Строптивая истинная в Академии Драконов (СИ). Страница 5

"Вингардиум Левиоса!" — прошептала я, чувствуя себя немного глупо. Подсвечник остался неподвижным, словно насмехаясь над моими попытками.

"Абракадабра!" — попробовала снова, на этот раз громче. Результат тот же.

Мда… Похоже, у Эллин был талант лишь в рисовании. А жаль, магия мне бы сейчас не помешала.

Разочарованно вздохнув, я продолжила изучение материалов. Судя по тому, как бережно Эллин хранила вырезки, она явно гордилась достижениями своего отца.

Внезапно мой взгляд зацепился за небольшую заметку, затерявшуюся среди прочих. В ней говорилось о том, что Эдмунд Ройс получил ответственное задание от самой короны. Вместе с неким Максимилианом Эрайном они должны были создать мощный артефакт защиты.

Эрайн… Не родственник ли это того наглого павлина?

Я перевернула страницу и увидела портрет всего семейства Эрайнов. Сразу же бросился в глаза знакомый до боли профиль — бывший женишок во всей своей красе.

“Эйден Эрайн”, — вчиталась я в надпись под портерном.

Значит, так зовут этого… этого… Я даже слов подходящих не могла подобрать!

По левую сторону от него стояла статная женщина, с таким же надменным лицом.

Герцогиня Амелия Эрайн, драконорожденная — скорее всего, мать Эйдена. Очень уж они были похожи.

Статная, с властным взглядом. Несмотря на чёрно-белый оттиск, я могла поклясться, что её глаза, как и у сына, были пронзительно-синего цвета и напоминали льды далёкой Антарктики.

Но что означает приписка драконорожденная? Неужели в этом мире существуют драконы?

Последняя вырезка оказалась самой трагичной — краткое сообщение о неудачном эксперименте, завершившемся катастрофой.

Строчки плясали перед глазами:

"...мощная взрывная волна полностью разрушила лабораторию. Лорд Эдмунд Ройс получил тяжелейшие ранения и находится в критическом состоянии. Его коллега, Максимилиан Эрайн, срочно доставлен в больницу Святой Марии..."

Острая боль пронзила сердце, когда я представила, как Эллин, дрожащими руками вырезая эту заметку, пыталась осознать случившееся с её отцом. Чернила на странице были местами размыты — вероятно, её слезами, и эти пятна, как безмолвные свидетели прошлой трагедии, рассказывали больше, чем сами слова.

4

Мне было искренне жаль Эллин. Вот только на жалости далеко не уедешь.

Порой я ловила себя на мучительных размышлениях о том, как бы она справилась со всеми испытаниями, выпавшими на её долю. Наверное, я скажу ужасную вещь, но лучше уж уйти за грань, нежели всю жизнь терпеть унижения.

Отложив пожелтевшие от времени газетные вырезки, я медленно откинулась на спинку стула и прикрыла воспалённые от долгого чтения глаза. В утомлённом сознании постепенно складывалась целостная картина происходящего.

Эллин осталась совсем одна. Ни матери, ни отца… А подруги? Были ли у Эллин подруги?

Я ещё раз просмотрела альбом и письма. Безрезультатно. Ни намёка о том, что у неё была хоть одна подруга.

Но не могла же она быть затворницей, в конце концов!

"Возможно, следует проветриться?" — эта мысль показалась на удивление здравой, особенно когда снизу донёсся оглушительный грохот разбитой посуды. Очевидно, мачеха всё ещё не могла смириться с утратой драгоценных фарфоровых тарелок.

Я невольно усмехнулась, представляя, как она мечется по кухне, словно разъярённая фурия.

Решив не искушать судьбу и не дожидаться, пока гнев мачехи достигнет апогея, я поднялась и подошла к гардеробному шкафу. Нужно было одеться потеплее — за окном зима как-никак.

Выбрав из гардероба тёплое зимнее пальто с глубоким капюшоном, отороченным пушистым мехом, я подошла к высокому зеркалу в резной раме. Стройная фигура, туго затянутая в корсет, выглядела непривычно. В груди ощущалась лёгкая скованность, но, к моему удивлению, дышать было не так уж и сложно.

