки, вылезающие из тёмной комнаты. Остальные сёстры подходят следом.

— Ещё доллар в копилку, – говорит Энни, выглядывая из-за плеча Мэдисон.

Эмили появляется с другой стороны.

— Что? Что я пропустила?

Моё лицо пылает. Ной потирает подбородок.

— Кажется, я только что прервала маленькое чувственное свидание, – говорит Мэдисон, снисходительно приподнимая бровь.