Крик Ворона (ЛП). Страница 23

Я нахожусь в напряжении. Ворон не торопится с медленным вращением, до тех пор, пока я не превращаюсь в хныкающее месиво.

Я приподнимаю бедра, надеясь, что он сделает что-то, что угодно, чтобы заглушить жгучую боль внутри меня.

Я обхватываю руками его талию, и мышцы напрягаются под моим прикосновением.

— П-пожалуйста.

Лед в его глазах светится озорством, когда он еще больше замедляет свои движения.

— Повтори.

— Пожалуйста... — мой голос такой задыхающийся, просто чудо, что я вообще говорю. — Пожалуйста, сделай что-нибудь.

Ворон вводит еще один палец и загибает его внутри меня, продолжая двигать ими вперед-назад, как это делал первый палец.

— Вот так?

Мои глаза закатываются назад, а стены почти рушатся.

— Да, пожалуйста, да!

Затем он ускоряет свои движения. Его указательный и средний пальцы растягивают меня изнутри, а большой палец теребит пучок нервов. Я распадаюсь в его руках. Бесконечные вспышки наслаждения прокатываются по всему телу, через него и внутри меня. Я выкрикиваю его имя, прижимаясь к его плечу, боясь упасть.

Или развалиться на части.

Я едва прихожу в себя, различая свет, тяжелое дыхание и твердые мышцы под кончиками пальцев. Только мышц нет. Я моргаю, а Ворон уже раздевается до трусов. Татуировки на его плечах и торсе сжимаются от точных движений.

Брюки падают на пол. Под ними ничего нет.

Я прикусываю нижнюю губу.

Oh la la (с фр. Ничего себе).

Все прежнее удовольствие почти исчезло. Я ни за что не смогу его принять. И все же... оh, merde (с фр. О, дерьмо), как сильно я этого хочу.

Я встречаюсь с его потемневшим взглядом и сглатываю.

— Это мой первый...

— Будто я, блядь, не знаю? — Ворон стаскивает с меня шорты и нижнее белье и располагается между моих ног. Его дикий взгляд буравит мою обнаженную кожу. Мое тело оживает, как будто он гладит меня пальцами.

Ворон держит оба моих бедра в своих больших ладонях и хрипло говорит:

— Ты чертовски красива.

Я все еще размышляю над его словами, когда он одним толчком глубоко входит в меня. Я вскрикиваю. Он заполняет меня целиком, расширяя изнутри. И это больно. Я прикрываю глаза тыльной стороной ладони.

Он замирает и проводит кончиками пальцев по моим губам. Его голос полон беспокойства:

— Ты в порядке?

Я киваю.

Он начинает двигаться, медленно и размеренно. Вся боль исчезает. Вместо этого под поверхностью нарастает всепоглощающее чувство. Мой желудок сжимается, а внутренние мышцы обхватывают его. Ворон убирает мою руку от лица и целует так глубоко, так жадно, что по всей коже разливается жар.

Он выходит из меня, проводя своей длиной по моим складкам, а затем снова погружается. Я задыхаюсь, хнычу и стону одновременно. Я вся дрожу и трепещу, и мне нравится каждая частичка этого.

Ворон всегда подталкивал меня к краю. Всегда заставлял меня чувствовать нечто неземное. Это сильное ощущение – одно из них.

Он ускоряет темп, вбиваясь в меня, пока я снова не оказываюсь в том месте, которое вызывает привыкание. Мой разум почти взлетает от того, как он заполняет меня, неустанно вбиваясь в меня.

— Ворон... Я... я... я...

— Отпусти, — рычит он мне в ухо.

Приказ похож на детонатор бомбы. Я распадаюсь на части вокруг него. Эффект гораздо сильнее, чем раньше. Настолько сильный, что я не хочу спускаться в мир живых. Я сжимаюсь вокруг него с такой силой, что он матерится, а его лицо искажается в экстазе.

Меня все еще уносит волной, когда Ворон с хрипом выдыхает воздух и изливается внутрь меня.

Мы разбиваемся вдребезги. Что-то разрушается, когда наши тела сливаются друг с другом. Поток энергии и эмоций, разливающийся между нами, словно вдыхает жизнь друг в друга.

Все еще задыхаясь, Ворон переворачивает меня так, что он оказывается на спине, а я лежу на нем.

