Без памяти во лжи (СИ). Страница 16

Я плачу, слёзы текут без остановки. Я молю память вернуться... Но в голове — только тьма, только обрывки, которые не складываются в полноценную картинку.

Дрожу, зубы стучат от холода, одежда промокла насквозь, но я не хочу сдаваться.

Дождь барабанит по крыше остановки, ветер свистит в щелях, и я закрываю глаза, пытаясь унять непрекращающуюся дрожь.

Я не знаю, что будет дальше.

Не знаю, куда идти и где искать правду.

Силы постепенно покидают моё промокшее и замёрзшее тело. И я не замечаю, как погружаюсь во тьму. Холодную, неприветливую тьму...

Глава 20: Селена

Селена

Я засыпаю, свернувшись на холодной скамейке автобусной остановки. Дождь барабанит по крыше, убаюкивая меня своим ритмом.

Тело дрожит от холода, сознание ускользает, погружаясь в темноту... но потом перед глазами вспыхивают образы. Они смутные, размытые, но тёплые, как луч солнца в зимний день.

Я вижу маму.

Её лицо — доброе, усталое, с морщинками вокруг глаз, которые появились от улыбок и тяжёлой работы.

Она стоит у плиты в маленькой кухне, деревянный пол скрипит под её ногами. Домик покосившийся, старый, с потёртыми обоями и выцветшими занавесками, но в нём так уютно и так... тепло. Тепло не в прямом смысле этого слова. Здесь тепло, потому что дом полон любви, взаимопонимания и поддержки.

Мы живём бедно — я вижу это по её потрёпанному фартуку, по пустым полкам в шкафу, по тому, как она считает каждую копейку. Но мама делает всё, чтобы я этого не замечала. Чтобы я ни в чём не нуждалась...

Она зовёт меня, её голос мягкий, ласковый: «Иди сюда, моя хорошая». Я бегу к ней, маленькая, с растрёпанными волосами. Она обнимает меня, прижимает к себе. Чувствую запах хлеба, который она печёт, и её рук — шершавых, но таких родных.

Я её любимая дочь, единственная, и она живёт ради меня. Она учит меня шить, готовить, читать старые книги, которые достаёт у соседей.

«Ты вырастешь достойным человеком», — говорит она, гладя меня по голове, и я верю ей.

Картинки сменяются одна за другой.

В следующей я вижу себя старше — стою у доски в деревенской школе, пишу мелом, а учитель улыбается. Я стараюсь, зубрю уроки при свете свечей, потому что электричества в доме часто нет.

Мама сидит рядом, штопает мои носки, подбадривает: «Ты умница, у тебя всё получится». И у меня получается. Я сдаю экзамены — стою в школьном дворе, держу аттестат, а она смотрит на меня с гордостью, вытирая слёзы рукавом.

Потом я уезжаю — большой город, шумный вокзал, мама машет мне издалека, а я обещаю вернуться.

Университет. Я учусь, сижу в аудитории, листаю книги, пишу конспекты. Это последний курс...

Картинок много, все они разные... но ни в одном из воспоминаний не появляется моё имя.

Оно ускользает, будто растворяется, как дым.

Я пытаюсь ухватить его, кричу внутри себя: «Кто я? Как меня зовут?» — но ответа нет.

Всё так ярко, так реально — запах маминого хлеба, скрип половиц, её голос, — но сомнения всё же грызут меня изнутри...

Это мои воспоминания?

Или это бред, игра воображения, последствия болезни, той пустоты, что живёт в моей голове с тех пор, как я очнулась в больнице?!

Я не знаю...

Открываю глаза.

Холод скамейки исчезает, дождь больше не стучит над головой. Я лежу в мягкой постели, укрытая тёплым одеялом, и вокруг меня знакомая комната — та самая... в доме Ареса.

Место, которое мне не принадлежит и никогда не принадлежало. Я снова здесь, и это бьёт по мне, как удар.

Как я вернулась? Сколько времени прошло?!

Поворачиваю голову и вижу его. Арес спит в кресле рядом с кроватью, его голова откинута назад, руки сложены на груди. Лицо покрыто щетиной — густой, тёмной, будто он не брился несколько дней. Его одежда помята, под глазами залегли тени.

Он выглядит уставшим, будто даже старше, чем я помню.

