Контур забвения (СИ). Страница 14

Пока Симба разбирался, как сделать, чтобы я не навалил себе в штаны, когда преследователи решат снова повыть, я свернул во дворы и метнулся к ближайшему подъезду. Не то, чтоб я надеялся отсидеться внутри: подозреваю, что этот их Скольп, координирующий Улей, не идиот, и поймет, куда я делся, пропав из поля зрения, но попытаться запутать наблюдателя не помешает. Кроме того, если верить карте, которую Симба услужливо «подвесил» у меня перед глазами, переулок заканчивался тупиком, а значит, нужно искать другую дорогу. Так почему бы не пройти сквозь здание?

— Регистрирую сигнатуру геллхаунда, — проговорил Симба. — Один из штурмовых юнитов вырвался вперед. До контакта — тридцать секунд.

Я выругался. Бросил взгляд на карту. Симба подкорректировал интерфейс, и теперь зеленая точка обозначала мое местоположение. Но на карте появилась еще одна — мерцающая тревожным красным светом. И сейчас она стремительно приближалась.

Проклятье. Уйти не успею. Придется вступать в бой. Только сначала нужно обеспечить себе более выгодную позицию.

Я пулей взлетел по лестнице, ведущей на второй этаж, рванул на себя ближайшую дверь, грохнул защелкой и затаился.

Красная точка на карте приблизилась. Я прислушался. Где-то снаружи послышался скрежет, будто металлом по бетону провели. Шаги. Я буквально видел, как смертельно опасная тварь вошла в подъезд и замерла, оглядываясь, сканируя пространство в поисках наглого беглеца.

Снова хруст и скрежет. Геллхаунд поднимался по лестнице. Шаги звучали все ближе и ближе, замерли в считанных метрах. Две точки на карте практически слились в одну…

И снова раздался вой — низкий, проникающий под кожу. Не звук — ощущение. Словно кто-то вонзает в мозг зазубренный крюк и медленно тянет за него. Но теперь на этом все и закончилось. Мне было неприятно, почти физически больно, но первобытного страха я больше не испытывал. Молодец, Симба,

Но не успел я порадоваться, как за дверью снова скрежетнули когти, а потом что-то ударило в створ. Мне показалось, что даже дом вздрогнул. Дверь дернулась, металл захрипел, а задвижку изогнуло. Выругавшись про себя, я уперся в дверь — и тут же отпрянул.

Вторым ударом жесть порвало, как консервную банку. Внутрь полезла морда — огромная, щелкающая пастью, похожая на череп крысы в бронекожухе. Глядя на морду геллхаунда, я понял, почему Симба отказывался называть этих тварей пушистыми.

Короткая, жесткая шерсть росла пучками, практически не скрывая дубленую, покрытую язвами кожу. На лбу у монстра топорщился гребень из свалявшейся белесой шерсти, уходящей на спину. Из пасти, утыканной клыками, больше похожими на зубья гидравлического инструмента, вырывалось зловонное дыхание.

Адская псина рванулась еще раз, пролезла до плечей и застряла. Я не стал дожидаться, пока пес предпримет попытку освободиться. Я начал действовать.

Выдернув из-за спины арматурину, я размахнулся.

От первого же удара у геллхаунда лопнул глаз. С мягким хрустом, будто скорлупа яичная продавилась. Из глазницы плеснуло желтой жидкостью, а пес взвыл — не тем воем, что подавлял волю и заставлял трястись поджилки, нет. Тварь практически визжала от боли, и, хотелось надеяться, страха. Геллхаунд задергался, пытаясь втянуть морду обратно в коридор, но я ударил во второй раз. Удар пришелся по пасти, порвал кожу и выворотил несколько зубов. Тварь бешено билась и клокотала, пытаясь вырваться из плена, а я перехватил арматурину, приставил ее к пустой глазнице и резко толкнул, наваливаясь на импровизированную ручку всем телом. Прут преодолел слабое сопротивление, что-то хрустнуло, треснуло, а потом арматурина резко пошла вперед, пока не уткнулась концом в кости затылка. Геллхаунд дернулся, задние лапы в коридоре проскребли по бетону, а потом по телу монстра пробежала судорога и он обмяк. Все, готов. Минус один.

Я стоял, тяжело дыша. Арматура торчала из головы геллхаунда, как зубочистка из авокадо. Пот стекал по шее. Запах был такой, что желудок сжался в кулак: смесь паленого мяса, гнили и чего-то, что невозможно описать — слишком чужого. Как если бы кто-то сжег тело на костре из пластиковых кукол. Какая мерзость…

— Угроза нейтрализована, — констатировал Симба.

