Наследник пепла. Книга VI (СИ). Страница 12
И тут Матрона с подозрением посмотрела на Голицына.
— Слушай, — сказала она, с трудом переступая с ноги на ногу, делая новый шаг, — ты же у нас такой крутой, у тебя там дядя или кто-то у императрицы был. Нет у тебя какой-нибудь волшебной артефакторной кнопки, на которую можно нажать, чтобы за нами кто-нибудь прилетел и нас спас?
— К сожалению, нет, — ответил на это Николай, прихрамывая. — Тот, кто мог бы такое устроить, сейчас находится где-то в Тайном сыске.
— Ага, понятно, — кивнула Матрона. — Получается, у отца в гостях.
— Ну-у, — протянул на это Николай. — Я бы не сказал, что в гостях. Боюсь, что на постоянном месте жительства.
— Понятно, — ответила Матрона и, кажется, почувствовала себя легче.
— А у тебя такой кнопки нет? — покосился на неё Голицын. — Всё-таки отец в Тайном сыске. Или он на мелких должностях?
— На самом деле есть, — сказала Матрона и продемонстрировала браслет, — но ты знаешь, папа сказал рвать его только в исключительных случаях, когда понимаешь, что твоей жизни грозит опасность.
— Слушай, — Николай вдруг как будто решил заговорить на отвлечённые темы, чтобы легче было идти. — А ты как с Адой? Хорошо дружишь?
— Ну, терпимо, — ответила Матрона и покосилась на спутника. — Вообще-то я за её старшего брата замуж хочу. Он, знаешь, какой? Прям — ух! Огонь мужчина.
— Ну и что ты думаешь? Это не исключительный случай — спасать сестру своего будущего жениха? — подвёл итог Голицын.
— Ладно, — согласилась Матрона, — уговорил.
С этими словами она рванула жемчужины на браслете, а затем собрала из них хитрую конструкцию.
— Всё, Коля, — сказала она. — Осталось ждать подкрепление.
Прошло не так много времени после того, как ребята уехали в Дендрарий.
Я в основном разговаривал с матерью, спрашивал, как она себя чувствует, как у неё дела.
Оказалось, что её сейчас серьёзно привлекают по государственной линии. И вот где-то посреди нашего разговора вдруг прибыл охранник от входа.
— Посыльный! — оповестил он.
«Интересно, — подумал я, — зачем его нелегкая принесла?»
И тут сам на себя же удивился, потому что раньше никак не реагировал на прибытие посетителей в резиденцию Рароговых. Мало ли кто может прийти к деду? Но тут меня как будто проняло что-то, как будто что-то кольнуло.
И по телу разлилось чувство тревоги. Однако ничего невероятного на первый взгляд не случилось. На входе оказался посыльный из банка с какими-то бумагами.
Он сообщил, что на моё имя открыта депозитарная ячейка. Более того, срок аренды этой депозитарной ячейки сегодня подходит к концу, причём буквально уже сейчас. Необходимо явиться в Первый имперский банк и получить оставленные там ценности.
— Но я у вас в последнее время не открывал никаких депозитарных ячеек, — ответил я.
— Молодой человек, — сказал мне посыльный и развёл руками, — меня это не касается. Вот документы. В них чётко сказано, что депозитарная ячейка открыта на ваше имя, и вам требуется явиться в банк, чтобы забрать ценности, лежащие внутри. Вот и всё. Мне неважно, открывали вы её или нет.
— Хорошо, хорошо, — ответил я, пытаясь сообразить. Может быть, когда-то кто-то из ребят открыл её на моё имя? Может быть, там остатки по деньгам или что-то ещё. Кажется, был такой разговор, когда мы все вместе выкупали имение Тагая с торгов.
Это было как-то странно, но я подтвердил, что приеду.
Взял экипаж и помчался в Первый имперский банк. У меня тут же приняли бумаги, которые принёс посыльный, удостоверение личности, и тут же при мне вскрыли депозитарную ячейку.
Внутри оказался самый обычный конверт, в которых обычно шлют письма.
«Интересно», — подумал я, вскрыл конверт и увидел фразу, написанную печатными буквами:
«Если хочешь, чтобы твоя сестра осталась жива, то сегодня в полночь прибудь на центральное кладбище и оставь в квадрате восемь на могиле Надеждиных мешок с панцирями кареострисов».
Я перечитал записку раза три, пока полностью осознал, что это угроза, причём реальная угроза моей сестре. Из-за каких-то панцирей кареострисов, которых даже не было в прошлой жизни, но вот угроза сестре была, и она снова повторилась.
У меня внутри всё прожгло огнём. Кажется, из-под костюма даже пошёл лёгкий дымок.
— Я сотру вас в порошок, — прорычал я, но так, что никто из стоящих вокруг не понял, о чём я говорю. Они услышали только утробное рычание.
Я схватил конверт, смял его и сунул в карман. Не прощаясь ни с кем, вылетел из банка.
Время было уже около часу дня.
У меня осталось одиннадцать часов на то, чтобы сделать всё правильно. Первым делом я отправился обратно в резиденцию Рароговых.
— Мама, сестра возвращалась? — спросил я.
— Нет, что случилось? — ответила она.
Из своего кабинета выглянул дед.
— Все в порядке, Вить? — пробасил он, озабоченно оглядывая нас.
«Да какое там „в порядке“,» — пронеслось у меня в голове. Я едва сдержался, чтобы не выругаться матом. Нужно было срочно действовать. Так, мне понадобятся Тагай, Зара, скорее всего, Костя и, может быть, Артём с Мирославой. Впрягать всю пятёрку в свои личные разборки не очень хотелось, но сейчас я буквально чувствовал, как каждое мгновение раскалёнными каплями свинца капает мне на мозг.
— Витя, — переспросила меня мама, заглядывая в глаза, — что случилось? Ты сам на себя не похож.
— Пока не случилось, — ответил я, раздумывая над тем, говорить маме что-то или нет. Но тут снова постучался охранник.
— У ворот карета без опознавательных знаков, — доложил он. — Похоже, из Тайного сыска. Какие будут распоряжения?
«Ничего себе, оперативно», — подумал я.
— Тайный сыск и чинно ждёт? — недоумённо уточнил Креслав. — На них не похоже. Представились?
— Анатолий Сергеевич Салтыков с дочерью, — ответил охранник. — И Николай Голицын с ними.
И тут как будто щелчок раздался у меня в мозгу.
Матрона здесь с отцом, а отец из Тайного сыска. И с ними Голицын. Хорошо. Ада? Но про Аду никто не упомянул.
Через минуту Анатолий Салтыков, Матрона, бледная как сама смерть, и Голицын с распухшим глазом, губами, периодически держащийся за ушибленную руку, зашли внутрь.
— Что произошло? — спросил я.
И тут же из-за моей спины с тем же вопросом вылетела мать, а за ней и дед.
— Пойдёмте, — сказал Салтыков. — Нужно поговорить.
Все поднялись в кабинет к Креславу.
Я думал сбегать за Тагаем, но понял, что пока нужно проводить совещание в таком формате. Сначала о произошедшем рассказывала Матрона. Немного сбивчиво, но достаточно быстро. Голицын решил углубиться в подробности, и пришлось несколько раз на него шикнуть, чтобы не развозил, а говорил чётко и по делу.
Затем слово взял Салтыков и рассказал, как дочь его вызвала, он сразу же, никуда не заезжая, приехал, забрал ребят и приехал с ними к нам.
— Одним словом, — резюмировал он. — Аду фон Аден похитили. Специально. Чего они хотят, мне пока неизвестно.
— Мне известно, — сказал я и показал записку, которую мне отдали в банке. — Вот. Хотят панцирь кареостриса мадагаскарского и требуют прибыть на кладбище.
— Так, — Анатолий сразу же собрался. — А у вас вообще есть эти панцири креостриса? — спросил он.
— Нет, — я покачал головой. — На данный момент панцирей у нас уже нет. Мы нашли способ сбыта и продали их алхимику, а он уже всё это дело переработал.
— Так, что же нам придумать? — Салтыков явно шевелил мозгами очень быстро, и мне это импонировало. Чем-то он напоминал мне Путилина. Тот тоже соображал довольно бойко и делал практически всегда правильные выводы.
— Для спасения сестры я достану их ещё.
— Так, поподробнее. Что вы вообще собираетесь делать? — спросил Салтыков.
— Я собираюсь разворошить это осиное гнездо, — ответил я, сведя брови. — Это уже не в первый раз, когда на нас нападают из-за химических реагентов. А нападают на нас по той простой причине, что, видимо, гильдия алхимиков совсем уже потеряла страх перед законом, решила, что ей всё дозволено, и уже второй раз для этого они используют банк. Если первый раз за нами следили практически от самого входа в Первый имперский, когда мы туда поместили яйца скорпииды, то теперь вот в ячейке банка оказалась эта записка.