Сколько прошло с того благотворительного бала и... с моего побега? День? Неделя? Я не знаю, и эта неизвестность давит на меня ещё сильнее.

Тело ноет, слабость сковывает мышцы. Мне нужно в уборную, и я пытаюсь подняться. Одеяло сползает, я опираюсь на локоть, но ноги дрожат, не слушаются.

Рука соскальзывает, задевая стоя́щую рядом тумбочку, и стакан с водой, любезно оставленный кем-то, падает на пол. Стекло разбивается с громким звоном, осколки разлетаются в разные стороны. Звук разрывает тишину, повисшую в комнате.

Арес вздрагивает, просыпается.

Его глаза открываются, и он смотрит на меня — не с привычной злостью, не с холодом, а с чем-то новым.

Беспокойство? Забота?! Я не верю своим глазам...

— Ты очнулась, — говорит он хрипло, садится ровнее, потирает лицо рукой. Его голос звучит устало, но в нём нет того яда, что я привыкла слышать.

Молчу, не зная, что сказать.

Мои мысли всё ещё там: в покосившемся домике, с мамой, в той жизни, которая кажется моей, но может быть лишь сном. Я смотрю на него, ищу ответы в его лице, но вижу только этот странный взгляд.

Что изменилось?

Почему он здесь, рядом со мной, а не с ней?.. Почему не кричит, не обвиняет, как обычно это делал?!

— Сколько я здесь? — спрашиваю тихо, голос срывается, горло сухое, будто я не пила целую вечность.

Арес медлит, смотрит на осколки стакана, потом снова на меня.

— Два дня, — отвечает, наконец. — Ты была в бреду.

Два дня.

Я пытаюсь осмыслить это, но голова кружится.

Воспоминания о маме, о деревне, об университете всё ещё кружатся в голове, смешиваясь с реальностью.

Я не знаю, что правда, а что ложь.

Не знаю, кто я! Но одно чувствую точно — что-то изменилось. Не только во мне, но и в нём.

Снова пытаюсь встать, неуклюже заваливаясь на руку. Арес замечает мои попытки и встаёт, делая шаг ко мне.

— Лежи, — говорит он, но я качаю головой.

— Мне нужно... — шепчу, кивая в сторону уборной.

Как же неловко!

Он смотрит на меня ещё мгновение, потом протягивает руку. Я не хочу её брать, но слабость побеждает. Самой мне не справиться.

Его ладонь тёплая, сильная. Опираясь на него, встаю с кровати. Ноги дрожат, но я держусь, стискивая челюсть. Он ведёт меня, медленно, осторожно, и я совершенно не понимаю, что происходит.

Этот Арес — не тот, кого я знаю. Что-то сломалось в нём, или во мне, или в нас обоих...

Не знаю, что будет дальше. Но знаю, что те воспоминания, настоящие или нет, дали мне что-то... наверное, надежду.

Глава 21: Селена

Селена

Выхожу из ванной, опираясь на стену, чтобы не упасть. Ноги всё ещё дрожат, слабость цепляется за меня, как тень, но я заставляю себя двигаться.

Пока передо мной не возникает картина, вынуждающая замереть на месте.

Арес стоит у небольшого столика в углу комнаты — того, что обычно пустует, но сейчас... сейчас он накрывает его!

На столе появляется глубокая тарелка с чем-то горячим, от неё поднимается пар, пахнет бульоном — простым, домашним. Рядом — чашка чая, ложка, салфетка. Его движения размеренные, будто он привык к таким вещам... будто он постоянно заботится обо мне. Но ведь это не так!

Муж... или всё-такинемуж замечает меня и поднимает взгляд. Его лицо какое-то другое. Нет привычной злости, нет холода, но зато есть что-то мягкое, почти человеческое.

— Садись, — говорит он тихо, кивая на кровать. — Тебе надо поесть. Я вызвал доктора, он скоро должен подъехать.

Его голос звучит ровно, без того яда, к которому я привыкла, и это... ранит меня. Не болью, а чем-то тёплым, что проникает в сердце и сжимает его.

Неужели это забота?!

Он действительно заботится обо мне? О той, кто по его словам, предала?..

Я смотрю на него — на его широкие плечи, на то, как он поправляет чашку на столе, будто это важно, — и чувствую, как внутри что-то шевелится.