Телохранитель Генсека. Том 4 (СИ). Страница 3

— Да какая же ты у меня, Витя, старая? Ты у меня молодая и вполне современная, — Леонид Ильич тепло посмотрел на супругу и накрыл ее ладонь своей. Виктория Петровна благодарно улыбнулась в ответ.

— Все вы правильно понимаете, Виктория Петровна. И все действительно так и было. Даже не доехав до посольства, они по дороге завернули в магазин. Я сам присутствовал при покупке этих злосчастных туфель. К сожалению, остановить ни Горбачева, ни его супругу не смог. Леонид Ильич, боюсь, эта статья только цветочки.

— Ну что ж, будем принимать меры. Хотя не хотелось бы жизнь человеку портить. Все-таки Горбачев молодой еще, мог разок ошибиться. Может быть, как-то получится сгладить?

«Ох, Леонид Ильич, знали бы вы сколько „разков“ ошибался этот человек, когда стал Генсеком, тогда бы не были столь милостивы» — подумал я, а вслух сказал:

— Леонид Ильич, думаю, прежде вам надо ознакомиться с моим рапортом о происшествии на Шереметьевской таможне.

— Что ж, — Брежнев промокнул губы салфеткой, бросил ее на пустую тарелку и встал, — тогда пойдем в кабинет. Не будем откладывать неприятные дела в долгий ящик.

Леонид Ильич в домашней одежде смотрелся в строгом кабинете неорганично. Но лишь до тех пор, пока не начал читать мой отчет. Лицо его помрачнело, знаменитые брови сошлись одной линией, лоб прорезала глубокая морщина. Передо мной сидел жесткий политик, который ничем не напоминал того жизнерадостного человека, с которым я только что разделил завтрак.

— А на какие средства все это было куплено? — спросил он. — Давай-ка, Володя, рассказывай своими словами, что стряслось в Англии.

Глава 2

Но рассказывать ничего не пришлось — подоспел Александров-Агентов со сводкой основных публикаций. Леонид Ильич передал мне бумаги и попросил:

— Прочти, Володя.

Я кашлянул, прочищая горло и начал читать:

— Таймс… «Заключительный шоппинг самого молодого секретаря ЦК КПСС вызвал шок в информационном сообществе британской столицы. По подсчетам наших корреспондентов, драгоценности были приобретены на сумму, превышающую сотню тысяч фунтов стерлингов. Помимо посещения ювелирных магазинов на Сохо, чета Горбачевых в последний день визита также посетила магазины известных домов моды, где тоже оставили солидные суммы. Возникает вопрос: сколько зарабатывают партийные бюрократы, если даже недавно занявший должность чиновник из провинциального Ставропольского края позволяет себе потратить в один день сумму, на которую несколько лет может жить не одна семья советских трудящихся?»…

Остальное все в том же духе. И вишенкой на торте — фоторепортаж нашего давнего знакомого Джона Мастерса. Я рассмотрел снимки — надо отдать должное Мастерсу — он действительно талантливый фотограф. Ему всегда удавалось одним кадром передать всю внутреннюю сущность человека, которая обычно пряталась за фальшивыми улыбками и ханжеством. Алчность Раисы Максимовны, с которой она смотрела на драгоценности, была весьма показательной. Как и самодовольство Михаила Горбачева, присутствующего почти на каждом снимке.

— А я эту мерзость даже смотреть не буду, — Леонид Ильич только мельком взглянул на фото и тут же отодвинул в сторону бланки фототелеграфа. — Эх, Миша, Миша, мы так на него надеялись… Так хорошо выступил в парламенте, и одним махом все просрал. Прошу прощения за резкое слово, но оно здесь будет самым точным.

— Не так все плохо, — Александров-Агентов выудил из стопки бумаг номер «Морнинг стар». — Вот что пишут британские коммунисты: «Большое интервью члена советской делегации, простого рабочего Захара Берегового показывает новый облик советского рабочего класса. Умный, образованный, хорошо разбирающийся в тонкостях внутренней и мировой политики. Этот человек произвел большое впечатление на наших однопартийцев. Это не зажатый, боящийся сказать лишнее слово, советский гражданин. А простой, сердечный и открытый человек, который смотрит в глаза будущему и готов его менять». Или вот, шотландская газета «Глазго мейл»: «Член советской делегации Зинаида Фомина сама доит коров на ферме в Шотландии. Со слов фермера Вилли Маккейна, это удивительно простая и сердечная женщина, хорошая работница, которую 'я бы взял не только партнером к себе на работу, но и партнером в мою дальнейшую жизнь. Такой женщине хочется отдать сердце».

