Крик Ворона (ЛП). Страница 5

У меня нет времени исполнять чьи-либо желания. Из-за боли, раздирающей плечо, мне приходится делать над собой усилие, чтобы даже дышать. Все мое тело окутано мучительным жаром, а к горлу подступает кислый привкус тошноты.

На хуй это.

Я тяну медсестру за руку, пока мое лицо не оказывается в нескольких сантиметрах от ее лица.

Она ахает, ее блестящие глаза расширяются, и я ощущаю легкую дрожь под своими жесткими, потными пальцами.

— Дай мне эти сраные лекарства, — говорю я самым суровым тоном, впиваясь пальцами в ее руку. Сестра Бетти должна знать, с кем имеет дело. Не хочу угрожать невинным людям, но это чрезвычайная ситуация, и нужно убираться отсюда.

Что-то меняется в ее выражении. Вместо привычного страха, который я ожидал увидеть, эти глаза наполняются чистым разочарованием. Раньше они были ярко-зелеными, но теперь превратились в тусклый, словно поросший мхом цвет леса после бури. Как будто она возлагала на меня все свои надежды, а я ее подвел.

Она показывает на свою тележку:

— Они там.

— Принеси их, — я отпускаю ее и сужаю глаза, глядя на очертания ее крошечной спины. Движения медсестры Бетти автоматические. Она даже не пытается скрыть свое унылое выражение лица.

Суматоха снаружи отрывает мой взгляд от нее. Я улавливаю приглушенные слова о том, почему медсестра опаздывает и не нужно ли им проверить. Полиция. Как раз то, что чертовски нужно.

Я выхватываю пакет с лекарствами из ее рук.

— Сначала ты должен поесть. — Медсестра Бетти не обращает внимания на разговоры, доносящиеся через дверь. Либо она их не слышит, либо ей все равно.

Учитывая, какая она чертовски странная, то ставлю на второе.

Я почти бегу к окну и смотрю на землю внизу. Я могу перепрыгнуть на следующий этаж и спуститься оттуда.

Сзади меня раздается голос медсестры Бетти:

— Это третий этаж.

Раньше меня это не останавливало. На этот раз, по крайней мере, это больное плечо, а не травмированная нога.

Суматоха приближается. Головокружение снова угрожает мне. Я трясу головой и сдергиваю больничную простыню, а затем использую ее, чтобы пристегнуть медикаменты посередине тела. Перекидываю ногу через край и хватаюсь руками за раму окна. Я стискиваю зубы, когда весь мой вес приходится на руки. Боль пронзает мой ушибленный бок, а бинты наливаются красным. От прилива крови к голове я едва не теряю сознание.

Сука. Выстрелы – это всегда неприятно.

Из окна выглядывает крошечное лицо медсестры Бетти. Легкая пугливость омрачает то, что раньше было бесстрастными чертами. Ее манящие губы складываются в идеальную букву «О». Она чертовски красива – странно думать об этом, находясь на краю смерти.

Но я живу ради странностей.

— Ты упадешь, — шепчет она, как будто более громкий голос действительно приведет к моему падению в ад.

— Не в первый раз, сестра Бетти.

Она морщит нос, как будто чувствует какой-то неприятный запах. Изменения в этих мягких чертах лица – последнее, что я вижу перед тем, как взмахнуть ногами и ударить ногой в окно второго этажа. Стекло разбивается, осыпая все вокруг.

Осколки стекла врезаются в мои голени и спину, когда я скатываюсь на пол комнаты.

Это чертовски больно.

Но не так сильно, как мучительная боль в плече. Кровь стекает по запястью и руке с промокшей повязки.

Когда я выбегаю через дверь на пожарную лестницу, палату заполняют крики и вопли пациентов. Я трачу все оставшиеся силы, чтобы выскочить из больницы до того, как меня найдет полиция.

Нужно где-нибудь отлежаться. Дать моей травме немного времени, чтобы затянуться. А потом я отправлюсь за гребаным предателем, из-за которого меня чуть не убили.

***

Немного времени на заживление – это мягко сказано.

Прошло три дня, а жжение в ране не проходит. Как будто пуля все еще застряла внутри.

Ранение превратило меня в окровавленного калеку, не способного далеко уйти.

