Невеста по приказу, или Когда свекровь ведьма (СИ). Страница 3

Тут же нарисовался долговязый слуга с удивительно длинным лошадиным лицом и жиденькими локонами:

— К услугам вашей милости.

Та посмотрела на меня:

— Дитя мое, это наш управляющий — сеньор Пако. Он проводит вас в приготовленные покои. Прошу, располагайтесь и отдохните хорошенько с дороги. Сейчас вам это просто необходимо. Обо всех своих нуждах сообщайте управляющему. И прошу меня извинить, что в силу слабого здоровья не могу проводить вас лично. Сегодня я разбита с самого утра. Это такая мука. — Она приложила два пальца к виску, будто сетовала на мигрень, и ее голос скорбно треснул.

— Конечно, матушка. Желаю вам скорейшего выздоровления и благодарю за теплый прием.

Я хотела скорее уйти, чтобы больше не видеть эту женщину. Хотя бы сегодня. И сейчас я мечтала только об одном — снять проклятые башмаки, которые стали настоящими пыточными кандалами, сесть поближе к пылающему камину, выпить бокал подогретого муската. И перевести дух от всего этого кошмара.

Пилар подскочила, придержала меня под локоть. Я отчетливо различила, что у нее посинели ногти — она наверняка забыла перчатки в экипаже. Я почти не смотрела по сторонам — у меня еще будет на это предостаточно времени. Сосредоточенно следовала за управляющим, буквально считая шаги, чтобы найти в себе силы перебирать ногами. Наконец, распахнулись расписные двери, я шагнула в покои и буквально остолбенела, чувствуя, как в горле моментально образовался ком.

Здесь было стыло и пустынно. Никто не озаботился тем, чтобы разжечь камин и протопить хотя бы одну комнату. Эти покои никто не готовил. Похоже, даже не собирался, потому что я отчетливо различила на полированном столе толстый слой пыли. В них даже пахло холодной пустотой

Управляющий тут же повернулся и поклонился:

— Сеньора, прошу простить за нерасторопность. Вас ждали только завтра и еще ничего не успели подготовить. Я немедля пришлю слуг, они принесут все необходимое. Ваш багаж сейчас же доставят. Дрова принесут, не мешкая, и комнаты быстро прогреются. Здесь прекрасный камин.

Я кивнула:

— Благодарю. Прикажите, пусть поторопятся с дровами.

Пако снова согнулся в поклоне:

— Конечно, сеньора, я тотчас распоряжусь.

Он исчез так быстро, что я даже при всем желании не успела бы попросить о чем-то еще. Впрочем, я и не хотела. Я была счастлива, что он ушел, и мы с Пилар остались, наконец, наедине. Кроме нее я больше никого не хотела видеть. Да… такой прием запомнится надолго. Пожалуй, до конца жизни…

Она стиснула мою руку с такой силой, что стало больно:

— Барышня, миленькая, да что же это такое? Да где же такое видано?

Я с трудом сглотнула:

— Похоже, это только начало, Пилар…

— Нас столько времени продержали на улице, уж можно было послать слугу растопить камин! Здесь же холод собачий! А эти проклятые ворота!

Я стиснула зубы. Ворота, разумеется, были в полном порядке… Сейчас хотя бы снять башмаки и укутать ноги одеялом… а все остальное — потом.

— Найди спальню.

Да, теперь я ни мгновения не сомневалась, что все это было сделано намеренно. Унижение за унижением. Ворота, аллея, лестница, покои. Завтра к этому списку наверняка прибавится что-то еще. Потом еще… и так до бесконечности. Но в чем я была виновна перед этими людьми? И еще больше меня терзал другой вопрос: чья это была инициатива? Сеньоры де ла Серда или… моего мужа? Это было очень важно. Если второе, то, кажется, у меня в этом доме просто не было шансов.

Как и полагается, спальня оказалась в самой глубине, и сейчас меня обрадовало, что комната была совсем небольшой — ее легче будет протопить. Я села на застеленную покрывалом кровать, сама стянула башмаки и принялась растирать бесчувственные ступни. Пилар встрепенулась, кинулась ко мне, упала на колени у кровати и стала лихорадочно тереть мои ноги. Даже пыталась согреть дыханием.

— Душенька моя, сеньора, да вы же совсем ледышка!

Я отняла ногу и продолжила тереть сама.

— Снимай свои башмаки, живо! Сама промокла! Давай, — я постучала ладонью по покрывалу, — забирайся скорее. Здесь овечье одеяло.

Пилар не спорила — значит, продрогла до костей, только не признавалась. Мы сидели на кровати, обернувшись одеялом и обхватив колени. Она подскочила, услышав звуки за дверью:

— Наверное, дрова принесли.

— Забери и неси сюда. А чужие пусть не заходят. Видеть никого не хочу, даже их слуг. Наверняка одни соглядатаи. Объяви, что у меня с дороги разболелась голова.

В глазах Пилар промелькнула такая грусть, что мне захотелось плакать. Но она промолчала.

Управляющий не соврал — комната протопилась быстро. Наполнилась уютным треском огня, запахом сосновых дров, золотыми бликами. Будто ожила. Из кухни принесли еды, и мы с Пилар поели прямо на ковре у камина. И даже все вдруг показалось не так уж и плохо. Усталость, расстроенные нервы, холод, чужие люди. В конце концов, эта сеньора де ла Серда — лишь вторая мачеха. Я научилась выносить одну — отменно вздорную женщину, — как-нибудь разберусь и с другой. Главное — не торопиться и постараться совершить как можно меньше ошибок.

Пилар молчала, сосредоточенно глядя в огонь. Но я ее слишком хорошо знала, чтобы не понять, что она мучительно хочет что-то спросить. Наконец, она не выдержала:

— Барышня, почему герцог не встретил вас?

Я лишь выдохнула, покачала головой:

— Кто знает? Ты же видишь, как нам здесь рады. Свекровь издевается, братья не скрывают пренебрежения. Супруг знать не желает.

— Но ведь он вас даже не видел. Даже не знает, какая вы красавица. Да любой такую на руках бы носил!

Я отмахнулась:

— Скажешь, тоже. Разве это имеет значение?

— А что имеет?

— Что меня навязали против воли. Но, думаю, даже это не главное.

Пилар сморщила нос:

— А что еще?

Я горько усмехнулась:

— Ну что ты, как глупенькая. Сама все знаешь. Я незаконнорожденная. И всем это известно. Наверняка они сочли себя оскорбленными.

— Какая же вы незаконнорожденная? Когда и отец родной вас признал, и бумаги все выправлены честь честью. Самая, что ни на есть, законная. Никакой разницы.

Я покачала головой:

— Нет, душечка моя, — очень большая разница. Потому нас с сестрицей Финеей и равнять нельзя. Мне от такого пятна за всю жизнь не отмыться.

— Тогда и брали бы донью Финею. И над ней тут издевались. Ох.. я бы глянула одним глазочком, какой тарарам бы тут стоял! И суток бы не прошло, как она все это семейство бы начисто извела! Сущая ведьма!

Я даже рассмеялась:

— Сама знаешь, что глупости. Нрав у сестрицы скверный, но вот колдовских талантов ни крупицы. Хоть она и любит слуг сказками пугать. От матери к дочери — никак иначе. А у ее матушки из колдовства только дурной нрав и гадкий язык. Вот и все наследство. И донью Финею никто бы не отдал.

— Зато вы в сто раз красивее! Куда там донье Финее? Она же вся в маменьку! А вы… — Пилар, вдруг, замялась, не зная, что сказать.

Я улыбнулась:

— Наверное, и я в маменьку, раз на отца совсем не похожа.

Теперь мы обе молчали. Она понимала, что для меня это была болезненная тема. Единственное, что я знала о своей матери — имя, которое значилось в бумагах, подтверждающих мое происхождение. Старая нянька когда-то понарассказывала кое-что, но я не знала, сколько в этих словах правды. И та все время переиначивала. То говорила, что любовь случилась. А в другой раз — что отец благородную девицу обесчестил. Но в одном всегда сходилась: что после моего рождения мама заявила на отца самому королю и потребовала признать дочь. А потом на себя руки наложила. Отец никогда об этом не говорил. Я, девчонкой, иногда задавала вопросы, но он лишь кричал и выставлял меня вон.

Я откусила пирожок с тыквой:

— Миленькая, как думаешь, какой он?

Пилар насторожилась:

— Кто?

— Герцог.

Она посерьезнела:

— Снаружи или нутром?

Я пожала плечами.

Пилар закатила глаза и сделала забавную гримасу.