Инфер 10 (СИ). Страница 30

Кто заказал нападение на конвой Кабреро? Над этим я старательно не думал. И еще старательнее держался от всего этого дерьма подальше — а это было непросто. Все здание гудело растревоженным ульем, в каждом углу обсуждали произошедшее, строили теории заговора, наугад тыкали пальцами во все стороны в предполагаемых виновников. А я молчал. Потому что хорошо понимал — стоит проявить излишний интерес к этому событию, и кто-то обязательно задумается над тем, как удивительно вовремя появился в их рядах Ба-ар, гоблин без прошлого, вольный стрелок из ниоткуда. Мне на руку играл тот факт, что я считай в одну рожу отразил атаку, сам добыл пленника и спас Атаульпу… но теории заговоров тем и опасны, что могут уложить в свое русло любые факты и любые плюсы исказить и превратить в минусы. И чем активнее я буду интересоваться этой темой, тем больше подозрений вызову. Так что я отправляюсь на познавательную прогулку по руинному мать его королевству, где смрад тухлых моллюсков отлично маскирует запашок тихих продуманных дел очередной Системы…

И погулять я вышел не с пустыми руками, прихватив с собой джентельменский набор: заряженный пистолет с глушителем, горсть монет и висящая на поясе широкогорлая фляга, доверху долитая кисло-сладким и чуть подсоленным компотом, сваренным для меня Пукишем. Или Пэккишем… вечно я путаю.

Кстати, о пистолете… я понял, почему от ощущения его в руке у меня появляется чувство будто я хлебнул из половника с говном — это сурверский ствол. Глубокая модификация популярной модели прошлых веков, а уникальна она тем, что создавалась сурверами для войны против себе подобных. Да было время, когда эти крысы яростно уничтожали друг друга — в конце Эпохи Заката. Причем чаще всего их тихое взаимное истребление оставалось незамеченным для мира, потому что их войны шли под землей в узких темных коридорах, в выстроенных подземных бетонных лабиринтах, в заброшенных автоматических фабриках, под оставленными жителями городами. В те времена глобальные убежища уже работали, мировое производство благ практически остановилось и сурверы вели ожесточенные сражения за остатки ресурсов, часто уничтожая чужие убежища, убивая всех мужчин, забирая женщин и детей, дабы перевоспитать и разнообразить свой ДНК-фонд. Да… они воевали даже не как крысы, а как разноцветные муравьи, разоряющие чужие муравейники. А чтобы дело шло успешнее, под свои нужды они усиленно разрабатывали как собственное бесшумное оружие и адаптированную под условия местности экипировку, так и и занимались глубокой модификацией существующих успешных образцов стрелкового оружия. Да… именно тогда родились легко модифицирующиеся игстрелы, именно тогда были рождены и сделали себе имя многие знаменитые сурверские оружейники.

И именно поэтому мне нравился спрятанный под старой безрукавкой сурверский десятизарядный ствол и именно поэтому мне от него блевать хотелось. Сделан качественно, но сделан сурвером — считай проклято. Во всяком случае для меня. Но я не тех тупых отсосов, кто выкинет отличное оружие из-за старых предрассудков.

И меня больше интересовало откуда такое оружие появилось у грабителя руинника. Впрочем, сам ствол очень старый, следили за ним хреново, в чем я убедился вчера за чисткой и смазкой. В магазине осталось три патрона и одной из моих целей был поиск подходящего боезапаса для этой убойной игрушки. И если вдруг я обнаружу в Церре какой-нибудь черный маркет по продаже сверкающих новизной сурверских патронов, то у меня возникнут новые вопросы и подозрения. Хотя, где лопатой в землю не ударь — попадешь в жопу сурвера. Причем еще живого. Одного у этих упырков не отнять — выживать они умеют. Этих падл лучше не хоронить, а кремировать…

А ствол, кстати, произведен был не здесь, а очень далеко на северо-востоке, если мне не изменяет покромсанная память — на рукояти клеймо в виде пятилучевой звезды с вписанным в ее контуры очертаниями одного гигантского озера окруженного густой тайгой, прорезанной серебристыми линиями впадающих в него рек. А под звездой четкая надпись на понятном мне, но не сразу читаемом языке: «СЕЛЕНГА».

