Трофей темного короля (СИ). Страница 14

— Лучше бы ты не предлагала примерить платье жрицы, Фрида. Видишь, как получилось? Накликала беду… — осиплым, бесцветным голосом процедила я, рассматривая алое платье из тончайшего шелка.

Оно ниспадало до самого пола каскадом мягких складок, при каждом движении напоминали языки пламени. Глубокие вырезы по бокам. Тяжелые золотые браслеты-змеи, инкрустированные рубинами. Золотые анклеты на обнаженных лодыжках.

— Это не при чем, — тихо ответила Фрида. — Просто алэр тебя выбрал.

Почему он выбрал меня? Когда именно он выбрал? Сегодня — на Дне Свершения? А может еще раньше — в день моей свадьбы в Вилдхеме, когда вечером вошел в мои покои вместо Северина?

В голове роились вопросы, и ни на один из них не было ответа. Был только страх, парализующий, лишающий воли.

В комнату, где мне помогали одеваться служанки, вошел Рагнар Верене. Я увидела его темную фигуру в зеркальном отражении. Советник вошел без стука, он решил не обременять себя такой мелочью.

Затаив дыхание, я резко обернулась, смотря на него с мольбой и каплей вспыхнувшей надежды. И Рагнар отчетливо разобрал мои чувства. Прошелся по мне мрачным взглядом снизу доверху и задержался на глазах. Продолжая прожигать меня янтарным взором, строго приказал слугам:

— Всем выйти. Сейчас же!

Девушки бросили дела и, понурив головы, гуськом вышли из помещения. Когда дверь закрылась, я улыбнулась сквозь печаль и спросила риторически:

— Об этом ты предупреждал? — коснулась юбки шелкового платья. — Заранее знал, что Аристид выберет меня?

Рагнар коротко выдохнул.

— Изначально. Несложно было догадаться.

— И теперь мне предстоит возлечь с алэром на алтаре Свершения…

— Что ж, об этом мечтают многие, — холодным голосом, со скрытой иронией, которая злила и самого Рагнара Верене, произнес он и неспешно прошел вглубь комнаты. — Ты получишь уважение и титул.

— Мне ничего из этого не надо. Будь моя воля, я бы поменялась с любой, которой это действительно нужно.

— Так поменяйся, Эмили, — парировал он, хищно приближаясь. Рагнар смотрел. Не как обычно — внимательно и изучающе, а… голодно. Я чувствовала это каждой клеткой кожи. Его взгляд ощущался почти физически, обжигая сквозь ткань платья, проникая глубже.

— Что⁈ — отступила инстинктивно на полшага.

— Поменяйся.

Воздух вокруг нас будто загустел, стал липким, наэлектризованным. Но лишь на мгновение. Потом — советник бросил на туалетный столик тряпичный сверток, роняя расчески, заколки и флакончики с ароматной водой. Внутри свертка лежали мужская одежда, деньги, продовольствие и карта местности.

Рагнар пояснил:

— Внизу тебя ждет Адам. Я ему все объяснил, вы сбежите, перейдете Черную пустошь и окажетесь в Выжженной зоне, а там уже недалеко до Тридорожья, откуда отправитесь в Вилдхейм. Переодевайся и поспеши. Аристида я задержу, не волнуйся.

— П… почему ты помогаешь мне⁈..

Его губы тронула легкая усмешка.

— Я заслуживаю казни, лирэя, ведь сам возжелал женщину, которую алэр захотел сделать своей. Это… не помощь. Это мой эгоизм. Я не хочу, чтобы ты досталась ему. Поэтому не смотри на меня с благодарностью. Я не заслуживаю.

Его взгляд скользнул по моему лицу, задержался на губах. Я почувствовала покалывание, словно Рагнар коснулся моих губ своими. Грубо, властно, неумолимо.

Я опустила взгляд, прячась от янтарного пламени, рискующего испепелить меня дотла. Потому что есть другой… Северин. И Рагнар, вопреки всему, об этом знал. Поэтому не тронул, хотя желал украсть меня у самого алэра. Он просто смотрел, зная, что мы больше никогда не увидимся.

Арка VII

Эдильборг праздновал. Эдильборг веселился. Эдильборг наслаждался.

Шум ликующей толпы бил в уши, смешиваясь со стуком копыт по мостовой. Адам крепко держал поводья, направляя лошадь вперед, проталкиваясь сквозь праздничную вакханалию Дня Свершения. А я, сидя впереди и кутаясь в темный плащ, наблюдала.

