Леона. На рубеже иных миров (СИ). Страница 21
— Я тоже пока там поживу, — продолжил Тихомир, — и ей спокойнее, что я рядом, и у меня на сердце легко, когда они при мне, — сказал Тихомир, вгрызаясь в птичью тушку.
— О! — радостно воскликнул Словцен, отвлекшись от разделывания перепёлки, — дак я тогда пока в вашу комнату переберусь! Можно?
— Само собой. Я и сам предложить хотел, все одно пустовать будет — кивнув, ответил Тихомир, подкладывая себе хрустящую квашенную капустку.
— Вот и по рукам! — обрадованно заключил Словцен, радостно улыбаясь. Что ни говори, а не шибко ему все же хотелось спать на тюфяке посреди трапезной.
Леоне вновь стало неловко. Это ведь из-за нее он должен был терпеть неудобства, и как бы он не заверял ее в том, что тут нет никаких проблем, все же неуютно ему было бы. И девушка в который раз почувствовала себя очень обязанной этому доброму семейству. Хорошо все-таки, что появилась свободная комната.
Проницательная Любомира бросила быстрый взгляд на гостью и неодобрительно покосилась на младшего сына.
— Правильно Тихомир, правильно, — похвалил сына отец семейства, степенно кивая. — Муж с женою должон рядом быть. Ну-с, а поелику хорошо у нас все да ладно, то от чего бы нам за это и не выпить-то, — продолжил он, разливая по кружкам теплый сбитень[3]. Себе же он налил холодной медовухи и поднял взгляд на собравшихся.
— Ну, как говорится, чтоб х…, — начал было довольный Изъяслав, поднимая кружку. Но его быстро перебила Любомира:
— Изъяслав! — возмутилась она.
Парни весело переглянулись и громко прыснули.
Мужчина, слегка сконфузившись, покосился на Леону, но продолжил:
— Ну, и чтоб деньги были, значитца! — хохотнул он и довольный отпил из своей кружки горячительный напиток.
Вечер, наполненный семейным теплом, шутками и смехом, пролетел слишком быстро незаметно. Леона, прежде чем уйти к себе, помогла Любомире убрать со стола остатки еды и настояла на том, чтобы самой вымыть посуду. За постой с нее никогда не брали — принимали как родную, и Леона, чувствовала себя обязанной и искренне считала, что должна хоть как-то отплатить за доброту, поэтому всегда в благодарность чем-нибудь да помогала по хозяйству или бралась за работу по трактиру. Это было правильно, и на душе становилось теплее. Завтра она обязательно пойдёт проситься помощницей на кухню.
Сейчас девушка уже сидела на кровати в отданной ей во временное пользование комнате, одетая в длинную ночную рубаху, и с теплой улыбкой вспоминая ужин, медленно распускала еще влажную после бани косу. Боги наградили ее длинными, густыми волосами, чему она несказанно радовалась, но вот просыхало это богатство слишком долго, потому к ужину ей ничего не оставалось, кроме как заплести их еще сырыми. Ходить перед мужчинами, да еще и садиться за стол простоволосой было бы неприлично.
В дверь постучали. Леона не сомневалась, кто это мог быть, и совершенно не удивилась, открыв ее и увидев друга.
Словцен вошел в комнату, таща в руках целый жбан[4] холодного сыта[5] и огромную миску с тыквенными семечками.
— Ты что не наелся? — усмехнулась Леона.
— Да это что, развеж еда что ли? Так, чтоб было чем рот занять, — довольный парень расставил свою добычу на столе и плюхнулся на кровать.
Леона взяла гребешок, села обратно, и медленно расчесывая волосы, укоризненно посмотрела на друга, недовольно проговорив:
— Что же ты не бережешь мою честь, Словцен. Кто же приходит по ночам к молодым девицам в опочивальни? Что же про меня говорить-то будут? Кто ж меня потом замуж-то возьмет после таких сплетен?
У Словцена покраснели уши. Он ошарашенно посмотрел на подругу, пристыженно опустив плечи. Раньше они всегда сидели допоздна вдвоем в комнате. И ему никогда и в голову даже не приходило…
— Да я как-то… — начал он неуверенно, сконфуженно нахмурившись.
Леона вдруг расхохоталась, потеряв всю свою укоризненность.Друга она совсем не стеснялась— какой он ее только не видел уже — и совершенно не переживала за свой непотребный внешний вид, но от укола не удержалась.