Много часов я бродил по центральным улицам и мостам Церры, закрыв голову и лицо сплетенной из тростника старой широкополой шляпой. Учитывая безоблачное небо и силу палящего солнца, головы тут прикрывали все до единого, и я отлично сливался с колышущейся из переулка в переулок крикливой толпой. Вслушиваясь в голоса, разбирая по словам и пытаясь понять многочисленные языки и диалекты, оценивая на слух перечисляемые зазывалами от входов в многочисленные магазины товары, я все сильнее убеждался, что у Церры очень неплохо налаженные торговые цепочки. Попутно я сделал несколько покупок и заодно убедился, что от огнестрельного оружия здесь даже кобуры не купить старой.

Ходя посуху, подметая кожаными подошвами удобных мокасинов мелкую пыль, я не сразу понял, что хожу по относительному новоделу, ведь мостовые шли на уровне третьих и четверых этажей затопленных зданий. Там, где попадалась вделанная в мостовую решетка, можно было увидеть сваи, темную замусоренную воду и изредка безмолвно скользящую узкую лодку или плотик, заставляющих задуматься о теневых делах Церры и о том не там ли находятся «сумрачные» никем не досматриваемые коридоры.

Часть улиц была исключительно пешеходной и для паланкинов, на других бодро рысачили рикши, тянулись повозки с быками, изредка проезжал электротранспорт — и толпа тут же почтительно расступалась, открывая дорогу небожителям. Все длинные параллельные улицы были изогнуты в одну и ту же сторону, а там, где они прерывались на очередную водную артерию, имелись высокие каменные мосты, а через два самых широких водных пролива ведущих к водной «площади» были перекинуты длинные мосты на сваях. Такие же мосты, широкие, уставленные кадками с цветущими растениями по краям, вели в каждую из башен правящих родов. Только к одной башне не вело дороги — к Седьмице, стоящей чуть особняком. На ее небоскреб я смотрел исключительно сквозь узкие щели в полях своей плетенной шляпы, не собираясь подставлять харю под, несомненно, имеющуюся там мощную оптику — система не могла не вести круглосуточного пристального наблюдения за живущими вокруг нее мясными марионетками. А вот меня Седьмица не интересовала — во всяком случае пока. У меня был иной не слишком длинный список дел и покупок — по нему я и отрабатывал пункт за пунктом, для чего мне даже пришлось заглянуть в крайне необычные для меня места.

Сначала я побывал у входа в бывшую уличную забегаловку с террасой, прежде служившей причалом для воздушного транспорта вроде флаеров и эйрбайков, а теперь ставшей частью улицы, где пообщался с трио пыльных древних дедков, занимающихся продажей всякого барахла вроде ершиков для унитаза, ржавых шестеренок и покрытых известковым говном моллюсков пластиковых стаканов. Получив от них немало информации в обмен на несколько песо, я двинулся дальше по кольцу улиц, изредка смещаясь с одного радиуса на другой, опять задавая вопросы, изредка задерживаясь выпить стаканчик неплохого здешнего кофе, возвращаясь обратно перпендикулярными главным улицам переулкам и так час за часом, наматывая одну тысячу шагов за другой. Хоть какое-то веселье случилось как раз в одном из темных переулков ближе к вечеру, где на меня совершили попытку нападения, начавшуюся с торжественного выхода двухметрового громилы мне навстречу, плевка сквозь зубы на мой левый мокасин и вопроса есть ли у меня песо. Следом за ним вышли еще трое, старательно раздувая зобы и напрягая бицепсы. Через пару минут, вытирая оплеванный мокасин о смирно лежащего в бессознанке щеку любившего прежде плеваться сквозь клыки и ныне беззубого громилы, я вежливо задал несколько вопросов его постанывающему дружку со сломанными руками, а затем просто ушел, позволив им дышать дальше. Хотелось их прибить, но я сдержался — если есть свидетели, то об этом быстро узнают, меня попытаются арестовать… и придется уходить под те самые мостовые или вообще покидать Церру. А я только на работу устроился… и кормежка неплохая…