Тихонько приоткрыв дверь, я выглянула в коридор. Пусто. Только снизу доносились голоса мачехи и Виктории, увлечённо обсуждавших моё "возмутительное" поведение.

Видимо, других развлечений в их унылой жизни не предвиделось.

Осторожно ступая по ковровой дорожке, я прокралась к лестнице. Спускаться нужно было максимально бесшумно — некоторые ступеньки предательски поскрипывали под ногами.

Преодолев последний пролёт, я оказалась в просторном холле. Входная дверь была совсем рядом — массивная, с витиеватой резьбой по тёмному дереву.

Накинув капюшон, я осторожно потянула за бронзовую ручку. Дверь поддалась с лёгким скрипом, впуская в дом порыв морозного воздуха.

Выскользнув наружу, оказалась на заснеженном крыльце. Метель, бушевавшая весь день, наконец утихла, но небо всё ещё щедро осыпало землю крупными хлопьями, похожими на невесомые перья диковинных птиц. Каждая снежинка, попадая в свет фонарей, на мгновение вспыхивала крошечной звездой.

На улице уже смеркалось. Старый фонарщик, сгорбленная фигура которого напоминала персонажа из детской сказки, неторопливо совершал свой вечерний обход. Один за другим загорались фонари, их тёплое золотистое сияние преображало заснеженные улочки, придавая им почти волшебный вид.

Город словно перенёсся на страницы рождественской повести Диккенса. Величественные особняки, украшенные изысканной лепниной и готическими башенками, будто застыли во времени. В окнах домов мерцали свечи и керосиновые лампы.

Прохожих было немного — видимо, непогода загнала большинство горожан по домам.

Редкие экипажи проезжали мимо. Их колёса взбивали снежную кашу, а кучера, закутанные в тяжёлые шубы, походили на громадных медведей на козлах.

Я медленно шла по узкой улице, с интересом разглядывая витрины магазинов.

Вот лавка модистки, за идеально чистым стеклом которой красовались изысканные шляпки всевозможных фасонов, украшенные перьями экзотических птиц, шелковыми лентами и искусственными цветами, выполненными столь искусно, что их можно было принять за настоящие.

Чуть дальше располагался книжный магазин "Листая страницы" — его витрина пестрела корешками книг в кожаных переплётах, а в центре композиции возвышался внушительный фолиант, раскрытый на странице с красочной иллюстрацией.

Бакалейная лавка манила ароматами специй. А над дверью сапожной мастерской поскрипывала на ветру потёртая вывеска с изображением начищенного до блеска сапога.

Но настоящим испытанием для моей силы воли оказалась булочная "Сладкие грёзы". В её освещённой витрине, словно произведения искусства, были выставлены румяные калачи, воздушные круассаны, пышные пироги с различными начинками и изящные пирожные, украшенные засахаренными фиалками. Тёплый аромат свежей выпечки, корицы и ванили проникал даже сквозь стекло, заставляя мой желудок предательски напоминать о себе.

Только сейчас я с горечью осознала, что с самого утра не проглотила ни крошки.

Машинально я погрузила руку в карман накидки. Ничего. Хоть в моём мире, хоть в этом, но без денег ты ничего не купишь…

Сквозь запотевшее от дыхания стекло витрины я наблюдала, как румяная, словно свежий пирожок, женщина в белоснежном переднике раскладывает на деревянном подносе пушистые булочки, от одного вида которых желудок сворачивался в тугой, болезненный узел.

Тяжело вздохнув, я уже сделала шаг прочь от манящих ароматов, как вдруг дверь булочной распахнулась, и на заснеженную мостовую буквально выкатилась пышная фигура в белом переднике, припорошённом мукой.

— Эллин! — раздался громкий, но удивительно тёплый голос, от которого на душе стало чуть светлее. — Милая моя девочка! Неужели это ты?

— Миссис О'Брайен?" — неуверенно произнесла я, внезапно выудив это имя из глубин памяти Эллин.

Воспоминания нахлынули подобно тёплой волне: запах свежей выпечки, уютная кухня, чашка горячего какао со взбитыми сливками, добрый смех…

— Конечно, дорогая! — женщина подошла ближе.

Заботливо поправив мой капюшон, она немного нахмурилась.