Гусар (СИ). Страница 33

— Бестужев, это ты все устроил! — первым «наехал» на меня Ржевский. — Ты нарочно! Вот, о какой идее шла речь!

Я с самым невинным видом пожал плечами, а затем подошел к владельцу трубки и протянул ему едва не утраченную вещь.

После чего повернулся к Ржевскому, сделал серьезное лицо и заявил:

— А ни черта подобного. Чистая случайность. С кем не бывает. Зато, господа…Какая теперь гауптвахта? Мы обещали, что не сбежим. Мы не сбежали. Она сгорела. Не на пепелище же нам сидеть. Слово офицера мы держим.

В этот момент со стороны усадьбы показались местные мужики с ведрами топорами. Насчёт ведер я понял. Это логично. А вот топоры… Надеюсь, это не желание наказать гусар, лишивших местное население целого сарая.

— Горит! Помогите! — кричали мужики на бегу.

Только после мужицких воплей мои товарищи очнулись, вспомнив, что вообще-то реально горит. Какая теперь разница, что послужило причиной.

Ну и я только в этот момент понял, что задумка моя… ммм…несколько опасна. Если огонь перекинется дальше, то схреначит всю усадьбу. Честно говоря, в этот момент аж прострелило внутри. Будет совсем погано, если по моей вине пожар не остановится.

— Господа! — крикнул Ржевский, мгновенно оценив ситуацию. — Помогаем! Не дать огню пойти дальше!

Гусары с героическими лицами бросились помогать мужикам тушить сарай. Точнее, не сам сарай — он уже был обречен, — мои товарищи старались не дать огню перекинуться на другие постройки. Я, кстати, тоже старался.

Мы выстроились в цепочку и передавали ведра с водой, заливая траву и соседний забор. Вся наша спасательная команда действовали слаженно, яростно, вызывая восхищение подбежавших жителей.

Через полчаса все было кончено. И с пожаром, и с сарем. Наша гауптвахта превратился в дымящееся, черное пепелище. Но все остальные строения остались в целости и сохранности.

Мы стояли, грязные, мокрые, пропахшие гарью, но выглядели как настоящие герои, спасшие усадьбу от огня. Главное, чтоб теперь никто не вспомнил, с чего начался этот огонь. И уж тем более не сказал это вслух.

Я картинно обнюхал свой мундир, который изрядно пропах гарью.

— Кстати, господа… Не желаете ли в баню? А то от нас несет, как от копченых окороков.

Моя логика была настолько абсурдной и наглой, что гусары на мгновение опешили. А потом Ржевский громко, от души расхохотался.

— Дьявол! Ну ты и дьявол, Бестужев!

— Так куда идти-то? — спросил Алексин. — В городскую баню? Нас оттуда выгонят, мы же арестанты.

— Так а зачем спрашивать разрешения, господа? — произнес один из гусар. — Выбьем дверь, и делов-то!

— Да, действительно! Давайте добавим к поджогу еще и разбой? — съязвил я. — У меня есть идея получше.

Все взгляды обратились в мою сторону.

— Я на постое у вдовы, Антонины Мирофановны, — продолжил я, — У нее отличная баня. Думаю, такая очаровательная женщина не откажет героям, пострадавшим, в небольшой услуге.

Мое предложение было встречено коллективным восторгом. Честно говоря, я очень даже порадовался, что гусары частенько ведут себя как дети. В плане непосредственности эмоций, имею в виду. Они достаточно быстро забыли про трубку, с которой все началось, и теперь говорили лишь о бане.

Не затягивая, вся наша прокопченная, но довольная компания направилась прямиком к дому Антонины Мирофановны.

Пока шли, гусары громко смеялись и обсуждали свой «подвиг» по тушению пожара, в котором они, по их мнению, проявили небывалый героизм.

— А видел, как я этому, с ведром-то? — басил один из гусар. — Он к забору, а я ему: «Куда, любезный⁈ Сюда лей, тут важнее!» Так он и поливал, куда я сказал!

Я в беседе участия не принимал. Топал молча. Честно говоря, опасался, как нас встретит хозяйка дома. Ввалиться всей толпой, грязными и пахнущими гарью, к порядочной женщине — та еще авантюра. Но азарт и гусарский дух, которыми, я, похоже, пропитываюсь все сильнее и сильнее, брали свое.

Не успели мы дойти до калитки, как она распахнулась, и нам навстречу выбежали встревоженные Захар с Прошка.

