Трофей темного короля (СИ). Страница 16

Когда зловещий шум стих, а на его место пришла тишина, напряженная и гнетущая, я медленно раскрыла глаза и, покачиваясь, поднялась. Сердце выпрыгивало из груди после пережитого. Вокруг стояла пыль, она лезла в глаза, чувствовалась на языке и губах, оседала на волосах и плечах.

И всё было как прежде… горно-вулканические массивы и реки бурлящей лавы, расползающиеся по Эдильборгу венозной сеткой.

Тело завибрировало от отказа воспринимать происходящее. Ведомая ненавистью, я по-детски топнула ногой, зажмурилась, снова раскрыла глаза, а потом заплакала, потому что пейзаж не менялся. На место отчаяния быстро пришел истеричный, безумный смех, который накрыл меня, и который я не могла остановить. Издевательство! Свобода была так близко, уже практически была в руках, но я снова в Эдильборге… я снова пленница!

Гнев, раздражение, испуг, замешательство — самые противоречивые чувства переполняли меня столь сильно, что не получалось сделать вдох. Я задыхалась.

Желая предпринять хоть что-нибудь, бросилась к двери покоев, но — ожидаемо — те оказались закрыты. И как бы я отчаянно не дергала дверную ручку, как бы не выдирала её, усилия оказались тщетны.

Плюнула и осмотрелась.

Незнакомые покои. Просторные и до тошноты красивые. Резные панели из черного дерева. Кровать с балдахином, драпированным бардовым шелком. У стены, напротив кровати, располагался огромный камин, сложенный из черного мрамора, в нём потрескивали дрова, наполняя воздух едва уловимым ароматом сандала и сосны.

Звук открывающегося замка заставил меня буквально подпрыгнуть на месте. В дверном проеме показалась Фрида с подносом полным еды, я почти обрадовалась старой знакомой, как замерла в оцепенении, когда следом стремительно вошел Аристид Рэвиаль.

Фрида моментально утихла, понурилась и последовала к столу, чтобы переставить очередные шедевры Боргара.

Ёрум подошел ко мне.

Свет от огня в камине отбросил зловещие тени на мужское лицо, искажая и без того суровые черты. В глазах клокотала ярость, обжигающая, как лава.

Аристид… Его имя звучало проклятием в моих мыслях, пульсировало в висках, опьяняло страхом.

Он смотрел на меня так, словно я была его собственностью, вещью, посмевшей выйти из-под контроля. Но в этом взгляде было и другое —голод. Желание, обжигающее, как языки пламени, пляшущие в камине. Он хотел меня. И это знание пугало до безумия, до дрожи в коленях, до сухости в горле.

Аристид не произносил ни слова. Просто стоял, огромный, непроницаемый, как скала. И в этом молчании, в этом тяжелом, обжигающем взгляде было гораздо больше угроз, чем в любых криках и проклятиях.

Я ненавидела его. Всем сердцем, каждой клеточкой своего тела. Ненавидела за то, что он отнял у меня свободу, за то, что сломал мою жизнь, за то, что заставляет чувствовать этот страх. Ненавидела, и знала, что ненависть — единственное, что у меня осталось.

— Ты хоть понимаешь, какую чудовищную глупость совершила, Эмили? — голос алэра прозвучал низко, хрипло, как будто он сдерживал в себе ураган. — Ты хоть представляешь, что ждало тебя в Черной Пустоши? Смерть. Долгая и мучительная. Я спас тебя. Снова.

Я упрямо подняла голову.

— Где Адам? Что с ним?

Взгляд Аристида вспыхнул.

— Адам? Тебе сейчас есть дело до Адама?

— Да, есть! — бросила вызов, хотя внутри все похолодело от страха. — Мне все равно, что будет дальше. Если мой удел — и дальше быть служанкой в этом проклятом дворце, пусть будет так. Мне больше нечего терять. Но я хочу знать где Адам!

Алэр рассмеялся. Короткий, резкий звук, лишенный всякой радости.

— Служанка? Нет, Эмили. Эти игры закончились. Они мне надоели. Ты больше не служанка. — Аристид сделал шаг вперед, нависая надо мной. Его лицо было так близко, что я чувствовала жар его дыхания на своей коже. — Ты моя маитэа…

Он произнес это, словно вынес приговор…

В голосе слышалась нежность, смешанная с властью, и обещание страсти, которая грозила меня поглотить. Я застыла, парализованная его словами и его близостью… Тело пронзала дрожь — не только от страха, но и… чего-то еще. Чего-то запретного, отвратительного и… волнующего. Слишком много эмоций. Слишком много Аристида. Слишком мало меня.