— Да шучу я, братец, шучу. Ты бы видел свое лицо, такой глупый вид, ну чисто корова, у которой сено отобрали, — она снова засмеялась, — а ну ка давай тащи сюда миску. Мои любимые принес, эх знаешь, чем меня прельщать.
Словцен расслабленно выдохнул, но все же мимоходом недоверчиво глянул на подругу, вставая за угощением. Девушка снова весело рассмеялась. Взяв миску, парень уселся на кровать, расположившись на противоположном конце от Леоны.
— Смотри, что еще я захватил, — заговорщицки сказал парень и выудил из кармана две маленькие берестяные коробочки, размером с ладонь.
Один коробок был совершенно обычный, прямоугольный — простой чехол для игральных карт. А вот второй оказался чудной — сложенный из двенадцати пятиугольных граней, он был почти как шар, только обрезанный, граненый.
— А ты спать не собираешься, я гляжу, — хмыкнула Леона, запуская руку в миску и выуживая оттуда горсть семечек. — Мы с тобой в прошлый раз до вторых петухов[6] сидели, думаешь сегодня быстрее закончим? Нам завтра вставать рано. Я хочу помочь вам, руки лишними не будут. А тебе так и так вставать, воду для кухни таскать.
— Да ладно тебе, всего один разок.
— Ага, кажется, я такое уже слышала. Всегда так и начинается, а потом «Бац!» и рассвет.
— Ну Леона, не вредничай.
— Ладно, раскладывай. Но только один раз. — Сдалась девушка. По правде говоря, ей и самой хотелось поиграть, но спать после долгого пути хотелось не меньше.
Парень шустро раскрыл один из коробков и выудил из него колоду овальных карт с изображенными на них чудищами, чародеями и воинами. Он споро перетасовал колоду и раздав по пять карт, положил ее между собой и Леоной. Затем взял второй, необычной формы, и вытряс из него горстку цветных камешков.
— Как играем? По-нашему или как все? — деловито уточнил он.
— Давай по-нашему, — согласилась девушка, раскрывая тыквенную семечку.
Парень понятливо кивнул, отделил от кучки четыре разноцветных камня и убрал их в коробочку из-под карт, оставив на кровати лишь мелкую, с ноготок, гальку двух цветов — насыщенного карминного[7] и белого, как домашняя сметанка. Ох, и намучились же они тогда, выбирая в Подлянке подходящие по цвету и размеру камни для игры — пол дня в воде провели, копошась на берегу и мелководье. Словцен внимательно пересчитал камушки, проверяя не потерялся ли кто, и ссыпал их обратно чудной фигурный коробок.
— Твои какие будут?
— Белые, — ответила девушка, и быстро убрала шелуху от семечек, освобождая руки.
Они взяли карты, но расположили их странно, рубашками к себе, а картинками повернув к напарнику — видеть свои карты запрещалось. По правде говоря, обычно-то карты прятались от противника, но они придумали играть иначе. Для того и камушки себе искали, обычно-то используются всего четыре камня, каждый разных цветов, а они уже переиначили под себя, чтобы интереснее было.
Словцен посмотрел на карты Леоны и нахмурился. Ей попались одни навки, плохо. Остается надеться, что у него на руках были хотя бы сильные воины или чародеи. Он первым взял чудную коробочку, хорошенько потряс ее и, отодвинув крохотную заслонку, поймал выпавший камень. И тут же расстроено протянул его подруге — белый, стало быть ее ход.
Леона задумалась, она своих карт еще не знала, Словцен тоже. А ведь у него на руках был сильный воин и об этом стоило предупредить. Сбросит — обидно будет.
— У тебя есть карта с силой девять. Вот тут, — и Леона ткнула в самую правую карту в его руках.
Парень кивнул, и передал коробок девушке — ее очередь трясти. Леона хорошенько погремела и ей на ладошку выпал крохотный карминовый камушек. Словцен улыбнулся, забрал свой камень, отложил его, и приняв коробок, довольно сказал, под стук снова бьющихся в коробке камней:
— У тебя четыре одинаковые карты.
На его ладонь выпал еще один карминовый камень, и парень еще больше улыбаясь — еще бы, второй ход подряд его, — довольно добавил: