Бургер для неверного мужа, или Попаданка берется за дело (СИ). Страница 22

Смотровая площадка оказалась пустым пятачком, зажатым между отвесным склоном и дорогой. Пришлось стоять. Мужчины держали над дамами зонтики и угощали холодным шампанским.

Мы с Ивой остались чуть в сторонке, подальше от края – она боялась высоты и не хотела подходить к обрыву. Компанию нам составил коренастый молодой человек в белых штанах и шляпе, стандартном облачении курортников. Его кожа была бледной, видимо, приехал недавно и не успел загореть.

– Почему вы стараетесь выглядеть столь неприметно? – внезапно ошарашил он вопросом. – Вы ведь красивы, но будто намеренно это скрываете.

– Что? Я?.. – захлопала я глазами под едкий смешок Ивы. Ее реакция заставила немедленно взять себя в руки и вспомнить, что должна Николину Ризман изображать. – Ах, вы, верно, имеете в виду истинную красоту. Красоту души. Но чтобы ее показать, нужны вовсе не нарядные платья.

– Будет тебе. Лео художник. Его интересует не этика, а эстетика.

Я пригляделась к нему внимательнее. Короткая стрижка, хмурое лицо с приплюснутым носом и квадратной челюстью, крепко сбитая фигура. Не сказать чтоб мордоворот, но в жизни бы не подумала, что служитель искусства.

– Вот как? А выглядите скорее как спортсмен.

Раз он напрямую выражал свое мнение, то и я решила не стесняться.

– Угадали. Я увлекаюсь боксом. Мне не так давно ломали нос, выправляли магией. И все равно лицо пока еще имеет зверский вид... Но оно и в лучшие времена не было таким интересным, как ваше.

– Это комплимент? Мило.

– Нет. Констатация факта. Иви верно заметила, я вижу людей иначе. И неважно, как вы одеты, подкрашены и причесаны. У вас очень правильные, классические черты, пропорциональное сложение и хорошая осанка. Этого не скрыть под мешковатым платьем. Не от тех, кто умеет разглядеть суть, а не мишуру.

Получается, это он так Милоша припечатал. Хотя... Тот ко мне вообще не приглядывался. Скорее, воспринимал как навязанную ему родственницу, с которой приходится жить в одном доме, не испытывая особой симпатии. Но ведь родню не выбирают.

И он меня не выбирал. Я его тем более.

– Перестаньте. Меня это смущает. Вы все же друг моего мужа, который еще и в отъезде. Я не должна принимать ваши знаки внимания и слушать комплименты, как бы вы их ни называли.

С одной стороны, мне даже нравилось с ним общаться. Импонировала его прямота, особенно заметная на фоне окружавших нас снобов. С другой – это смущало. Я оказалась не готова, ведь в тот момент выглядела серой мышью и не ожидала, что кто-то вообще меня заметит.

– Простите. Я долгое время провел в глуши, отвык от общества.

Выяснилось, что Лео владел поместьем и обширными землями. Не имея склонности к фермерству, большую часть из них он сдавал в аренду и жил на эти доходы. Творчеством занимался из любви к искусству, хотя достиг успехов и уже обрел некоторую известность в столице.

– Делами поместья, садом и виноградниками занимаются моя старшая сестра с мужем, вот кто любители сельской идиллии. В последний раз пришлось загоститься, хотя я совершенно городской житель и в деревне впадаю в меланхолию.

– А я думала, художники любят природу.

– Пейзажисты. Я же рисую в основном портреты, и в этом смысле мне тоже милее города. Знаете ли, разнообразие лиц, характеров... – он обвел мое лицо пристальным взглядом. – Хотите, ваш напишу. С превеликим удовольствием.

– Не знаю, прилично ли. Если муж позволит...

– Прилично, – отрезала Ива. – Довольно прятаться от общества, тебе стоит обзаводиться знакомствами. Видите ли, Лео, наша Николина только после свадьбы начала выходить в свет. Эту девушку воспитали монахини.

– Неужели? Прелестно, – он одарил меня сдержанной улыбкой, будто услышал нечто очень интересное. – Я прямо вижу, какой именно вас напишу. Поверьте, портрет выйдет настолько приличным, что его не зазорно будет показать даже вашим благочестивым воспитательницам.

– Эй, Лео, довольно докучать азорре Лессар! Яхты давно уплыли, едемте! – к нам подскочила белозубая смуглая брюнетка и бесцеремонно подхватила художника под руку.

Я как очнулась: и вправду, паруса маячили вдали. За разговором мы все пропустили. Народ рассаживался по машинам. Расходиться они не желали, собирались ехать в какой-то клуб. Я же попросила Иву подбросить меня до дома.

– Да ну, что тебе там делать одной, – возразила она. – Поехали с нами. Будет весело.

– Хватит с меня впечатлений на сегодня, – проворчала, вспоминая куколку на пристани. Все-таки у Милоша губа не дура, нельзя не признать.

– Ты про Кристину Ковач? Брось. Не принимай близко к сердцу, это же Милош. Или, если берет за живое, все-таки стоит попробовать ее одолеть? Мы едва знакомы, но, судя по всему, в ней нет ничего, кроме внешнего лоска.

– Тем более. С ней соревноваться – себя не уважать. Да и за что? Формально я этот приз уже получила.

Его чековую книжку, например. И его дом, который на ближайшие десять дней полностью в моем распоряжении. Осознание этого радовало гораздо сильнее любых развлечений, комплиментов и поклонников.

Сейчас вернусь домой, расположусь на веранде, которую не придется ни с кем делить. Возьму чашечку кофе и какую-нибудь книжку. Я ведь местных романов еще не читала. Сяду в кресло-качалку и буду на море глядеть. Хоть до самого вечера.

26.

Когда я вернулась домой, скрылась от толпы и ощущения, что кто-то вечно на меня смотрит, вдруг нахлынула обида. Перед глазами стоял образ любовницы моего мужа. Вместо того чтобы насладиться покоем, я все думала о ней. О них всех.

Наглая она всё-таки, эта Крыся. Знала, что он теперь женат, и что жена наверняка там будет. И все равно приперлась. Ещё и выставлялась на всеобщее обозрение, нет бы скромно затеряться в толпе...

Хотя о чем я. Скромность потаскушкам неведома. Чтобы изменять мужу с чужими мужиками, ещё и в открытую, надо ни стыда, ни совести не иметь.

Вспомнив дурацкую показуху с поцелуем, я почувствовала злорадство. Толпа смотрела, как молодой красивый миллионер выражает чувства к своей жене. И эта тоже смотрела. Наверняка бесилась от ревности, ей-то он даже ручкой не помахал. С ней только по темным углам теперь будет шоркаться...

– Миленькая азорра, а чего вы такая печальная? Уже скучаете по мужу, да? – в комнату вошла Желька. В руках ее было блюдо, накрытое крышкой, а в глазах сочувствие. – Ну-ну, они ведь ненадолго уехали. Не успеете оглянуться, и вернутся... А я тут кое-что выпросила на кухне.

Поставив блюдо на столик, она с торжественным видом открыла крышку. Под ней оказались персики. Спелые – комнату наполнил аромат. Целая горка. Учитывая мой обычный голодный паек – настоящая роскошь.

– Ну вот, вы уже улыбаетесь. Надеюсь, поделитесь со своей Желькой?

– Здесь нам двоим объесться хватит... Погоди, дай почищу.

Взяв маленький нож из своего волшебного набора, я принялась снимать мохнатую кожицу. Острое лезвие резало тонко, чтобы ни миллиметра душистой сочной мякоти не пропало зря. Не вытерпев, отрезала дольку, ещё не дочистив, и отправила в рот.

Спелый. Сладкий как мед, вкуснейший – такие только на юге можно отведать, чтобы на ветке созрел. Как тут не улыбнуться.

Какие у меня ещё радости! Только дорваться до вкусняшек, да и в этом ограничивают. Друзья, родня, поклонники и коллеги, с которыми общались по-приятельски, остались в прошлой жизни. А у Николины Ризман никого не было. У меня на ее месте тем более.

Впервые я в полной мере осознала, насколько одинока...

– Вот, бери. Вкусно – ум отъешь.

Не позволяя улыбке сползти с лица, я разложила очищенные дольки по краю тарелки и взялась за следующий фрукт. Когда руки заняты делом, некогда унывать. А если старательно изображать радость, то рано или поздно ее почувствуешь – мозг поверит мимическим мышцам. По крайней мере, так моя подружка говорила. Она увлекалась психологией, вечно читала какие-то такие статьи.

– Спасибо, азорра. Балуете вы меня. Из собственных ручек кормите, – в голосе Жельки зазвенели слезы.