Где-то позади нас Фрида уронила тарелку — тишину пронзил звон разбивающейся посуды.

Победно ухмыльнувшись, Аристид покинул меня, оставив наедине с тяжелыми мыслями. Поодаль — суетилась Фрида, собирая острые куски фарфора.

Как только дверь покоев закрылась с тихим шумом, старшая служанка оглянулась, а после посмотрела на меня, горестно вздохнув. Завернув осколки в ткань и убрав их на стол, Фрида несмело ступила ко мне.

— Лирэя… как ты? — Старшая правда сильно переживала. Это читалось в её перепуганном взгляде, в дрожащих руках, в поджатых губах. Но снова не могла помочь.

— Маитэа… — произнесла новое, ныне незнакомое слово, — кто это?

Фрида не ответила сразу, напряглась, свела брови.

— Кто это, Фрида? — повторила я, отчаянно и требовательно.

Служанка сдалась.

— Маитэа означает… возлюбленная.

Я улыбнулась сквозь разрывающую изнутри боль, сквозь сковывающую грудную клетку печаль, сквозь распирающую душу и сердце ненависть. Снова стало слишком мало воздуха, снова не получалось вздохнуть. Я снова задыхалась бессилием.

Маитэа… Не просьба, не предложение. Констатация факта. Обычная неизбежность. Аристид по-другому не может. Ему нравится, он упивается моей беспомощностью, ему нравится уничтожать, разбирать моё сердце по деталям и собирать после, он получает от этого особое, изощренное удовольствие.

Я бы хотела, чтобы он исчез…

— Но ты не переживай, лирэя, — подбадривающе продолжила Фрида, — маитэа — это еще и титул! Важный титул! Серьезный титул! Да любая наложница мечтает об этом титуле!

— Разве наложницы… априори не «маитэа»?

Служанка всплеснула руками и зацокала язычком.

— Ну вообще ничего не знаешь! Конечно нет. Наложница делит с алэром постель, веселит его, дарит наслаждение, а маитэа — женщина, которая занимает в сердце алэра особенное место. Мы — слуги — можем наложниц даже не слушаться, а вот маитэа… — Фрида благоговейно вздохнула. — В общем и целом, тебе очень повезло, лирэя. Очень! Ты еще сама не понимаешь насколько!

— Повезло? — риторически переспросила я, чувствуя, как начинают жечь глаза. — Я ненавижу Аристида, Фрида.

Будь на месте Фриды другая служанка, на меня бы давно настучали и отправили в темницу за непослушание и оскорбление правителя мертвых земель, но мне повезло — передо мной именно Фрида, и ей я не боялась открыться. Будучи уроженкой Эдильборга, она, конечно, почитала своего алэра, но по-человечески меня понимала. И не осуждала.

— Знаешь, лирэя, Аристид Рэвиаль… он… как огонь. Огонь можно ненавидеть, ведь он смертельно опасен, он сжигает всё на своем пути, безжалостно отнимая жизни. Но есть и другая сторона. — Служанка скромно улыбнулась, взяла свечу и поднесла ко мне. — Дай руку. — Фрида аккуратно поднесла мою раскрытую ладонь к мерцающему язычку пламени. — Чувствуешь? Огонь перестает быть опасным, если к нему подойти осторожно. Пламя перестает обжигать и начинает дарить тепло. Не бойся алэра. Просто к нему надо найти правильный подход, и тогда его внутренний огонь перестанет обжигать, он станет покорным.

Вы ошиблись, Эмили. Любовь никогда не приходит с огнем. Огонь выжигает и уничтожает. Города, эмоции, чувства — всё. Дотла.

Вечером я долго вспоминала слова Северина, согреваясь теплом огня в камине.

…Странно.

Именно так я могла описать происходящее.

Служанки, с которыми еще недавно мы общались на одном уровне и ели за одним столом, хваля блюда Боргара и подшучивая над Агдой, сейчас мне даже в глаза не смотрели, не разговаривали со мной, лишь тихо и послушно выполняли порученную работу: помогали мне одеваться, краситься и делать прическу. Было неловко.

Серое платье с фартуком заменило черное атласное платье по фигуре на тонких бретельках. Как по мне — слишком откровенное. Я в нем ощущала себя уязвимой и… голой. Атлас подчеркивал каждую линию, каждый изгиб.