Бессмертная тьма. Страница 12

А потом она застыла. В конце комнаты висел потрясающий портрет богини – темнокожей женщины в треснутой маске с двумя мечами за спиной. От нее исходил свет, яркий и ослепительный. Глаза женщины пронзали деревянную щель и будоражили Кидан. Богиня словно отражала всю боль и ярость, бурлящие у нее под кожей. От души размахнувшись, Кидан полоснула холст, раздирая его.

Ее действия были мелкими, даже мелочными, но Кидан наслаждалась погромом в комнате. Погром – ничто в сравнении с тем, что забрал у нее дранаик, и если что-то из разгромленного было ему дорого, это удовлетворяло ее жажду.

Корону Кидан забрала с собой. В короне ощущалось нечто личное, с ней была связана какая-то история, к тому же Кидан всегда нравилось собирать вещи, ассоциирующиеся с жизнью.

Потом Кидан позвонила декану Фэрис и рассказала о браслете Джун.

– Я разберусь, – сказала декан Фэрис после долгого молчания.

Всего час назад эта женщина отказывалась верить, что Сузеньос похитил Джун. Чувствовался прогресс.

Корону Кидан положила на свой туалетный столик и начала утомительный процесс отрезания металлических крестов ножницами. Золото было прочным, местами пришлось перепиливать, в процессе раня себе руки, но когда кресты ломались, губы Кидан трогала улыбка.

Растерзав корону, Кидан нашла цепочку и повесила на нее каждый из крестов. Она продолжит забирать то, что дорого Сузеньосу, и подарит трофеи своей бедной сестре, когда ее найдет.

Кидан сходила в душ и впервые за долгое время расслабилась. Она даже напевала себе под нос, когда, достав тетин дневник, подкреплялась чечебсой [2] . Вместо того чтобы уйти, как велела Кидан, Этете, сделав строгое лицо, принесла миску с жареными кусками лепешки, лоснящимися от пряного масла.

– Если собираешься здесь выжить, тебе понадобится сила. Ешь!

Кидан собиралась отказаться, но от богатого перечного запаха потекли слюнки. Ее вкусовым рецепторам требовалось что-то помимо лапши. Так она и сидела с обожженным острой едой ртом, испытывала ненужное чувство вины и благодарности и читала тетин дневник. До начала университетского семестра нужно было отследить отдельные связи, особенно то, как дома способствовали исчезновению Джун. То, как они сотрудничали с ним.

По длинной цепочке иностранных ругательств, долетевшей до ее комнаты, Кидан поняла: Сузеньос Сагад увидел, как была осквернена его комната с артефактами. Улыбка Кидан стала искреннее, она убрала свои вещи и спустилась вниз. Такое представление она ни за что не пропустит.

Пробираясь по разгромленной комнате, Сузеньос скинул пиджак и закатал рукава рубашки. Кидан прислонилась к лестничным перилам, наблюдая за всеми оттенками недовольства у него на лице. Сведенные брови, едва сдерживаемый оскал. Все это было так прекрасно!

Обхватив рукой сломанный кубок, дранаик поднял глаза и уперся взглядом в Кидан. Со вздымающейся грудью вампир подошел к лестнице. Девушка устроилась на ступеньках и, качая головой, смотрела на разгромленную комнату.

– Кто бы мог совершить такое? – захлопала ресницами Кидан.

Дранаик возвышался над ней, на его темном лбу пульсировала жилка. Кидан видела, как легко он сминает пальцами кубок. Ей хотелось, чтобы он так же смял ее тело, – тогда у нее будет повод вышвырнуть его из дома, чтобы он сгнил в тюрьме.

– Ты не представляешь, что разрушила, – выдохнул Сузеньос. – Тот портрет был бесценным.

Кидан не преминула взглянуть на комнату – пусть дранаик бесится. Чем дольше девушка игнорировала Сузеньоса, тем сильнее сбивалось у него дыхание, а потом раз, и выровнялось.

– Твоим родным было бы за тебя стыдно.

От таких слов Кидан резко развернулась и зло уставилась на его волевой подбородок.

– Дочь Адане, которая не ценит историю. Позоришь свою семью, да?

Кидан вскочила на ноги и плюнула.

– Не смей говорить о моей семье, мать твою!

Яд ее слов ничуть не навредил Сузеньосу. Его глаза стали яркими, жестокими.

– Правда, я рад, что они все умерли и не видят, в кого ты превратилась.