Я лежу на спине в старом мотеле, в который мне удалось затащить себя. Я пробрался сюда поздно ночью, потому что уже снял комнату перед заданием.

Под потолком жужжит пыльный вентилятор. Его кривые лопасти напоминают крылья умирающего жука.

Мой взгляд падает на тумбочку. Лекарства почти закончились. Мне осталось сделать еще один укол морфия. Я приберегу его для отчаянных времен.

Как бы мне ни хотелось еще морфия, никуда не деться.

Описание меня размещено в местных газетах, которые мне удалось украсть у жильца соседнего дома. А это значит, что я привязан к этому городу до тех пор, пока меня не вывезут обратно в Англию.

Я даже не могу долго оставаться в этом мотеле. Помимо грязи, которая, я уверен, усугубляет мою травму, кто-нибудь обязательно заметит меня и заявит в полицию. Проблемы маленьких городков и иностранца со смешным французским акцентом.

Французы всегда выделяют акцент. Не то чтобы они лучше говорили по-английски, во всяком случае.

За исключением медсестры Бетти. Она говорила на почти идеальном английском.

Но эта миниатюрная штучка была чертовски странной по многим параметрам.

В периферийном зрении мелькает движение. Я хватаю пистолет и вскакиваю на ноги.

Адреналин бурлит в моих конечностях, заглушая боль.

Я бегу к фигуре, движущейся за занавесками. Если предатель пришел закончить свою работу, то его ждет гребаная поездка.

Я медленно отодвигаю плотные шторы, направляя пистолет вперед.

Вместо предателя я нахожу белого пушистого кота. Кот смотрит на меня жалостливыми глазами и мяукает. Должно быть, он голоден.

Я ослабляю хватку на спусковом крючке.

Стараясь не напрягать плечо, я роюсь в корзине с едой на кофейном столике и достаю ветчину. Держу ее в руке и предлагаю коту.

Он ест с довольным урчанием. Даже позволяет мне его погладить.

Я почти ничего не помню о своей жизни до «Преисподней», но помню рыжего кота. Мой спутник на улицах.

Мой телефон вибрирует на тумбочке. Кот спрыгивает с окна после того, как закончил есть.

Даже спасибо не сказал.

Ебаные неблагодарные коты.

Я откидываюсь на кровать и проверяю телефон. Скрытый номер.

Вовремя.

— Вытащите меня на хрен из этого города, — рявкаю я, как только мне отвечают. — Еще один день в этой скуке, и я умру раньше, чем предатель доберется до меня.

С той стороны доносится негромкое хихиканье. Шторм, возможно, один из немногих людей, которых я могу назвать другом, но в большинстве случаев он такой засранец.

— Ты уверен, что хочешь вернуться после того, как тебя подстрелили, как сучку, Ворон? Команда не оставит тебя в покое.

Я застонал. «Нулевая команда» надерёт мне задницу за то, что я связался с полицией. Это гребаный позор для ассасинов, которые стараются жить в тени.

— Я приму насмешки, но не выдержу больше ни одной ебаной минуты в этом мерзком сыром месте. — Справа от меня возникает движение. Моя голова резко поворачивается, когда я крепче сжимаю пистолет. Таракан. Еще одно дополнение к списку бесконечного мусора. — Я умру от чертовой инфекции.

— Ладно, — в голосе Шторма слышится юмор. Садистский ублюдок. — У меня есть хорошие и плохие новости, приятель.

— Плохие новости. Валяй.

— Тебе пока нельзя возвращаться в Англию. Мало того, что ты навел шороху в мирном городке, так еще и из-за недавней террористической атаки на юге Франции охрана усилена. Контрабанда будет практически невозможна в течение некоторого времени.

Черт. Мой кулак сжимается и разжимается вокруг затвора пистолета.

— Как насчет твоих контактов? Ты француз или что-то вроде того.

— Наполовину француз.

— Что за херня. Ты говоришь, как местный житель. Так что вытаскивай меня отсюда.

— Не могу. Приказ Аида.

Двойной высер.

Если Аид что-то приказывает, есть только один вариант – подчиниться.

Альтернатива – быть убитым.

Или, что еще хуже, не получить дозу препарата «Омега», симптомы отмены которого гораздо страшнее самой смерти.