Гусар (СИ). Страница 29

Честно говоря, я не планировал вести себя по-хамски или грубить. Просто… Это был весьма тяжёлый день и ещё более тяжёлая ночь. Я очень, очень задолбался! Поэтому отступать из-за упрямства денщика не планировал. Надо будет прорываться с боем — не вопрос. Другого варианта всё равно нет. Доложить Браздину я не могу. Тот, пользуясь ситуацией, сто процентов либо заберёт все лавры себе, если руководство будет благосклонно, либо свалит всю вину на нас, если полетят головы.

В общем, я решил сделать диалог более убедительным и молча извлёк из-за пояса пистоль. Денщик икнул, затем попятился. Наверное, вид у меня был не совсем адекватный. Думаю, я вполне сейчас напоминал слегка психованного человека да ещё и с оружием в руках.

— У тебя десять секунд, любезный, — процедил я, приблизив ствол к перепуганному лицу денщика. — Через десять секунд я выстрелю в эту дверь. А потом, возможно, в тебя. Потому как ты своей дуростью мешаешь очень важному делу. Мою репутацию знаешь? Стреляю я погано. Если что, даже не убью с первого раза. Придется дырявить тебя многократно. Хочешь быть похожим на сито? Думаю, нет. А теперь беги. Буди полковника.

Денщик развернулся и, спотыкаясь, бросился вглубь дома. Мы с Ржевским замерли на пороге, ожидая появления Давыдова.

Прошла, кажется, целая вечность, или просто мои внутренние часы сбились из-за усталости. Ржевский тоже нервничал, ему, видимо, передалось мое состояние. Он переминался с ноги на ногу и тяжело вздыхал.

Наконец, в прихожей снова послышались тяжёлые шаги, которые сопровождало недовольное бормотание. Дверь распахнулась настежь. На пороге возник сам полковник Давыдов.

Я, конечно, не знал его в лицо, но, думаю, вряд ли денщик рискнул позвать кого-нибудь другого. Заспанный, в наспех накинутом халате поверх белья, он был красен от гнева. Его взгляд метнулся от моей персоны к Ржевскому, затем снова переключился на меня. Ох, чувствую, сейчас будет эпический разнос…

— Бестужев⁈ Ржевский⁈ — взревел он. — Вы оба в своем уме⁈ Какого черта происходит⁈ Врываться вот так, беспардонно… Это что, не могло до утра подождать⁈ И вообще…

Я шагнул вперёд, глядя полковнику прямо в глаза. Нужно было прервать его гневный монолог, но так, чтобы он меня не пристрелил на месте за нарушение субординации.

— Никак нет, господин полковник. Не могло ждать, — твёрдо произнёс я. — Мы вскрыли заговор. Государственная измена.

Слово «измена» подействовало на Давыдова, как ушат ледяной воды. Сонливость и ярость с его лица моментально исчезли, сменившись острой, хищной сосредоточенностью.

— Слушаю. — Коротко бросил полковник.

— Ребята, завози! — громко крикнул я гусарам, которые вместе с телегами оставались за забором.

Буквально через пару минут во двор дома полковника въехала подвода с четырьмя связанными шляхтичами и тремя мёртвыми. Давыдов обвёл взглядом пленных поляков, задержался на трупах, а затем жестом указал мне и Ржевскому на дверь.

— В дом. Живо. Будете докладывать.

Наконец-то. Хоть какой-то прогресс.

В кабинете полковника, при свете двух свечей, я, стараясь говорить чётко и по-военному кратко, доложил обо всём, что произошло. Хотя, скрывать не буду, хотелось добавить пару смачных деталей для драматизма. Но… Ситуация к тому не располагала. Да и потом драматизма и без того хоть отбавляй, на десятерых полковников хватит.

В итоге, рассказал всё от начала до конца: про идиотский приказ Чаадаева, а я его до сих пор считал идиотским, про обе засады, про бой и захват преступников.

Давыдов слушал молча, его лицо каменело с каждым моим словом. Когда я закончил, он долго смотрел куда-то в одну точку, потом перевёл на меня тяжёлый, пронзительный взгляд. И в этом взгляде не было ни капли благодарности. Только мрачная, суровая решимость.

Ну, конечно, кто бы сомневался. Приблизительно такой реакции я и ждал. По сути полковник только что получил новости, одна лучше другой. Интендант — сволочь продажная, помощник интенданта — тоже сволочь, но уже мёртвая, шляхта за спиной у императора готовит отряды для встречи Наполеона. Ну и ещё плюсом три трупа польских дворян. Ситуация просто огонь.

