Гусар (СИ). Страница 32

В разгар очередного повествования, дверь сарая скрипнула. На пороге появился Прошка с большой корзиной, от которой шел восхитительный запах свежей выпечки.

— Батюшка! Петр Алексеевич! — слуга, как всегда, сиял от восторга. Он буквально вбежал в сарай, едва не подпрыгивая от нетерпения на месте, — Мы вам тут обед принесли! Антонина Мирофановна лично распорядились! Говорят, герои должны быть сыты!

Следом, не останавливаясь, он принялся доставать из корзины пироги, жареную курицу и бутыль с квасом. Гусары оживились. Хороший обед всегда вызывает у них приступ бодрости, я уже заметил.

Я не успел удивится, что Прошка явился один, как тут же в сарай, тяжело вздыхая, вошел Захар. Он окинул нашу компанию горестным взглядом и всплеснул руками.

— Ох, беда-то какая, беда, — заныл мой дедок привычным, страдальческим тоном. — Сидят соколики ясные в курятнике, как разбойники. А ведь говорил я, батюшка, не связывайтесь вы с этими дуэлями, не доводят они до добра! Теперь что будет? Трибунал! Сибирь! А то и хуже… Отца вашего, графа Алексея Кирилловича, жаль. Какой удар для него, какой позор…

— Да что вы каркаете, Захар Семеныч! — возмущенно перебил его Прошка, протягивая мне самый румяный пирог. — Наш барин — герой! Он изменников поймал! Весь полк об этом судачит! Его награждать надобно, а не в сарае держать!

— Герой… — проворчал Захар, качая головой. — Героев, бывает, и на эшафот отправляют за самоуправство. Ох, чует мое сердце, не к добру все это, не к добру…

Я никак не стал комментировать слова Захара. Взял пирог, отломил кусок и молча протянул Ржевскому. При этом слушал привычные причитания Захара, которые перебивали восторги Прошки, и думал о том, что эта парочка — как два ангела на моих плечах. Один — ангел-хранитель, вечно пытающийся уберечь любимого барина. Другой — ангел-фанат, безоговорочно верящий в своего кумира. И, черт побери, в моем новом абсурдном мире мне, кажется, были нужны они оба.

Мы быстро расправились со скромным обедом. Еда на свежем воздухе, даже такая простая, показалась невероятно вкусной. Но, как только последний кусок был съеден, на нашу компанию снова начала опускаться гнетущая скука. Мы по-прежнему были заперты в пыльном сарае и это угнетало ужасно. Пожалуй, соглашусь, гусарская жизнь вырабатывает странную тягу к авантюрным приключениям. Наверное, это идёт в комплекте.

Один из офицеров, сытый и довольный, достал трубку, набил ее табаком и, раскурив, с блаженством выпустил в потолок облако дыма.

— Эх, хорошо посидели, братцы… — протянул он. — Сейчас бы еще в баньку, с веничком, да чтоб парком обдало… вот это была бы жизнь!

— В баньку! Точно! — с восторгом подхватил Ржевский. — Вот бы сейчас косточки распарить!

Все дружно и одобрительно загудели. Но молодой корнет Алексин тут же осадил товарищей:

— Остыньте, господа. Мы на гауптвахте. И мы дали слово ротмистру, что не сбежим.

Настроение снова начало портиться. Все замолчали, с тоской представляя себе парную и березовые веники. Я, если честно, ничего не представлял, мое недоверие к местным баням никуда не делось. А вот развлечься… Развлечься хотелось просто до одури.

Ну и конечно именно я понял, как это можно устроить.

— Господа, — сказал я, расплываясь довольной, хитрой улыбкой. Все взгляды обратились ко мне. — Кажется, есть мысль, как нам посетить баню, не нарушая слова чести.

Ржевский с недоверчивым любопытством поднял брови, ожидая продолжения.

— Как это, черт побери, Бестужев? — Спросил он.

Один из гусар, наоборот, с опаской отодвинулся, пробормотав себе под нос:

— Ох, не к добру эти его идеи… К черту, к черту…

Глава 15

Я не стал сразу разъяснять товарищам суть своей идеи. Чтоб они раньше времени ее не запороли или чрезмерной радостью, или сомнениями, которые у них могут появиться.