Мы лежим в объятиях друг друга, тяжело дыша, а он все еще находится глубоко внутри меня. Я прижимаюсь щекой к его шее, глубоко вдыхая аромат его кожи. Кончиками пальцев я провожу по бокам его мышц, где взлетают маленькие птички.

— Что означают эти птички? — пробормотала я.

Его палец проводит по линии моего плеча.

— Почему ты думаешь, что они что-то значат?

— Я вроде как догадалась, — я улыбаюсь ему и задерживаюсь на прядях, спадающих ему на лоб.

— Это мой возраст.

— Тридцать шесть.

Мои щеки краснеют, и я быстро добавляю:

— Не то чтобы я считала.

— Ты чертовски очаровательна, — он целует меня в макушку, и я таю.

— Почему ты вытатуировал свой возраст? — спрашиваю я, все еще обводя взглядом птиц.

— Это единственное, что я помнил с тех пор, как меня похитили. Наверное, потому, что я выгравировал его на своей коже до того, как они дали нам «Омегу». Это единственное, в чем я уверен.

Моя грудь сжимается так сильно, что на глаза наворачиваются слезы. Было бы ложью сказать, что я ненавижу своего отца. Большую часть времени он отсутствовал, но он был моим отцом. Я не могу просто ненавидеть его, но ненавижу все, что он сделал с Вороном. Я презираю и ненавижу его за это.

Я глажу Ворона по груди и бормочу:

— Мне очень жаль, что мой отец так поступил с тобой.

— Почему ты извиняешься за то, чего не делала?

— Я его дочь и...

— Не имеешь никакого отношения к тому, что он сделал. «Нулевая команда» тоже должна это понять, — его рука крепко сжимается вокруг моей талии, и это почти болезненно, когда он рычит: — Я готов убить их всех ради тебя.

Я закрываю глаза, прижимаясь к нему еще ближе.

Ворон не только заставил меня забыть о смерти, как обещал, но и захотел бороться с ней.

Я хочу жить. И я хочу жить с ним.

Теплое тело Элоизы прижалось к моему.

Я откидываю голову назад, чтобы заглянуть в ее спящее лицо. С каждой секундой, проведенной в ловушке ее крошечных черт, я убеждаюсь в двух вещах. Первая: она чертовски красива, когда спит. Вторая: я готов на все, чтобы сохранить это умиротворенное выражение на ее лице.

Я убираю прядь волос с ее щеки, пальцы скользят по нежной коже. Что я сделал, чтобы заслужить такую, как она? Я вздыхаю. Не могу насытиться ею. Не могу перестать прикасаться к ней. Я даже не могу вспомнить свою гребаную жизнь до нее.

Она проникла под мою кожу так легко, так непринужденно, как будто ей там всегда было место.

Теперь моя работа – защищать ее. Даже если это будет означать мою собственную гребаную смерть.

И я серьезно говорил о ее похищении. Если она и дальше будет упрямиться, я закину ее крошечное тело себе на плечи и уберусь отсюда на хрен.

Элоиза вздрагивает, ее пальцы касаются моей голой груди, и она стонет во сне. От этого звука мой член оживает вновь. Я застонал. Вот она, крепко спит, не обращая ни малейшего внимания на то, как сильно воздействует на меня.

Чирио забегает внутрь, ее хвост виляет туда-сюда. Она тянет за край простыни. Когда я не обращаю на нее внимания, она тявкает.

— Тише, — я прижимаю палец к губам. — Дай ей поспать.

Собака вздыхает и толкает меня в ногу. Должно быть, она очень голодна.

Со стоном я выскальзываю из-под простыней и осторожно кладу голову Элоизы на подушку. К счастью, она продолжает спать.

Чирио бежит впереди меня в сторону кухни, все еще виляя хвостом.

Не могу поверить, что стал сиделкой для гребаной собаки.

Покопавшись в шкафу под раковиной, я нахожу собачьи лакомства и наполняю миску Шарлотты, пока та не переполняется. Какое-то время она не будет нас беспокоить. Затем возвращаюсь к лестнице. Я оставил Элоизу всего несколько минут назад, но кажется, будто прошла целая вечность.

Как же я охуел из-за этой женщины.

Из открытого окна дует ветерок, принося прохладу летней ночи. Я закрываю его и задергиваю шторы. Если мы останемся здесь – мне нужно усилить охрану. Нет нужды говорить, что Элоиза пока не вернется на работу. Или когда-либо. Если я уговорю ее уйти.