Связь между мирами. Страница 8

– Слушайте, а он что, долгожитель?

– Обычно он живет для мага… Ему, говорят, всего оборотов триста, а они доживают до тысячи.

– В расцвете сил, – пробормотала я, поеживаясь. – А его видел кто-нибудь?

Нола наклонилась ко мне и зашептала:

– Говорят, что если в полночь пойти в горы, то откроется дверь в горное убежище, а там висит его портрет.

– И много народу ходило? – заинтересовалась я.

– Говорят, ходили раньше. Почти никто не возвращался…

«Ну еще бы – в темноте лазать по горам!» – подумала я, недоумевая, почему же мне так неуютно.

– А кто возвращался – теряли память… Но я знаю, как он выглядит, потому что полиция нам рассылала его словесный портрет, чтобы мы, если где увидим его, сообщали.

Я невольно хмыкнула.

– Так вот: он довольно высокий, вроде Лоца, только худой, кожа у него серо-коричневая, глаза черные, там нет зрачков…

– А может, радужки? – пискнула я.

– Может… Брови тоже черные, почти сросшиеся, нос крючковатый, зубы острые… Волосы у него очень длинные, тоже черные и такие жесткие и крепкие, что их не отрубишь даже топором. Еще на руках у него длинные заостренные ногти, а на правой руке – серебряный браслет, в ушах пять сережек, тоже серебряных. Ходит он в черной или коричневой длинной одежде, подпоясанной широким поясом с серебряной вышивкой…

Перед моим мысленным взором постепенно возникало что-то вроде франтоватой Бабы-Яги – особенно сбивало с толку количество украшений.

– Н-ну, – сказала я, удивившись своему трясущемуся голосу. – По-моему, если бы такое появилось где-нибудь поблизости, то вы бы безо всякой просьбы обратились бы в полицию.

– Да, но он умеет скрываться! Может быть, он вообще ходит где-то рядом. Может даже, сидит сейчас на крыше нашего дома и что-нибудь… – Нола содрогнулась. – Рисует!

– Здорово! – не выдержала я. – А почему не вяжет на спицах?

– Поля, ты разве не знаешь, что черный маг чаще всего колдует картинками? Он вначале нарисует, что хочет, а потом это происходит!..

Из последних сил успокаивая себя, я подумала, что персональная выставка существа, которое столь часто практикуется в рисовании, должна представлять определенный интерес. Как раз в это время Нола прошептала:

– Нам говорят, что об увиденных картинках – на земле или на стене – тоже надо сообщать в полицию. Я, к счастью, не видела, а то бы, наверное, померла со страху!

Здесь я была полностью с ней солидарна. Обе мы, тяжело дыша, довольно долго напряженно смотрели в черное окно, где отражался красный огонь лампы.

– Да, Поля, – вдруг защебетала Нола как ни в чем ни бывало. – Я забыла тебе сказать. В общем, мамуля у меня такой человек… Она, конечно, хорошая, но она так расстроилась, что ты не из столицы… В общем, ничего, если у тебя зарплата теперь будет не сорок, а тридцать хнык? Я, понимаешь, так тебе сочувствую, но я ничего не могла поделать. Ох, что-то я так устала… Слушай, мы с тобой так хорошо поболтали, я совсем успокоилась. Пойду я к себе, ладно? А ты тоже спи.

Не успела я оглянуться, как она спрыгнула с кровати, помахала мне и выскочила за дверь. Я осталась в кресле. Ничего себе! Напугала, лишила десяти хнык и оставила!

– А еще не дай бог если лампа погаснет… – пробормотала я вслух, слезла с кресла и мрачно провалилась в кровать, готовясь провести бессонную ночь.

Однако кровать оказалась неожиданно теплой, а свет лампы из красного постепенно сделался спокойно-желтоватым. За окном почему-то немного посветлело. Оказывается, это вышла большая и довольная половинка луны. Она была ярко-зеленой из-за здешнего солнца. И даже Дамнозис, предположительно вяжущий на спицах на крыше, теперь меня не так пугал. Я зевнула и погрузилась в сон.

ГЛАВА 6. САМОДВИЖУЩАЯСЯ КОЛЕСНИЦА

Проснулась я довольно рано, потому что кто-то то и дело со скрипом и стуком мчался мимо моей комнаты по лестнице, а потом, в довершение всего, заглянула Нола и грянула бодрым и радостным голосом:

– Поля, вставай, уже пятнадцать тысяч мигов – тебе пора на работу!