Я подошел к гусару с трубкой и с улыбкой протянул руку:

— Дайте-ка, любезный, на минутку. Что-то мне тоже табачку захотелось. Прямо сил нет.

Гусар особой радости по поводу моих желаний не проявил, наверное не хотел, чтоб его вещь лапал кто-то еще. Но все же протянул мне свою трубку. Думаю, сыграл мой новообретенный авторитет.

— Вот… только табак крепкий… — Растерянно добавил он.

— Ничего, мы привычные, — важно ответил я, хотя недавний опыт, случившийся в корчме, научил меня, что местный табак сильно отличается от того, что будет в будущем.

Ожидаемо, легкие свело спазмом. Изо рта вырвался хриплый, удушливый кашель, от которого на глазах выступили слезы.

— Кх-кха… Да, крепок табачок… — просипел я, пытаясь сохранить лицо.

Гусары с ухмылкой наблюдали за моими страданиями. Я сделал еще одну, более осторожную затяжку, а потом, изобразив, что споткнулся о собственную ногу, «случайно» выронил трубку прямо в самую большую охапку сухого сена.

— Ах, черт! — вскрикнул я с очень даже натуральным выражением ужаса. — Какой же я неуклюжий! Какая досада! Сецчас найду!

Затем, не долго думая, я бросился выгребать сено, как будто спасая трубку, но на самом деле еще больше разбрасывая угольки, чтоб наверняка занялось.

Сено не вспыхнуло сразу. Оно начало медленно, коварно тлеть, наполняя сарай едким, удушливым дымом.

— Да куда подевалась эта чертова трубка⁈ — Очень правдоподобно возмущался я, активно способствуя своими действиями тому, чтоб вместо чада появился, наконец, уже огонь. Просто перекидывал сено с места на место, чтоб оно загорелось.

Сначала гусары молча смотрели на мои выкрутасы. Их лица выглядели максимально удивлёнными, а в глазах читался немой вопрос: что он творит? Но когда показался первый, тонкий язычок пламени, в нашем «курятнике» началась паника.

— Пожар! — заорал кто-то. — Воды! Тащи воду!

— Да где ее взять⁈

Все метались, пытаясь затоптать огонь, но я тоже не зря старался, чтоб это стало маловероятным. Пламя от активных действий гусар лишь веселее разгоралось, перекидываясь с одной охапки на другую.

— Господа, на выход! — заорал я, — Сохраняем спокойствие! Двигаемся в порядке очереди! Не создаём суету! Пока не задохнулись и не сгорели! На выход!

Потом я решил, что просто командовать мало. Нужна большая суета и бестолковщина. Иначе кто-нибудь особо дельный все-таки позовет на помощь, сарай потушат и моя задумка ни к чему не приведет.

Я оглянулся по сторонам. В дальнем углу, на жёрдочке сидели курицы. Две. Понятия не имею, как этих бедолаг занесло на нашу гауптвахту. Может, по привычке прибежали. Куры выглядели слегка перепуганными.

Без малейших сомнений я подскочил к птицам, хапнул обеих, подбежал к двери, а потом с криком "Спасай скотину!' вышвырнул их на улицу, прямо Ржевскому в лицо. У Ржевского со скотиной явно были сложные взаимоотношения. Вместо того, чтоб поймать несушек, он с бранным ревом перекинул куриц к соседнему гусару.

Куры, в свою очередь, совершенно не понимая, что это за аттракцион такой начался, с громким кудахтаньем, растопырив крылья, попытались вспомнить, что вообще-то они птицы и попробовали взлететь, намереваясь оказаться как можно дальше от странных гусар, которые решили поиграть ими в «сифу».

Естественно, ничего у них не вышло. Одна курица красиво влетела юному корнету прямо в физиономию, другая вспорхнула на голову одному из моих товарищей, оглашая округу истеричным «ко-ко-ко!». В любом случае, моя цель была достигнута. В наших гусарских рядах наблюдалась паника, а сарай благополучно превращался в весёлый, достаточно бодрый костёр.

Я, как капитан корабля, который с тонущего судна уходит последним, кашляя от дыма, выбежал с гауптфахты, только убедившись, что все мои товарищи уже на улице

Вся наша компания стояла во дворе, глядя как из сарая валит густой черный дым. Ну ладно… Не вся. Я смотрел не с ужасом, а с предвкушением.

Шок гусар быстро сменился гневом.