Телохранитель Генсека. Том 4 (СИ). Страница 4

— Андрей Андреевич, а как расценивать получение взятки от британских политиков и капиталистов? — как бы безразлично поинтересовался Леонид Ильич. — Это ведь измена Родине!

— Да вы не понимаете, Леонид Ильич! Горбачев только что был у меня, он искренне раскаивается. Говорит, что карточку ему дали, чтобы протестировать возможности такого метода платежей. Дело в том, что наличность во всем мире выходит из оборота, а у нас, к сожалению, до сих пор рассчитываются бумажными деньгами. А безналичный оборот — это наше будущее. Советский Союз отстает, причем отстает очень сильно в этом вопросе. Михаил Сергеевич и ухватился за возможность протестировать, а может быть потом даже скопировать и внедрить в Союзе безналичное обращение на основе пластиковых карт. А вы сейчас за инициативу его наказать хотите⁈

— Андрей Андреевич, даже если Горбачев провел эксперимент, даже если он провел его на себе, почему не задекларировал ценности? Почему не отчитался в посольстве о полученных подарках? Мне тут сообщили, что Горбачев даже хотел провести все это дипломатической почтой, но в личных целях. Вы же понимаете, как все это дело дурно пахнет, — Леонид Ильич говорил все так же мягко, но в голосе уже проскальзывали стальные нотки.

— Не предусмотрел, ошибся, кается. Но как только ошибку осознал — немедленно все задекларировал. И сдал государству. Может быть вы его все-таки выслушаете?

Громыко сбавил обороты, голос его становился тише и спокойнее. Он подумал: «Что-то я разгорячился. Надо поосторожнее с этим вопросом», а вслух сказал:

— Я же не прошу его хвалить, но дать возможность оправдаться мы обязаны. Если мы будем после каждой провокации расстреливать наших товарищей, это будет неправильно.

— О каких расстрелах вы говорите, Андрей Андреевич? — Леонид Ильич удивленно поднял брови. — О чем вы? А выслушать… Да, конечно, выслушаю. На Политбюро. И решение коллегиально примем.

«Вот и посмотрим, кто как себя поведет на Политбюро, — думал Леонид Ильич. — И отмечу, кто будет заступаться за Горбачева. Уже исходя из этого сделаю выводы».

Прочитав эти мысли Генсека, я не без удовлетворения понял, что Горбачеву уже не отмазаться. Даже высокие покровители не помогут. Настоящих репрессий, конечно же, не будет, но скорее всего после заседания Политбюро может освободиться несколько кресел, или я не знаю Брежнева.

Леонид Ильич редко повышал голос, я никогда не слышал его крика. Но в вопросах, которые считал важными, он никогда не шел на компромисс. Его ошибочно считали слабым из-за внешней мягкости и доброты. Я бы сказал, что управлял государством он железной рукой, но в мягкой перчатке. И Горбачеву действительно повезло, что он не сел в такую лужу при товарище Сталине. По сравнению с ним, Брежнев, обойдется с Майклом Горби относительно мягко. Жизнь не сломает, но наверняка поставит крест на карьере Горбачева.

Члены Политбюро прибыли в течении часа. Не все, конечно. Не было Суслова, Кириленко, Косыгина, но зато присутствовало много «национальных кадров». Даже Шеварнадзе приехал, который хоть и был членом ЦК, но в состав Политбюро не входил. Я удивился присутствию такого количества представителей компартий союзных республик. Хорошо совпало, что они находились в это время в Москве. Хотя, скорее всего, из-за Машерова. Его назначение на новую должность было для всех очень важным вопросом. А еще наша партийная элита никак не могла освоиться с сильно изменившимся в последнее время Брежневым — не знала, чего ожидать от Генсека.

Все это время изображающий саму невинность Михаил Сергеевич сидел в приемной. Заседание уже началось, когда последним вошел Гейдар Алиев.

— Простите за опоздание, я не мог оторваться от документов, — и он быстро прошел на свое место.

Мы с Рябенко сидели на стульях у стены, вместе с секретарями и референтами.

Брежнев озвучил первый вопрос — назначение Машерова на должность своего первого заместителя.

— Если уж проявил инициативу реформирования государственного аппарата, то начинать нужно с себя! — заявил Леонид Ильич. — Предлагаю кандидатуру Петра Мироновича на должность моего…

«Преемника» — подумал Брежнев, но вслух произнес:

— Первого заместителя.

