Дела Тайной канцелярии. Страница 11

– Ладно, отвечай, раз честная. В сговоре с молодой женой Стрельникова была? М-м?

Женщина снова припала к его сапогам. Он брезгливо отодвинулся.

– Да как же… не убивала я, Христом Богом… сами они померли, вот крест, сами.

– И от чего же помер старый колдун?

– Так от горячки грудной. Давно ею болел. Лечила я его, бабка мне секрет передала. Не убива-ала… – Она завыла.

– Вот что. Давай рассказывай, как все было, начистоту. Как Стрельников так удачно от горячки помер. А потом подумаем, что с тобой делать.

К поместью Стрельникова подошли уже вчетвером. Увидев их, молодая вдовушка, передав ребенка кормилице, тут же попыталась броситься в ноги. Сговорились они все, что ли?

– Убери ее, – приказал своему черту Афанасий, – а то они мне на сапоге дыру протрут, а сапоги новые почти.

Владимир рывком отдернул девицу от хозяина и остался стоять, крепко держа ее за воротник.

– Ну что… сама покаешься или дознание проводить будем? Если покаешься да расскажешь все чистосердечно, может, и монастырем отделаешься.

– Да каюсь! Каждый день в церкви поклоны бью, лоб уже расшибла, да разве бы решилась я на такое? Но ведь уморить грозил! Черту на корм отдать и меня, и сыночка. Если не его кровь.

– А ты на что надеялась? Ублюдка принести, и не заметит никто?

– Так ведь мог и его быть. Мог! С Алевтининым отваром сила к нему мужская вернулась, любил он меня, редко, но любил!

– А если любил, зачем с полюбовником спуталась?

– Дура молодая! – запричитала девица. – Не хотела, видит бог, не хотела я замуж за старика. Да матушка велела, где мне ослушаться? А что он в любви? Потыкал, потыкал, да и захрапел. Я уже и у Алевтины какой покрепче отвар просила, да та только руками разводила. А тут Федор… хоть и конюха нашего сын… но какие у него глаза, как васильки… были… – Она зашлась в рыданиях и принялась заламывать руки. И рухнула бы на пол, если бы черт не продолжал крепко ее держать.

– Поймали они ее, бедную, прямо на горячем и поймали, – пояснила Алевтина, – их высокоблагородие в отъезде были, да вернулися днем раньше. Лично обоих порол, Федьку насмерть, а она оклемалась. Я ее выхаживала. Тогда мы и сговорились. Только сначала я ей выворотное зелье дала. Понесла, она, дура грешная, а от мужа или полюбовника, сама не знала.

– Тьфу ты, – Афанасий сплюнул на пол, – это ж надо – с конюхом. Спасибо, не с конем. – Он сам рассмеялся своей шутке. – Так, значит, не вышло вытравить, а?

– Не вышло. Крепко сидел, а как на свет полез, так и мамку чуть не убил.

– Сила в нем колдовская потому что, – Афанасий наклонился к вдове, – были у тебя в роду колдуны? А?

– Были… – прошептала девушка, – дед был колдун. Если бы он не помер – не разорили бы нас! И не пошла бы я замуж за черта старого!

– За черта… лучше бы ты с чертом шашни крутила. А что, – он указал на Иннокентия, – симпатичный черт. Подойди сюда, – скомандовал он.

Иннокентий шагнул к нему и согнулся в глубоком почтительном поклоне.

– Пойдем, я тебе покажу, как тебя извести хотели. Где спальня твоего помершего хозяина?

Иннокентий снова отвесил поклон и уверенно зашагал по дому. За ним засеменила Алевтина и двинулся Владимир, таща девицу почти волоком.

В спальне Афанасий подошел к кровати и отдернул свисающее до пола покрывало.

– Видишь? Даже полы вымыть не догадалась. Дура – она и есть.

– Господи прости, – вздохнула Алевтина. На полу под кроватью был мелом нарисован алатырь.

– Если бы тебя Стрельников с сообщением не услал, то, как только он позвал бы за попом или агония началась, тут я только гадать могу, так повитуха наша мигом бы примчалась. И отправился бы в Пустошь прямо под хозяйскую кровать. Но ничего. Послужишь еще. Лети в Канцелярию с донесением его сиятельству. Скажи, пусть драгун пришлет.

Он повернулся к женщинам:

– Я знаю, что вы Стрельникова не травили. Как стало ясно, что ребенку быть, так и порешили, что больше ты, Алевтина, лекарство ему носить не будешь. Что ты ему давала вместо лечебного отвара?

