Крик Ворона (ЛП). Страница 16
Я неделями бродила по дому, как призрак, поглощенная нашим совместным смехом. Каждый день я надеялась, что все это сон и я проснусь, чтобы найти ее, папу и все то, что делало меня счастливой.
После ее ухода нет ощущения жизни. Только глубокое одиночество. Я не могу понять, как жить без нее и папы. Не могу понять, почему я все еще существую после их смерти.
Но я обманывала себя, думая, что со мной все в порядке, поэтому ни одно из этих чувств не вернется. Оцепенение было гораздо лучше, чем горе.
А теперь, благодаря этому человеку, я больше не могу врать даже себе.
Я смотрю в бирюзово-голубые глаза, которые ломают меня и снова собирают воедино. Выражение лица Ворона смягчается, когда он отпускает мой подбородок и запястья.
— Чего ты хочешь, Элоиза? — он проводит пальцем по моей щеке, вытирая слезу и пробуждая к жизни каждый омертвевший участок кожи. — Чего ты действительно хочешь?
Этот мужчина. Этот незнакомец. Этот убийца. Он одновременно возбуждает и пугает. Адреналин и замешательство. Он – все, чего я не должна хотеть, но в то же время он – все, чего я жажду. Все, что вдохнет в меня жизнь.
Хоть раз, хоть ненадолго, я не хочу чувствовать себя оцепеневшей или мертвой.
Я сжимаю его руку, используя глубокую синеву его глаз как якорь.
— Хочу чувствовать себя живой.
Глава 9
Хочу чувствовать себя живой.
От одних этих слов, вырвавшихся из ее уст, кровь стынет в жилах.
Элоиза смотрит на меня огромными глазами, ярко-зелеными, полными растерянности и страха. Ее губы дрожат, а по крошечной руке, сжимающей мою руку, пробегает дрожь.
Как будто она действительно не знает, как это сделать. Как быть живой.
Больше всего на свете мне хочется снять с нее эти брюки, прижать к стене и показать, как надо жить.
Но не тогда, когда она сбита с толку. Если зайти слишком далеко, она может сломаться и больше никогда не соберет себя воедино.
А я хочу, чтобы она собралась. Не знаю, какого черта меня это волнует, но Элоиза была не поддающейся объяснению с тех пор, как я ее встретил. Все, что знаю, – я поддержу ее в этом. Чем бы это, блядь, ни было. Потому что видел частички женщины, скрывающейся под оцепенением.
Эта женщина заслуживает того, чтобы выйти наружу.
Вместо того чтобы предаваться своим поганым фантазиям, я отпускаю ее и двигаюсь к двери.
— Встретимся на улице в пять.
Она остается на месте.
— Зачем?
Я мотнул головой в ответ.
— Узнаешь.
На этот раз она кивает, выражение ее лица говорит о неуверенности. Неопределенность – это хорошо. Неопределенность будет держать ее в напряжении.
Я бросил последний взгляд на ее мокрую рубашку и кремовые груди, проступающие из-под нее. Решение уйти от этого роскошного тела кажется сейчас чертовски неправильным. Я качаю головой и начинаю спускаться в холл.
Пока надеваю футболку, тоненький голосок шепчет, что это не мое дело. Никакой привязанности, помнишь?
Однако не могу даже подумать о том, чтобы бросить Элоизу в таком состоянии. Не тогда, когда подтолкнул ее к тому, чтобы она обнажилась передо мной.
С этим решением я спускаюсь по лестнице.
Я ожидал, что Элоиза струсит и придется тащить ее на руках, но она вышагивает по крыльцу в белых шлепанцах. Крошечные джинсовые шорты обтягивают ее бедра вместе с простой черной футболкой.
Никаких мокрых прозрачных рубашек. Облом.
Но шорты обнажают прекрасные ноги, так что отсутствие мокрой футболки почти терпимо.
Почти.
Заметив меня, Элоиза перестает вышагивать и скрещивает руки под грудью. Ее нога постукивает по земле. Это ее привычка, когда она волнуется.
— Так в чем дело?
В ее голосе снова звучит крошечная надежда. Неизвестность заставляет ее волноваться.
Мне чертовски нравится, что она выглядит взволнованной.
Это само по себе – жизнь.
Я направляюсь к своему мотоциклу, беру шлем и бросаю его ей. Она вскрикивает, но все же ловит его. Ее вопросительный взгляд перемещается между мной и шлемом, когда я сажусь на мотоцикл.
— Нет.
— Что?
— Нет. Я не сяду на эту... штуку!
— Не смеши меня, медсестра Бетти. Конечно, сядешь.
Ее выражение лица превращается в чистую панику, когда она возвращает мне шлем. Когда я не беру его, она бросает его на землю и бежит к дому.
К ее замку.
Ее ебаное безопасное место.
Ну, не сегодня.
Бросив мотоцикл, я хватаю ее за руку и тяну назад, пока ее грудь не прижимается к моей.
Элоиза бьется, ее ладони бьют во всех направлениях. Я сжимаю оба ее запястья за спиной, без труда подчиняя себе.
— Забудь о том, что я сказала в ванной. Это была ошибка, — она извивается в моей хватке. Все ее мягкие изгибы касаются моей медленно растущей эрекции.
Заебись.
— Тебе нужно перестать убегать.
Она немного расслабляется, ее грудь поднимается и опускается в быстром темпе относительно моей. Не успеваю я опомниться, как она наклоняется ближе и кусает меня за бицепс. Сильно. Как будто собирается полакомиться моей плотью.
— Гребаный ад! — я отпускаю ее запястья. Она пытается вырваться, но я подхватываю ее за талию и сажаю перед собой на мотоцикл. Она повернута ко мне лицом, ее грудь в дюйме от моей, а ноги – по обе стороны от моего бедра.
В ее глазах плещется паника, она судорожно осматривается по сторонам. Вероятно, пытается найти выход. Когда это не удается, выражение ее лица становится испуганным, и она все больше и больше становится похожа на животное, попавшее в ловушку.
Как любое животное, попавшее в ловушку, она наклоняется вперед, пытаясь напасть.
Я закрываю ей рот ладонью.
— Ты что, чертова собака?
Даже Чирио не кусается так сильно, как она.
Когда Элоиза снова пытается укусить, я убираю руку и сильно надавливаю на нее, пока она не перестает двигаться.
— Еще раз укусишь, и я заткну тебе рот.
— Просто отпусти меня, — отчаяние сквозит в ее словах и в пылком зеленом цвете глаз. — Я больше не буду тебя ни о чем просить, пожалуйста.
Мой захват чуть не ослабевает от ее мольбы. Одно только представление того, как она умоляет меня, пока обнажена подо мной, заставляет мой член напрячься. Но нет. Есть более важные вещи, о которых нужно позаботиться.
Двигатель оживает. Элоиза напрягается.
Мы начинаем двигаться, и я стараюсь ехать медленнее, чтобы не встревожить ее.
— Подожди...
Я даже не успеваю закончить фразу, как Элоиза мгновенно приклеивается ко мне. Ее руки обхватывают мою шею, а голова утопает в изгибе моего плеча.
План был таков: показать ей лес, а не заставлять прятаться, но, черт побери, эта поза меня не пугает.
Что еще хуже, ее ноги обхватывают мою талию, заключая меня в стальной захват. Добавьте к этому аромат сирени, или яблока, или чего там у нее еще, и моя концентрация почти исчезает.
Я пытаюсь сосредоточиться, пока мы пробираемся по узкой грунтовой дороге в лесу. Лучи начинают освещать утреннее небо, и я хочу доставить Элоизу на вершину до того, как солнце покажется из-за холма.
— Открой глаза и оглянись вокруг, — говорю я.
Она качает головой, по-прежнему пряча лицо у меня на шее. Я чувствую непривычную потребность, желание обладать ею вот так. Это чертовски странно. Я никогда не жаждал чего-то настолько, чтобы хотеть сохранить это.
Но опять же, я начинаю думать, что Элоиза и странность – это разные имена для одной и той же чертовой вещи.
— Ты никогда не почувствуешь себя живой, если будешь продолжать прятаться, — говорю я ей, чтобы отвлечься от этой цепочки мыслей.
Некоторое время ответа нет, пока мы проезжаем дорогу по скалистому берегу моря. Я увеличиваю скорость, чтобы быстрее доставить нас вверх. На холм.
Элоиза неохотно отодвигается назад, но хватка на моей шее и талии не ослабевает.