Позывной «Минус» (СИ). Страница 59

— Ты, дедушка, что-то недоговариваешь. Как не услышу, так всё замечательно. Но меня не проведёшь! Опять мама приезжала к тебе и испортила всё настроение⁈

— Нет, — Моисей усмехнулся. — Я ведь говорил тебе, что давно уже не разговаривал с ней.

— Тогда я ничего не понимаю. Торговля зерном тебя точно не может огорчить. Ну, поделись со мной, — она скорчила молящую рожицу. — Я же вижу, что у тебя что-то не ладится. Здоровье⁈ — и Либа только сейчас испуганно посмотрела на старика.

— Нет, — Моисей усмехнулся. — На здоровье я не жалуюсь. Не переживай. Просто иногда нас огорчают события, на которые очень сложно повлиять. Тогда чувствуешь себя маленьким муравьём. Как бы ты не старался, но есть пределы возможностей. Не волнуйся, Либонька, я всего лишь стал слишком стар и многое принимаю близко к сердцу, хоть оно и не касается меня напрямую.

— Закон о западном земстве⁈ — высказал Минус свою догадку. — Так он, как я понимаю, к Одессе отношения не имеет. Если я внимательно читал газеты, то особо ничего не поменялось. Разве что влияние польских землевладельцев урежут. Но если вы из-за него переживаете, то значит я плохо читал. Должно быть я что-то пропустил.

— Вы практически догадались, Семён. — старик уважительно кивнул головой. — Похвально, что вы интересуетесь происходящим вокруг. С этим законом нехорошо вышло. Очень нехорошо. — Моисей задумчиво поглядел на Минуса. — То, что польских панов немного в укорот возьмут — неплохо, но ведь дело не только в этом. Бог с ними, со шляхтичами. Этот закон — он ответ тем, кто любит давить, а не договариваться. Самое плохое, что моему народу прежде всего. Ведь вы не знали, Семён, что в Думу был внесён ещё один любопытный законопроект? Об уравнивании евреев в правах с остальными подданными. Отмене черты оседлости прежде всего.

Минус замотал головой.

— Так вот, как вы понимаете, есть разные способы достичь цели и не всегда, кажущийся самым лёгким, на деле является таким. Мой народ гибкий. Он всегда был изобретательным. Мы обходили ограничения в течение многих поколений. А теперь некоторым захотелось добиться всего разом. Чтобы вы знали, есть несколько объединений, если можно так назвать, среди наших и методы у них очень разные. Может помните, мы как-то беседовали про Петра Аркадьевича?

— Да, — Минус кивнул. — Я помню, что вы говорили, будто в этом году он сможет решить еврейский вопрос.

— Не сможет, — хмуро произнёс Моисей. — В этом точно не сможет, да и не захочет теперь.

Серёга внимательно смотрел на него и старик продолжил разговор:

— Некоторые из нас медленно, но верно шли к цели. Несмотря на противодействие отовсюду, — добавил он, тяжело вздохнув. — И уверяю вас, предварительные договоренности уже состоялись. Оставалось совсем немного, но тут всё испортили вмиг. Ведь бескровное решение нашего вопроса не устраивает слишком многих. Особенно за границей, — хмуро произнёс старик. — Сказать по правде, если разобрать Думу по личностям, то найдём там сколько угодно радеющих за французские, немецкие и особенно за английские интересы, прикрываясь заботой о русском народе. Государь проявил непростительную слабость, позволив образовать её. Ведь никогда нельзя идти на уступки под давлением. Никогда. Уступив в мелочи — утратишь всё. Ведь любая уступка воспринимается как признак того, что можно додавить к нужному решению. Стоит только добавить террора. А они добавят, — Моисей покачал головой. — Ещё и как добавят, Семён.

— Я так понял из ваших слов, что Петру Аркадьевичу кто-то ультиматум выдвинул?

— Можно и так сказать. Но эффект получил обратный. Хоть может именно того и добивался. Чтобы и нам всё испортить, и заодно против Государя настроить кого только можно. Скорее всего, именно этого и добивались. Ведь всем известно, что Пётр Аркадьевич не терпит давления. Да и денег не берёт, уверяю вас. А уж какие суммы ему сулили, просто представить страшно! Только теперь уже не станут, наверное. Нет, наши ещё попробуют подход найти, чтобы договориться, но не верю я больше в это. Пётр Аркадьевич теперь человек без опоры. На него все разом ополчились. Один Государь остался. И то поговаривают, что пытаются уговорить его в отставку Петра Аркадьевича отправить. Нехорошее время, Семён, уж больно нехорошее! Мальчишка этот ещё…

— Какой мальчишка? — Минус не понял ничего.