– Так простой взвар. Травки, похожие по вкусу, подобрала, и все. Болезнь почти сразу и вернулась. Помирают ведь от нее, ежели до выпивки да обжорства охочи.

– Все так и расскажешь, что слышал, понял? Кроме ведьмовства. Про него молчи. Да я еще записку напишу. Тащи мне перо и бумагу.

Иннокентий скрылся и тут же появился снова, неся письменные приборы. Афанасий быстро написал записку и сунул черту:

– Чтобы до вечерней зари вернулся. Ясно?

– Так точно. – Иннокентий исчез.

Алевтина стояла в углу понурившись.

– Что с нами будет?.. – всхлипнув, спросила вдова.

– А я почем знаю? Я не судья. Вроде и сам он помер, а вроде и вы сгубили. Не мне решать. Но свидетелем буду. Про раскаяние расскажу. И что не запирались. Бог даст – пойдете обе в скит, грехи свои замаливать.

– А сын мой? Он чем виноват? Куда его? Не возьмет его маменька! Сгинет! – Вдова снова зарыдала.

– Байстрючонок-то? – Афанасий почесал затылок. – Да, младенец не виноват, что мамашка его греховодница. Но вот что. – Он снова взялся за перо. Закончив писать, свернул лист и протянул его Владимиру. – Отправляйся в Академию. Вручишь лично наставнице Инессе.

Владимир молча поклонился и тоже исчез.

– Ну, как говорится, разобрались, – Афанасий потер руки, – вот что, бабоньки. Сидите и не высовывайтесь. Надумаете в бега податься – мои черти вас догонят и сами осудят.

Он вышел из спальни и двинулся в гостиную.

– А вот скажи мне, вдовушка, осталась ли у тебя еще сливянка али покойник все выкушал? А то, знаешь, у меня ведь именины сегодня.

Солнце еще только начало клониться к закату, как вернулся Иннокентий.

– Выполнил все, как вы велели, – доложил он, – его сиятельство выслушали и сказали: пришлют драгун. Но вам велено передать, чтобы вы меня немедля сдали. Не по чину вам двумя чертями владеть, прошу простить меня за дерзость.

– Прощаю, – махнул рукой Афанасий, – это же не твои слова. А сдать… сдам, незачем его сиятельству так переживать. Вот отдохну обещанную недельку, вернусь и сразу же сдам, в лучшем виде. А пока мне послужишь. Все равно передавать некому, авось как раз и подберут кандидата. Хочешь обратно на государеву службу, а? – Он поманил к себе Иннокентия и потянул за волосы, заставив его склониться еще ниже, прямо к своему лицу, и тихо проговорил на ухо: – Хочешь, по глазам вижу. Служба вам, чертям, только на пользу идет. Вот стал бы простой черт убийцу хозяина искать? А? То-то же.

На поместье давно опустились сумерки. Афанасий подремывал в кресле под тихое заунывное пение глупой мамашки, укачивающей своего байстрючонка. Внезапно окно распахнул порыв ветра. Послышалось хлопанье крыльев, и на подоконник села крупная серая сова. Вдова подняла голову и вскрикнула. Запищал разбуженный младенец. А сова, обратившись старухою, шагнула через всю комнату и молча, бесцеремонно вырвала из рук матери кулек с хныкающим ребенком. Тот испуганно запищал. И тут же его крик затих, растворившись в ночи. Внезапная гостья бесследно исчезла. Вдова отчаянно и горестно завыла. Афанасий зажал руками уши.

– А ну не реви. А ты какой судьбы ему хотела? В монастырском приюте в чужих обносках ходить да на паперти побираться? Не помрет на экзаменах – человеком станет. Вон как я.

Он встал.

– Все, пойду я. Ни шагу из дома, я слов на ветер не бросаю.

Он махнул рукой, приказывая Иннокентию следовать за ним.

Когда вернулся Владимир, в камине уже вовсю весело трещали поленья. Черт бросил на Иннокентия, разминающего Афанасию плечи, недовольный взгляд исподлобья.

– А ну подь сюда, – прищурился Афанасий, и чертяка послушно опустился перед ним на колени. И тут же получил звонкую оплеуху.

– Понял, за что? – поинтересовался колдун.

– Да, хозяин. – Черт коснулся пола лбом.

– Вот и отлично. Тогда приготовь ужин. Я тут у вдовушки сливянки прихватил, хорошая женщина, хоть и греховодница, а гостеприимная.