— Вы самовольно устроили две засады, заподозрив воровство. С боем и убитыми. Причём один из них — чиновник интендантского ведомства. Вы напали на шляхтичей. Часть убили, часть привезли сюда, — медленно начал Давыдов.

Честно говоря, мне показалось, что фоном к его словам шёл звук, похожий на зубовный скрежет. Соглашусь, в исполнении полковника история выглядела несколько иначе. Она прямо погано выглядела.

— Да, господин полковник, — отчеканил я, хотя имелось сильное желание сказать обратное.

— Вы понимаете, корнет, что я должен немедленно отдать вас обоих под трибунал за самоуправство⁈ — поинтересовался Давыдов таким же спокойным тоном.

— Понимаю. Но в этой ситуации я думал о последствиях промедления, господин полковник. Нужно было действовать быстро и решительно. К сожалению, Лейба не успел рассказать нам всё. Только об участии интенданта, о заговоре шляхтичей. Встреча была назначена на рассвете. Промедление грозило тем, что мы могли их упустить.

Давыдов встал и прошёлся по кабинету.

— Дерзость… неслыханная дерзость, — пробормотал он. Затем резко остановился и посмотрел на меня. В его глазах блеснуло нечто похожее на суровое одобрение. Вот это поворот! — Однако, чёрт вас дери, Бестужев, пожалуй, я сам поступил бы так же. Но… Радоваться рано… Я обязан немедленно доложить… — полковник запнулся, его лицо скривилось, будто он съел целый лимон. — Военному министру. Князю Барклаю-де-Толли.

Мой мозг лихорадочно заработал. Барклай-де-Толли… Если мне не изменяет память школьных уроков, этого товарища сильно все не любили. Он — типа главный оппонент Кутузова. А Давыдов, судя по выражению лица, явно на стороне Михаила Илларионовича. Полковник, похоже, не любит военного министра, как и все остальные. Уверен, его коробит сам факт, что он вынужден отдать плоды нашей возможной победы прямо в руки враждебной «партии».

— Хорошо, — Давыдов решительно вздохнул. — Прежде чем мы предпримем хоть один шаг, я хочу сам взглянуть на этих… изменников. И на убитых. Ведите.

Мы вышли во двор. Предрассветный сумрак погружал всё в серые тона. Мои гусары стояли наготове, окружив пленных. На двух телегах под рогожей по-прежнему угадывались три трупа. Не то, чтоб я надеялся, будто за время отсутствия они испарятся, но лишний раз видеть итог своих действий было немного не по себе.

Заметив полковника, гусары вытянулись в струнку. Давыдов медленно подошёл к связанным шляхтичам.

Надо отметить, даже в своём плачевном положении они держались с вызывающей надменностью. Это плохо… Либо поляки слишком уверены в себе, либо слишком уверены в том, что им помогут.

— Пан Радзивилл? — спросил Давыдов седовласого лидера.

Тот гордо вскинул подбородок и одарил полковника таким взглядом, будто перед ним не командир гусарского полка, а обычный крестьянский мужик.

— Я не Радзивилл. Но это ничего не решает. Требую, чтобы вы немедленно освободили нас и арестовали этих разбойников! — Седовласый метнул в мою сторону гневный взгляд.

Давыдов нахмурился.

— Разбойников? Вы говорите, да не заговаривайтесь. Напомню, вас обвиняют в государственной измене.

Поляк громко, презрительно рассмеялся. Прямо в лицо полковнику. Наглости его, конечно, можно позавидовать.

— Измене⁈ Полковник, это вы сейчас ответите за разбой! Мы, шляхтичи, мирно проводили время в корчме, когда на нас без всякой причины налетела пьяная орда ваших вояк! — седовласый кивнул на моих гусар. — Они ворвались, начали драку, убили троих наших товарищей, а нас связали, как простолюдинов!

Ржевский, стоявший рядом, побагровел от ярости. Он был готов ринуться в бой.

— Да как ты смеешь, предательская собака⁈ — Выкрикнул поручик, хватаясь за саблю.

Я напрягся. Не хватало, чтоб Ржевский прямо на глазах полковника что-нибудь исполнил.

— Молчать, поручик! — рявкнул Давыдов, даже не обернувшись. Взгляд его внимательно изучал седого.