Вошел секретарь. Подождав, пока Александр-Агентов закончит читать, произнес:

— Леонид Ильич, возьмите трубку, пожалуйста. Там Кириленко буквально требует соединить с вами.

Брежнев снял трубку. Я не слышал, что говорил Кириленко, но по репликам Брежнева было все понятно.

— Ты, Андрей, не суетись… Разберемся… Политбюро соберем… Сегодня же… Уволить Медведева?.. — Брежнев закончил разговор и, с усмешкой посмотрев на меня, сказал:

— Разворошил ты, Володя, осиное гнездо. Уже на тебя жалобы идут. Кириленко с утра кто-то накрутил. Хотя, почему кто-то? Понятно же — Горбачев и накрутил.

В кабинет вошел генерал Рябенко. Поздоровался и сообщил:

— Там Горбачев приехал. Очень просит принять его. Говорит, что все объяснит, прежде чем это сделают завистники. — Александр Яковлевич усмехнулся. — А «завистник», так понимаю, у нас ты, Владимир Тимофеевич?

Я не успел ответить Рябенко. Двери кабинета распахнулись, на пороге появился взбешенный Громыко.

— Леня, только не надо крови, не надо репрессий! — запричитал он, чуть ли не срываясь на крик.

Брови Брежнева резко взлетели вверх от изумления. Впрочем, удивились все присутствующие в кабинете, включая меня. Александров-Агентов от неожиданности даже уронил документы на стол, тут же начав их суетливо подбирать.

На Западе за Громыко давно закрепилось прозвище «Мистер Нет». В Союзе он тоже считался одним из самых жестких и бескомпромиссных политиков. Чтобы довести этого человека до такого состояния, как сейчас, надо было очень постараться.

Андрей Андреевич Громыко был не назначенцем, а настоящим карьерным дипломатом, прошедший весь путь ступенька за ступенькой. Причем занимал высокие должности еще с тех пор, как его направили в посольство Советского Союза в Вашингтоне.

Громыко всегда был очень осторожен, следил за своими словами, и сто раз думал, прежде чем подписывать какой-то документ. Репрессии его почти не коснулись, более того, он и поднялся благодаря чисткам в Народном комиссариате иностранных дел. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Но впечатления от сталинских «методов» остались на всю жизнь. Да что говорить, сам Громыко прошел по краю пропасти, когда в начале пятидесятых годов, будучи первым заместителем министра иностранных дел при Андрее Януарьевиче Вышинском, подписал внешне совершенно невинную бумагу. Документ касался всего лишь соотношения курсов рубля и юаня, но вызвал серьезное недовольство товарища Сталина, который лично курировал все взаимоотношения с Китаем.

Думаю, что так же отпечаток на Громыко наложило и то, что он работал под руководством Вышинского, в свое время занимавшим должность государственного обвинителя на политических процессах. Рассказывать о борьбе с «врагами народа» Вышинский очень любил, ставя себе в заслугу каждого осужденного. Вышинского за глаза называли «Великим Инквизитором» и «Торквемадой», но чаще его звали Андреем Ягуарьевичем. И сейчас Громыко думал именно о нем.

— В чем дело, Андрей Андреевич? — спросил Брежнев. — Что-то вы с утра, не евши, не пивши — и сразу в бой? С кем воевать собрались?

— Кофе я выпил, благодарю вас. А вот позавтракать действительно не успел, — Громыко прошел к столу и сел напротив Брежнева.

«Громыко на себя не похож. Неужели так за Горбачева переживает? И какие могут быть репрессии? Сталина вспомнил? Или товарища Вышинского? Андрей Ягуарьевич уже давным давно в могиле, а его все еще боятся. Это каким же страшным человеком он был?», — подумал Брежнев, даже не подозревая, насколько точно он угадал причину такого состояния министра иностранных дел.

— Ситуация действительно из ряда вон выходящая, но лучше как-то сгладить ее. Горбачеву, конечно, нет оправдания, однако вряд ли стоит раздувать конфликт на весь мир. Тем более речь в парламенте он произнес отличную, пресса после его выступления была очень благожелательная, а остальное можно списать на его мягкость и глупость его супруги.