— Мы, конечно, глубоко уважаем дорогого Петра Мироновича, — начал как всегда со змеиной лести Рашидов. — И в Политбюро мы вместе давно работаем. Белоруссия — хорошая республика, индустриальная, много чего производит. Но почему именно Машеров? Разве нет в стране более опытных экономистов и хозяйственников, зачем учитель на такой ответственный пост пойдет?

Машеров, тоже присутствующий на совещании, как будто бы не обиделся. Он лишь улыбнулся и сказал:

— Вы, уважаемый, Шараф Рашидович, немного преувеличиваете. Учителем я был до войны, а во время войны партизанил. Потом хозяйство восстанавливал. Да много чем занимался. А то, что вы назвали меня учителем — это для меня высшая похвала. Даже жалею, что не смог вернуться в школу после войны.

Гейдар Алиев вдруг слегка обернулся, внимательно зыркнув в мою сторону, потом спросил у Генсека:

— У меня тоже вопрос, дорогой Леонид Ильич. Вот тут присутствует человек, который не член Политбюро, и даже не кандидат в члены. При этом — молодой, способный, инициативный, давно уже вас знающий — притираться не придется. Но почему такой заслуженный человек не рассматривается как секретарь ЦК? Или как кандидат в члены Политбюро? Я сам в Комитете начинал. В КГБ Азербайджана работал. Уважаю людей в погонах. Сам человек военный. Зачем тянуть, давайте сейчас проголосуем?

«Хитрый азер! Всегда держит нос по ветру. Поймал волну или что-то знает?» — пронеслась после слов Алиева мысль в мозгу у Шеварднадзе.

— Что ж, рассмотрим и это предложение, — Леонид Ильич посмотрел на меня так, будто впервые увидел.

«А ведь давно назрело это решение. Хорошо, что я не сам поднял этот вопрос. Хотя даже так, все равно будут проблемы с Русаковым», — подумал Леонид Ильич.

И вот тут-то вскинулся Борис Николаевич Пономарев.

— Это недопустимо! — он хлопнул ладонью по столу. — Есть определенные процедуры, сложившийся порядок. Традиции, в конце концов! Нельзя так просто взять и прыгнуть из простых охранников в Политбюро! Ко-о-оне-ечно, были прецеденты… — протянул он издевательским тоном, — император Калигула своего коня в сенат ввел…

— Интересное у вас обо мне мнение, если вы меня с Калигулой сравниваете, — жестко сказал Брежнев, заставив Пономарева побледнеть.

— Да я не это имел ввиду… — тут же сдал назад Пономарев. — Я же образно, пошутил неудачно.

— Как говорил товарищ Сталин: шутка — дело серьезное, — подлил масла в огонь Шеварднадзе. Одного упоминания генералиссимуса было достаточно, чтобы все собравшиеся подобрались и изменились в лице. Но Шеварднадзе на этом не успокоился. — А товарищ Медведев, как я понимаю, теперь отвечает за внутреннюю безопасность в наших органах. Так что неизвестно еще, кто в итоге конем окажется, а кто сенатором.

— Смотрю, веселое у вас настроение, Эдуард Амвросиевич, — прошипел Пономарев.

— Это хорошо, товарищи, что вы шутите, а не ругаетесь. Приятно смотреть, — с иронией сказал Брежнев. — Но пока кандидатуру товарища Медведева выдвигать действительно преждевременно. Вначале его предстоит избрать в Центральный Комитет, а после уже посмотрим. Итак, возвращаемся к назначению товарища Машерова на должность первого заместителя Генерального секретаря ЦК. У кого-то есть еще вопросы? Нет? Тогда переходим к голосованию.

— Кто «За»? — и Леонид Ильич первым поднял руку.

Следом за ним потянул вверх руку Кунаев. Как я понял из его мыслей, первый секретарь ЦК Компартии Казахстана в вопросе не разбирался и сделал это исключительно из личной преданности Брежневу. Более того, он мысленно вернулся во времена Хрущева, когда тот, передав Украине Крым, хотел «прирастить» РСФСР казахскими землями. Отрезать от республики весь Северный Казахстан, включая Рудный Алтай. Именно Брежнев, после своего избрания генеральным секретарем, закрыл этот вопрос и никогда его больше не поднимал.