– Щас пойду, – мрачно отозвалась я.

– Да не надо идти. За тобой Пуфик приехал.

Я обалдело поморгала.

– Как это? Без Орма?

– Ну да, а что такого? Он знаешь какой умный!

Я не знала, да и знать не хотела, но тем не менее, пришлось вставать. Родители Нолы еще не приехали, на улице снова было сыро, промозгло, и из тяжких туч моросил мелкий дождь. Пуфик как ни в чем не бывало действительно поджидал меня на излюбленной им грядке, переминаясь по ней и топча ее копытами. При виде меня он вскинул голову и заржал: то ли приглашающее, то ли угрожающе. Я пробормотала «хороший, хороший», и, воровато оглянувшись, чтобы убедится, что Нола меня не видит, взяла коня за уздечку и пошла пешком, ведя его за собой. Пуфик не протестовал, только косил на меня черным глазом и подметал землю хвостом. Хвост, как и грива, блестел от мелких капелек, а сама шкура потемнела от сырости. К тому времени, как мы добрались до конюшен, я отсырела точно так же, потому что выяснилось, что я не умею запоминать дорогу. Возможно, я довольно долго бы бродила по чистому полю, если бы Пуфик вежливо, но настойчиво не потянул меня в нужную сторону.

Орм с кнутом и хмурым видом торчал перед входом в конюшню, сапоги его были чуть не по самые голенища в грязи.

– Ну и чего мы? Перетрусили и заблудились в поле? – встретил он меня. – Между прочим, если бы ты шла не пешком, то успела бы выгнать со мной коней на поле для тренировок.

– Ну давай я за ними присмотрю! – заискивающе сказала я, заглядывая под его нахмуренные брови.

– Еще не хватало! За ними сейчас хозяева смотрят, они их тренируют. И зачем тебе надрываться, если и так зарплату понизили?

– А ты откуда знаешь?!

– А по другому поводу они ночевать к себе не приглашают…

– Ладно, не в хныках счастье! – философски заметила я и подышала на руки. – Слушай, может, погреемся?

– Ну так пошли, – отозвался Орм и, сгорбившись, прошел обратно в конюшню. Там, в уже знакомых мне сенях мы уселись на топчане рядом с малюсенькой печкой вроде буржуйки и принялись завтракать все той же коричневой кашей и водой – меню нам явно никто разнообразить не собирался. Сквозь маленькое окошко, похожее, скорее, на дырку в стене, лился серовато-болотный свет, выл ветер. «Опять небось Дамнозис наколдовал», – подумала я и вздрогнула. Орм отставил тарелку и, откинувшись назад, искоса взглянул на меня.

– Чего-то ты, Поля, после ночевки в этих роскошных покоях аж с лица спала.

– Спадешь тут! – проворчала я. – Десять хнык…

Старик понимающе кивнул. Я продолжила:

– Да еще Нола мне такого порассказал о.. ну этом… Черном маге.

– О Дамнозисе?

– Ну… да, о нем. Ты знаешь, как он выглядит? У него сросшиеся черные брови, крючковатый нос, острые зубы и ногти… А волосы черные, длинные и такие крепкие, что их не отрубишь даже топором!

– А что, кто-то рубил? – поинтересовался Орм, слушавший меня прикрыв свои холодные глаза.

– Понятия не имею. А что?

– А то, что не надо глупости повторять.

– Это не глупости, а полиция приметы дала! – возмутилась я. – Еще, помнится, у него браслет на руке, пояс на поясе и то ли пять, то ли шесть сережек, только не знаю, в одном ухе или в обоих.

Орм закашлял в кулак.

– Да, уж это особенно страшно.

– Честно говоря, неприятно, – призналась я. – А ты не знаешь, в двух ушах у него серьги или в одном?

– Откуда мне знать! Да и потом, вдруг он их переоденет… А полиция, чем словами ерунду говорить, как всегда, лучше бы фотографию разослала, все больше толка.

– Фотографию?! – изумилась я. – Так у вас тут есть фотографии?

– Где – у нас? – внимательно посмотрел на меня конюх. – Везде есть. Ты не видела, что ли, что в гостевой комнате, в которой ты спала, висит портрет Нолиной матери. Ретушь там, конечно, неслабая, узнать ее трудно. У нас фотографы как хныки увидят, машинально приукрашивают.