Инфер 10 (СИ). Страница 37

— У меня нет говядины — заметил старый повар, а глянув на монеты, добавил — Но к вечеру будет. Свежая.

— И вечером мы посидим, пожуем, а я тебя послушаю — добавил я — Понял, плотогон Ахулан?

— Лодочник Ахулан — поправил он меня, соскакивая со скамьи — Понял, сеньор! Я полетел лодку выкупать!

— Как выкупишь давай с лодкой сюда! — крикнул я ему вслед — Отвезешь меня на работу…

— Да, сеньор!

Проводив его взглядом, азиат забрал пустые кружки, окунул их в корыто с не самой чистой водой и бесстрастно заметил, тянясь к деньгам:

— Ты странный, чужак.

— Есть такое — признал я, глядя как он забирает причитающееся, после чего остальное сгреб в карман.

— Я тоже люблю говядину с чесноком под хорошее пиво.

— Значит вечером пожрем и выпьем вместе — легко согласился я — А слушать и запоминать чужие разговоры любишь?

— Не особо. Но на слух и память не жалуюсь. И на мозги тоже.

— Как по мне — отличный набор выживания — хмыкнул я.

— Ты ведь поэтому не стал пояснять старательному дураку Ахулану что тебя интересует из городских слухов? Потому что дурак начнет спрашивать и доспрашивается до камня в глупый затылок…

— Ага.

— А у дурака вечно голодная семья…

— Кто бы знал что семью еще и кормить придется, да?

— Ты странный, чужак. А еще ты воин. И убийца.

— Это ты по моей тяге к кофе и мясу понял?

— По глазам.

— О как.

— У тебя глаза как у моего прадеда.

— Пыльные и усталые?

Он меня даже не услышал, задумчиво глядя куда-то в пространство:

— Ты напомнил мне прадеда и его рассказы о былом.

— Мне уже на работу пора… а Ахулана все нет…

И снова он будто и не услышал меня:

— Мой прадед был родом с далекого юга. Там в океане высится огромная расколотая гора и имя ей — Формоз.

— Так себе название — зевнул я.

— Между той горой и побережьем тянется череда населенных умелыми воинами островов. Прадед рассказывал мне о выходящих из расколов в склонах Формоза мерзких страшных тварях, с которыми им приходилось сражаться — таков был их долг… сражаться до самой смерти. И мой прадед согласился с данным ему богами долгом… он служил верой и правдой. Он убивал тварей на суше и в море…

— Данным богами долгом? — я тихо рассмеялся — Нет никаких богов, старик.

— Но однажды он и его отряд не сумел сдержать особо крупную тварь, что прорвалась сквозь их заслоны, собрав по пути кровавую дань. Их отряд был уже потрепан схватками, потерял много крови и нуждался в отдыхе, но их снова бросили в бой и… они не справились. Тварь прорвалась сквозь их ряды и скрылась в глубоких водах. И тогда к ним, едва стоящим после битвы, к израненным и смертельно уставшим, прибыл один из юных князьков и обвинил их в трусости и нежелании следовать кодексу смерти. Он стоял там, этот никогда не бывавший в настоящей схватке князек, похлопывал ладонью по золотым ножнам и поливал грязью истекающих кровью воинов. А потом тот юнец приказал всем из отряда прадеда и ему самому совершить искупительное самоубийство — вспороть себе животы. Прямо здесь. Сейчас. Даже не дав повидаться с семьями. Что ж… мой прадед вспорол живот — но не себе, а тому князьку. Они положили там всех, после чего вернулись в селение ночью, перерезали еще немало глоток и, вместе с наложницами, они бежали с островов. После долгих скитаний они прибыли в руины древнего города да так здесь и остались. Мой прадед был один из тех, кто помог этому городу подняться из развалин, отвоевать свою независимость и приобрести величие… он прожил долгую жизнь… успев наплодить с десяток детишек, воспитать внуков и сумев передать хоть что-то правнукам…

— Уже можно в восторге биться головой о стол? Или ты еще не кончил поминальную речь?

— Я запомнил не только его рассказы, чужак. Но и то, как он любил отвечать едкими обидными насмешками… как он отгонял от себя всех, кто хотел сблизиться с ним…

— Сильно же его внучата достали…

— Вот и ты все также шутки шутишь, чужак Ба-ар. А мудрые люди говорят, что тот, кто вечно огрызается насмешками и зло скалит клыки, пытается так спрятать свою жестоко обожженную искромсанную душу, что не хочет заживать и никак не может найти покоя, корчась в агонии…

— Или просто не хочет слушать глупые стариковские россказни…

— Или просто не хочет слушать глупые россказни страдающего бессонницей старика — согласился со мной повар и подбросил в очаг еще одну ветвь — Говядина вечером?

— Говядина вечером.

— Деньги вперед.

— Держи, потомок мятежного самурая — усмехнулся я, выкладывая на исцарапанную столешницу еще десяток песо — И не забудь про чеснок…

На работу я вернулся вовремя и успел второй раз позавтракать лепешками с мясным паштетом, прежде чем за мной явился однорукий посыльный, обрушивший на меня водопад слов. Сам того не желая, всего за минуту я узнал, что он потерял руку во время швартовки баржи к причалу, когда конечность оказалась между бортом и каменной стеной, что ночью была большая пьяная драка, но все обошлось малой кровью и что сегодня опять сопровождение грузов, но дневное и отправление через четверть часа, а еще вчера две девки перепили и устроили танцы нагишом на крыше. Вывалив это, он многообещающе улыбнулся, набрал в грудь побольше воздуха, открыл рот пошире… и я с легкостью отправил в его ротовое отверстие обильно смоченную в острейшем огненном соусе свернутую кукурузную лепешку. Он машинально жеванул, попытался избавиться от кукурузного кляпа языком и тут его наконец пришпарило и он мелко запрыгал на одном месте, в то время как я ласково держал его за плечо, продолжая вдавливать лепешку глубже. Выдержав паузу, я убрал руку и опустился на свое место — надо же дожрать яичницу. За моей спиной булькало, хрюкало, стонало, тихо ржали сидящие за соседними столами работяги, а я спокойно жевал. И только когда я уже доел и поднялся, красный и потный посыльный, с трудом ворочая онемевшими слюнявыми губами, сообщил, что мне надо заглянуть наверх к самому главному. Похлопав трудягу по плечу, я прихватил тарелку с горой оладий и потопал собираться на работу. Насчет «заглянуть наверх» я долго думать не стал — тут и так все ясно.

И я не ошибся.

Самого дона Кабреро я не увидел, а стоящий у его дверей неплохо вооруженный крепкий молчаливый парень просто кивнул на небольшой сверток на столике у стены. Внутри обнаружилось мое недавно сданное оружие, кожаный кисет с тремя золотыми монетами и бутылка явно неплохой текилы. Со всем этим я и отправился к причалу, а еще через десяток минут мы уже медленно двигались по центру канала, направляясь к восточной окраине Церры — в сторону открытого океана.

Опять я движусь не в том направлении — мне-то надо на север.

Но если глянуть на ситуацию шире, то я двигаюсь правильно… я двигаюсь правильно…

Глава 9

Глава девятая.

Конвой барж попал в болтанку волн и ветра открытого океана. Через час половина команды блевала, еще треть уже отблевалась и лежала смирно, пуча мутные очи на солнце и явно мечтая сдохнуть. Остальные держались — и я был среди них.

Передача груза состоялась так далеко от центра руин. Из воды торчали лишь редкие шпили крыш, а сквозь прозрачную толщу бушующей воды можно было увидеть мелкие постройки, почти целиком занесенные песком. Под нами бывший пригород мегаполиса. Некогда элитная зона, первой ушедшая под воду. До дна не так уж далеко и как раз оттуда к нам поднялась здоровенная конструкция в виде перевернутого корыта, обрамленная гирляндой из перевитых шлангами металлических бочек. Вниз тянулись многочисленные тросы, удерживающие эту оббитую досками и пластиковыми листами хрень на привязи. В обращенном к нам торце открылись распашные двери, и я понял, что вижу примитивный водолазный колокол с решетчатым дном. Из дверей выскочили настолько невнятные на вид хренососы, что я едва не разрядил в них магазин пистолета. Но реакция главного конвоя была спокойной, так что я уселся поудобней на ящиках и с интересом принялся наблюдать.