Фонари, словно светлячки, плясали в ночном воздухе, отбрасывая причудливые тени на лица танцующих. Мелодии, одновременно веселые и тревожные, вибрировали в воздухе, заставляя сердце биться быстрее. За спиной отдался дворец Огненной короны.

Над всем этим возвышались вулканы, чье лавовое дыхание освещало ночное небо багровым заревом. Это было зрелище одновременно пугающее и завораживающее. Я смотрела на танцующих, на их беззаботные лица, на развевающиеся одежды, и думала о том, что при других обстоятельствах я бы… задержалась, наверное. Осталась бы, чтобы увидеть праздник своими глазами, не украдкой, не сквозь пелену страха.

Кидая на Эдильборг последний взгляд, постаралась запомнить его именно таким: залитый лавой и праздничными огнями. А потом — отвернулась, подавляя щемящее чувство в груди. Словно оставляла здесь часть себя, среди этих безумных гуляний, среди этого вулканического пепла. Глупо. Нелепо. И все же…

В это же время…

Дворец Огненной короны.

Алтарь Свершения.

Рядом — лавовое озеро, потрескивающее в вечной жажде, и россыпь цветов красной примулы, словно застывшие капли крови на раскаленной земле.

Аристид стоял рядом с алтарем, неподвижный, идеальный, как изваяние. На его бронзовой коже горели, переливались древние письмена. Он напряженно, но нетерпеливо ждал, рассматривая мягкость красного бархата, укрывающего алтарь; представлял, как скоро опустит на него лирэю, как войдет в неё, прикоснется к нежной коже, как проведет по ней языком, как вопьется в губы. Жадно и ненасытно.

Аристид хотел Эмили.

И желание это… жгло ёрума изнутри, терзало, словно ядовитый шип. Дерзость лирэи, ее непокорность, чистая, незамутненная ненависть — все это опьяняло, завораживало. Веселило. Нравилось. Притягивало. Всё это распаляло его, подталкивая к той самой грани, за которой рассудок окончательно терял власть над звериной сутью.

Аристид знал, что она ненавидит его еще и за ту цену, которую он потребовал сегодня — в День Свершения, за тот долг, который она должна, обязана, вынуждена уплатить. И он готов принять эту ненависть. Всю. Полностью. Без остатка. А потом подчинить.

Эмили, закутанная в алые шелка, скользнула по каменным плитам, подходя ближе. Лицо скрывала плотная вуаль.

Ёрум медленно развернулся, сердце забилось сильнее, предвкушая момент. Письмена вспыхнули, желая освободить древнюю силу.

Каждый шаг лирэи отдавался глухим эхом в тишине, нарушаемой лишь клокотанием лавы и шелестом примул. Каждое движение плавное, почти гипнотическое.

Аристид с трудом сдерживался, наблюдая за приближающейся тонкой фигурой.

Он желал её.

Не только телом. Он желал её дух, её силу, ту искру ненависти, что горела в её глазах всякий раз, когда Эмили смотрела на него, когда видела в нем чудовище, палача, предвестника погибели. И это лишь усиливало его влечение, добавляя горький привкус запретного плода. Чем сильнее её отторжение, тем яростнее становилось стремление обладать ею, сломить сопротивление, увидеть, как эта ненависть переплавляется в нечто иное, более сильное, более ценное. Он хотел увидеть, как Эмили примет свою судьбу.

Когда лирэя подошла достаточно близко, Аристид тихо произнес:

— Если ты здесь, значит, смирилась. Это радует. Обещаю, ты полюбишь Эдильборг. Ты полюбишь меня.

Алэр протянул руку и медленно, словно прикасаясь к хрупкому цветку, поднял плотную, расшитую бисером вуаль.

Миг. Один, бесконечно долгий миг, и лицо повелителя мертвых земель исказилось от ярости.

Не она. Не Эмили.

Агда…

Служанка вздрогнула и зарыдала. Ее голос, полный истеричного отчаяния, прорвался сквозь тишину:

— Алэр, мой алэр… простите. Я… я… люблю вас! Искренне, честно, отчаянно. Я всегда любила только вас! Умоляю, позвольте мне возлечь с вами на алтаре Свершения…

Злоба пылала в Аристида, подобно огню в жерле вулкана. Кулаки невольно сжались, ногти врезались в кожу. Письмена потухали и снова загорались, пробуждая новые узоры, перемещающиеся по коже алэра, подобно змеям.