— Убиенный в Киеве, — мрачно ответил Моисей. — Вы, наверное, мимо пропустили новость. Но уверяю, что этот случай ещё всем боком выйдет. А всё по дурости наших, помилуй Бог.

— А почему? — Серёга искренне удивился. — Я ведь читал, что тело нашли. Что в этом случае особенного?

— Ничего, но сделают, чтобы невиданный процесс устроить. Чувствуется сразу. Я ведь со многими связь поддерживаю. Раздуют из этого огонька целый пожар. А всё наши бестолковые, замять не сумели.

— А сейчас поздно замять?

— Не знаю, — Моисей задумался. — Оно ведь как вышло. Следователь там ума небольшого оказался, хоть и сговорчивый. Деньги-то взял, но только расследование провалил. Отчима он арестовал да выбили из него показания. Только хуже вышло. Наши ещё по усердию глупому газеты подключили. «Киевская мысль», будь она неладна. Те тоже денег взяли и статейки напечатали, да только ерунду, право слово. Нет бы к расследованию призвать беспристрастному, так стали огульно родственников обвинять, а как в лужу сели, так и до цыган дошло… — старик тяжело вздохнул. — Хуже нет, чем дураку поручить — только изгадит всё. А «союзовцы» и уцепились за это. Благо наши сами повод дали, да ещё какой! Теперь так легко не замять, если вообще возможно.

— А в чём трудности? Найти, кто это сделал и всё.

— Всё! — Моисей грустно усмехнулся. — Это вам так кажется, по незнанию. Я скажу, что со дня на день в думе подписи закончат собирать и запросы по этому делу направят. А как с самого верха давить начнут, то и сделают виноватым того, кого нужно. Эти ведь бездарности наворотили сразу и теперь доверия нет.

— А смысл евреев обвинять?

— Сорвать и то немногое, о чём удалось договориться. Кто-то удачно этого парнишку жизни лишил. Специально для этого, возможно. Нету ведь, понимаете, специалиста по сыску! Ни за какие деньги не найти… Наши Николая Александровича просят, но он возвращаться, как частное лицо не хочет. Может и уломают, но время больно дорого. Тут ещё и загвоздка в том, что нашим принимать участие открыто нельзя. Ни в коем случае нельзя. Только опять загубят всё, что можно.

— А кто это — Николай Александрович?

— Красовский. Сыском до недавнего времени в одном из районов Киева руководил. Толковый человек. Очень толковый. Но мешал он многим и потому сместили его. В глуши губернии теперь. С ним ведь и Виталий Владимирович ушёл. Тоже специалист был. А кто сейчас остался из способных — не знаю. Город-то от меня далек, а доверия к нашим у меня теперь поубавилось. Деньги только без толку тратят. У вас случайно знакомств полезных не образовалось? — старик внимательно посмотрел на Минуса. — Либонька, признаюсь, удивила меня, когда рассказала, что вы какую-то чудо-пушку выдумали и в Петербург проект отвезли.

— Нет, — Минус покачал головой. — Среди полицейских никого нет. Вернее, знаю одного, но с таким делом к нему идти бестолку. Не тот уровень. Я было попробовал с его помощью одного человечка отыскать, но он не справился. По крайней мере, не сообщил до сих пор.

— А что за человек? — Моисей заинтересовался.

— Найти его надо, — Серёга покосился на Либу, к удивлению, сидевшую абсолютно молча. — Скажем так, знаю я, что он Петра Аркадьевича уложить собрался.

Моисей переменился в лице:

— Не приведи Господь, — старик побледнел враз. — Тогда спешить нужно. А то ведь вдруг он завтра что выкинет.

— Нет, — тихо произнёс Минус. — Не завтра. Осенью в Киевском театре.

— Осенью Государь приезжает, — старик задумался, — это многие знают. Пётр Аркадьевич с ним, значится, будет. А откуда сведения? Может это байки какие-то? Ведь в театр, если Государь там самолично будет, попробуй попасть.