Кидан влепила ему пощечину. От прикосновения к дранаику в груди у нее что-то надломилось, пробуждая спрятанное внутри чудовище.

Он сказал «все». Они все умерли, включая Джун. Это признание? Сузеньос убил Джун?

Дранаик прикоснулся к своей щеке и облизал губы. Кидан перестала чувствовать себя победительницей. Он вынудил ее ударить его первой.

– Где корона? – потребовал Сузеньос.

Как он так быстро заметил отсутствие короны?

– Где браслет Джун? – Снова, снова и снова Кидан сжимала и разжимала кулаки, стараясь стряхнуть бурлящую в них энергию.

Рука Сузеньоса метнулась вперед, и Кидан вздрогнула. Но он сдержался, заставил себя схватить перила и, подавшись вперед, зашептал:

– Декан говорила мне, что девушка сбежала, и теперь я понимаю. Иметь тебя сестрой – кромешный ад.

Кидан открыла рот, но не издала ни звука. Язык словно высох. Дранаик выпустил на свободу кошмар, который она прятала за семью замками, и заставил спросить себя, почему в ту ночь Джун собрала вещи.

От ненависти Кидан дрожала всем телом. Лампочка у них над головой замигала.

Взгляд Сузеньоса скользнул к точке на ее шее, темнея от голода. Кидан невольно коснулась этого места, разорвав зрительный контакт с дранаиком. Он вытащил из нагрудного кармана золотую флягу и выпил. Раз, и черты его лица изменились: концы волос покраснели, зрачки вспыхнули, рассеивая свет так, что смотреть прямо на него стало больно.

Кидан отшатнулась и сдавленно спросила:

– Что… это?

– Твое спасение. Пока у меня есть это, я не стану кусать твою очаровательную шейку. – Сузеньос взглянул на ее ключицу, вызывая у Кидан дрожь.

Она учащенно задышала.

Наконец Сузеньос отступил на шаг, широко улыбаясь.

– Хочешь поиграть в кто кого уничтожит? Давай поиграем. Прежде я никогда не проигрывал.

Указательный палец Кидан спешно начертил на бедре четыре угла квадрата.

Страх.

Страх за кого? То, что Кидан еще была способна бояться за свое тело, стало невероятным открытием. Девушка до боли сжала кулаки, словно стремясь изгнать из себя эту эмоцию. Не может она бояться. Кидан должна была искоренить все зло. Это моральное убеждение позволяло ей просыпаться по утрам и жить с весом того, что она совершила. Искоренить все зло, включая себя.

Только компаньоны предлагают свою кровь вампирам. У Сузеньоса был компаньон в другом Доме? Кидан точно не знала, ей нужно лучше изучить их обычаи.

Остаток ночи Сузеньос провел в перчатках, работая с сильно пахнущим химикатом – с хирургической точностью пытаясь собрать воедино каждый разбитый артефакт. У Кидан кровь кипела от усердия, с которым он восстанавливал каждый предмет. Ей претило то, как трепетно он пытался сберечь неодушевленные вещи. Касаясь браслета своей жертвы, Кидан понимала, что это признак злого разума. Предметы радуют злодеев больше, чем те, кто их носил. Кидан прогнала эту мысль. Не хотелось проводить параллели между ним и собой, но следовало. Сузеньос забрал Джун, она забрала жизнь того человека. Ненавидеть его значило ненавидеть себя, убить его будет значить убить себя. Так что когда настанет время, Кидан придется набраться сил. Они оба должны будут умереть.

В своей комнате Кидан расслабила плечи и уснула, едва опустившись на кровать.

Ровно в двенадцать дом содрогнулся. Кидан распахнула глаза. Телефон на тумбочке дрожал, словно двигались тектонические плиты. Кидан вскочила.

Из щели под дверью донесся отчаянный крик:

– Помогите!

12

Ковер в коридоре вибрировал, как язык, залитый слюной, в предвкушении того, что Кидан сейчас приблизится, а там, что… это глаза на нее таращатся? У Кидан душа ушла в пятки, она схватилась за дверь, готовая ее захлопнуть, когда крик повторился. Кто-то мучился от боли.

Кидан стиснула зубы и вышла во мрак, кожу тотчас закололо. Загривок овеяло пугающим теплым дыханием, и волоски у нее на спине встали дыбом. Тело содрогнулось. Кидан знала это чудовище. После гибели ее родителей оно наведывалось к ней из ночи в ночь, пока Мама Аноэт его не убила. Как оно нашло ее снова? Кидан развернулась, и зловонное дыхание исчезло.