— Батюшка! Петр Алексеевич! — Захар подбежал ко мне, в ужасе оглядывая мой измазанный сажей мундир. — Что стряслось⁈ Мы дым видели, набат слыхали! Вы целы⁈

Ржевский, хохоча, по-дружески хлопнул старика по плечу.

— Спокойно! Наша гауптвахта… того… приказала долго жить. Сгорела дотла!

Лицо Захара из испуганного стало абсолютно белым от ужаса. Он всплеснул руками, его глаза округлились.

— Сгорела⁈ Матерь Божья! Казенное имущество… Да за такое… за такое… — он схватился за голову. — Да я до Сибири не доеду! Меня прямо здесь, на конюшне, запорют за то, что за вами, не уследил! Ох, голова моя старая, несчастная!

Прошка, наоборот, смотрел на меня с нескрываемым, щенячьим восхищением. По-моему, даже если я лично, своими руками спустя несколько месяцев подожгу Москву, Прохор воспримет это как гениальный и героический ход.

— Ну, барин, вы даете! — прошептал парнишка. — И как только у вас получается!

— Господа гусары, что за шум? — раздался с крыльца спокойный, чуть насмешливый голос.

На стенания и причитания Захара вышла сама Антонина Мирофановна. Скрестив руки на груди, она с легкой, ироничной улыбкой окинула взглядом всю нашу живописную компанию.

— Смотрю, господа, у вас снова выдался насыщенный день, — произнесла вдова. — Не желаете ли рассказать, чей именно сарай вы сожгли?

— Наш сарай, сударыня, — с виноватой улыбкой шагнул вперед я. — Тот, что господин ротмистр любезно предоставил нам в качестве гауптвахты. Случилось… хм… самовозгорание. От скуки, наверное.

Ржевский, стоявший рядом, громко фыркнул, а потом, не выдержав, расхохотался.

— Граф хотел трубку раскурить, да не удержал, — пояснил он, подмигивая остальным. — Уронил уголек в сено. Еле сами выбрались, да еще и кур спасли!

Антонина Мирофановна посмотрела на меня, потом на хохочущих гусар, ее губы тронула легкая, понимающая улыбка.

— Полагаю, слово офицера вы не нарушили, — сказала она. — Гауптвахта исчезла по независящим от вас причинам. Что ж… Это весьма… уместно. Впрочем, господа, ваш пожар — сущая мелочь по сравнению с тем, что творится в городе из-за ночных событий. Вы не просто камень в воду бросили, вы целый улей разворошили.

Ржевский тут же посерьезнел.

— Что вы имеете в виду, сударыня? — Поинтересовался он у Антонины Митрофановны

— А то, господа, что вся еврейская община на ушах стоит из-за смерти этого вашего Лейбы. Его родственники уже дошли до самого Уварова, требуют расследования и наказания виновных. А польская шляхта бегает к нему же и требует сатисфакции за убитых дворян. Город гудит. Все только и говорят, что пьяные гусары устроили резню.

Мы мрачно переглянулись.

— Черт, ну и денек, — протянул Ржевский. — После таких новостей только в баню и остается, кости распарить да голову прочистить.

— Вот именно! — подхватил я, пользуясь моментом. — Антонина Мирофановна, душа моя, не откажите в любезности героям, попавшим в опалу. Ваша баня славится на весь Вильно. Позвольте нам воспользоваться ее живительным паром.

Ржевский сделал шаг вперед и, поклонившись с преувеличенной галантностью, произнес:

— Сударыня, не соблаговолите ли вы дать разрешение на сию банную экспедицию? Без благословения такой прекрасной дамы и пар будет не в радость.

— Поручик, боюсь, если вы получите благословение, то от усердия так напаритесь, что до утра не встанете, — с улыбкой прервал я его, прежде чем Антонина Мирофановна успела ответить. — К тому же, кто же будет следить за пирогами, которые принесет Захар? Мы вам такое ответственное дело не доверим.

Гусары дружно рассмеялись, а Ржевский, поняв, что его попытка флирта была изящно пресечена, слегка покраснел и отступил.

Антонина Мирофановна посмотрела на меня с веселым удивлением.

— Граф, ваша наглость не знает границ. Но… — она на мгновение стала серьезной. — Баня будет готова через час. А ты, Захар, помоги Прошке накрыть стол во дворе. Устроим нашим погорельцам достойный ужин.