— Спасибо, блин, а я и не заметил, — буркнул я, выдергивая арматурину и вытирая ее о шерсть геллхаунда. — Вот только есть нюанс: это первый пес. Из четырех.

И, словно подтверждая мои слова, в подъезде раздался протяжный вой, эхом отразившийся от бетонных стен. Так. Кажется, пора сваливать.

Рывок — и я лечу в окно. Рама трещит, стекло сыплется крошкой… Сгрупировался, принял асфальт на ладони, перекатился, зацепив плечом обломок кирпича. Больно, блин. Вскочил на ноги, быстро огляделся. Есть проход. Сваливаем!

Над головой послышалось отвратительное жужжание Окулюса, и тут же где-то за спиной прозвучал мощный удар. Второй геллхаунд штурмовал дверь в только что оставленной мною квартире. Ходу, ходу!

Позади раздался треск и звон стекла — геллхаунд доломал и без того развороченную мной раму. Я обернулся на бегу, и едва не упал, споткнувшись.

Пес пролетел по воздуху добрый десяток метров и мягко приземлился на лапы совсем недалеко от меня. Еще в квартире, глядя на морду прорвавшейся сквозь дверь твари, я успел проникнуться ее размером, сейчас же, увидев геллхаунда целиком, понял, что несколько недооценил масштаб трагедии.

Ростом пес был, пожалуй, с годовалого теленка, подозреваю, что и весил столько же. Под шерстью упруго перекатывались мускулы, а лапы в обхвате были побольше моей ноги. Гребень рыжеватой шерсти стоял дыбом, мощные когти царапали асфальт, и весь вид адского пса говорил о том, что, когда он меня догонит, мне не поздоровится. Именно «когда», не «если». Потому что убежать от четырехлапой машины смерти шансов у меня не было.

Пес оттолкнулся от земли и взвился в воздух. Не нужно иметь ученую степень по математике, чтобы выстроить примерную траекторию его полета, и без того ясно — приземлится он прямо на меня. И на этом моя история, полагаю, закончится. Времени на раздумья не было, и я сделал единственное, что мне оставалось в этой ситуации.

Я прыгнул навстречу геллхаунду, ушел в кувырок, и тут же развернул тело, одновременно нащупывая под пыльником обрез на импровизированной перевязи. Рванул, высвобождая оружие, рухнул на спину и тут же спустил оба курка, целясь в летящую надо мной тень.

Грохнуло так, что у меня аж в ушах зазвенело. Выстрел дуплетом угодил прямо в мягкое, ничем не защищенное брюхо твари. Тварь взвыла, сорвавшись на визг, и уже совсем не так грациозно рухнула на бок, забившись в конвульсиях и пытаясь подняться.

Не знаю, чем начинял патроны прежний хозяин обреза, но толк в этом деле он явно знал. Заряд разворотил геллхаунду брюхо, выпустив наружу мутную слизь и обрывки внутренностей. Однако, несмотря на страшную рану, пес был еще жив.

Рыча и дергаясь, геллхаунд попытался подняться. Задние лапы дрожат, из пасти лезет пена, шея вывернута, глаза в белесой пелене… И сквозь эту пелену явственно просвечивает боль, ненависть, и единственное желание: добраться до обидчика и разорвать его на части.

И черт меня дери, если это ему не удастся!

Прыгнув вперед, я подхватил первый попавшийся обломок — кусок бетонной плиты с торчащей арматурой. С трудом подняв его, я размахнулся и что было сил обрушил плиту прямо на голову твари.

Хрясь.

Тварь дернулась и обмякла, а я выпрямился, тяжело дыша, и не веря в то, что у меня все-таки получилось.

— Ну что, — выдохнул я. — Два из четырех, да, Симба? Осталось успокоить еще парочку, и можно будет хоть чайку попить…

— Прогноз некорректный. Вероятность успешного исхода при столкновении носителя с оставшимися шутрмовыми юнитами Улья — меньше десяти процентов.

— Спасибо за оптимизм. Я тоже верю в тебя, брат! — скривился я.

И тут по ушам снова ударил вой.

Не тот, который я уже слышал. Этот был полон боли, рвал уши и пробирал до самых позвонков. В нем было что-то… человеческое? Вой перешел в визг, граничащий с истерикой, будто кто-то страдает так сильно, что орет не голосом — душой. Вот только есть ли душа у этих тварей? Сомневаюсь.