Гусар (СИ). Страница 26

Гусары, стоявшие вокруг, молчали. Азарт сменился ледяной, суровой решимостью. Мы ухитрились совершенно случайно ткнуть палкой в осиное гнездо и пока совершенно не ясно, к чему все это приведёт.

— Отлично идём, друг мой любезный. — Подбодрил я помощника интенданта. — А теперь давай более конкретно. Имена, фамилии.

Лейба глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Он уже открыл рот, чтобы начать свой рассказ, когда внезапно один из связанных воров, до этого сидевший молча, резко дернулся. Я даже не успел осознать, что произошло. Как? Как он умудрился развязать веревки?

Раздался короткий, глухой свист рассекаемого воздуха, а затем — ужасающий, хрустящий звук. Тяжелый кистень, который вор каким-то чудом умудрился спрятать, с чудовищной силой врезался Лейбе прямо в висок.

Помощник интенданта даже не успел вскрикнуть. Его глаза остекленели, голова безвольно упала на грудь, а тело обмякло и сползло со стула, оставляя за собой на полу темную лужицу.

Вор, словно дикий зверь, вскочил на ноги. В его глазах горело безумие. Не теряя ни секунды, он метнулся к двери, где стоял один из наших гусар. Мелькнул нож, но гусар успел отшатнуться.

— Вы что, не обыскали его⁈ — Рявкнул я.

— Стой, дьявол! — взревел Ржевский.

Он был быстрее молнии. Его сабля вылетела из ножен с металлическим звоном, сверкнула в тусклом свете свечи. Один удар. Чистый, смертоносный. Лезвие вошло вору под ребро. Мужик замер на мгновение, его глаза распахнулись как-то слишком широко, из груди вырвался последний вздох. Он рухнул на пол, издав лишь хриплый булькающий звук.

Я смотрел на неподвижные тела Лейбы и вора. Кровь растекалась по грязному полу караулки, смешиваясь с пылью. Внутри меня все похолодело от ярости.

— Ржевский! Что ты наделал⁈ Этот человек… он был ключом ко всем секретам! Он убил Лейбу, чтоб тот ничего не мог рассказать! А значит, прекрасно понимал, о чем пойдёт речь.

Поручик обернулся, его лицо было бледным, но решительным. Он, казалось, не понял моего гнева.

— Этот сукин сын мог убить корнета, граф! Я не мог позволить ему сбежать или навредить еще кому-то! Он был опасен!

— Опасен⁈ — я едва сдерживал себя, чтобы не взорваться. — Он убил Лейбу, потому что Лейба собирался говорить! Этот вор знал не меньше, а возможно, и больше, чем сам Лейба! Он был последним звеном, которое могло привести нас к тем, кто стоит за интендантом! А ты… ты его зарубил! Мы только что потеряли единственную нить. Что теперь, Ржевский⁈ Что теперь⁈

Глава 12

В караулке повисла мертвая тишина, которую нарушало лишь жадное потрескивание одинокой свечи и тяжелое, прерывистое дыхание гусар. Скажу честно, все мы пребывали в состоянии тихого офигевания из-за случившегося, но по разным причинам.

Мои гусары расстроились тем фактом, что я не оценил их героического рвения, в итоге которого у нас в наличие имелось два трупа. Два — потому что, если бы они обыскали этого урода с кистенем, все сложилось бы иначе. Соответственно смерть Лейбы тоже была на их совести.

Причина моего офигевания — тоже два трупа, но просто как факт. Я вообще-то к подобным сюжетам не привык. Мне вообще-то от одного только вида Лейбы, лежащего в луже собственной крови, и вора, который оказался проткнут саблей, как поросенок вертелом, становилось слегка не по себе. Не то, чтоб очень расстраивало, но и не радовало.

Драка — да. Мордобой — ок. Но убийство — это уже другая история. Даже из того расчета, что и Лейба, и мужик с кистенем были сволочами и преступниками.

Я в который раз с тоской посмотрел сначала на вора, лежащего в нескольких шагах от порога, потом на Лейбу. Оба — мертвы. И оба — на нашей совести.

Однако, мучаться нравственными угрызениями можно сколько угодно, это ничего не даст. Есть ещё третья сторона медали. Вот такая она у нас, медаль. Трехсторонняя. Это — сам факт случившегося происшествия. За него надо будет отчитаться, но я пока не понимаю, как. Думаю фраза:«Извините, мы там немного наследили» вряд ли послужит оправданием для начальства.

Оставалась крохотная надежда, что информацией обладали не только Лейба и вор, но и остальным тоже что-то известно.

Я подошел к оставшимся в живых мужикам. Все они сидели рядочком, прижавшись к стене. Их глаза метались от Ржевского с окровавленной саблей к трупам на полу, затем снова возвращались к поручику. И вот что любопытно. Во взглядах мужиков не было ни страха, ни отчаяния, только осторожная, звериная хитрость. Единственное, о чем они беспокоились — это не прилечь рядом с товарищами.

— Что ж, раз ваш приятель решил замолчать навечно, — голос мой звучал ровно, почти ласково, — может, вы будете сговорчивее? Кто вас нанял? Куда везли оружие?

Один из мужиков, широкоплечий, с обветренным лицом, лишь покачал головой.

— Ничего не знаем, ваше благородие. Мы люди простые, возчики. Наняли нас с подводами. Сказали, груз военный, тайный. Вот и везли. Куда — не наше дело. Куда прикажут, туда и едем.

Я присел на корточки перед ним, стараясь заглянуть ему прямо в глаза. Запахи пыли, крови и страха смешались в воздухе, обволакивая меня. Неееет… Боится все-таки. Боится… Чисто за свою шкуру. А значит, ни слова не скажет. Никто из них не скажет.

Они видели, как только что мужик с кистенем грохнул Лейбу, соответственно, прекрасно понимают, Сибирь где-то там, а люди, которые организовали закупку оружия — где-то здесь. Поэтому все особо говорливые до Сибири просто не доберутся. Их тут по-тихому прибьют, как и Лейбу. А Сибирь она что? Там тоже люди живут.

— Тайный груз, говоришь? И ты веришь, что за тайный груз вам платят столько, что вы готовы рисковать шеей, да? Ты думаешь, я поверю, что вы попались на такую удочку? — С напором продолжил я.

Мужик отвел взгляд и упрямо повторил:

— Честное слово, ваше благородие. Сказали, нажива будет хорошая. Вот и согласились. Дома жены сидят, детишки мал-мала меньше. Все голодные. Жрать просят.

Мужик завел песню, которую я без того мог пересказать наперед. Мы не сами, нас принудили. Вот в чем ее суть.

Его сообщники кивали, подтверждая каждое слово. В их глазах я прекрасно видел затаенную насмешку. Мол, давай барин, докажи обратное. А еще им нечего было терять. Лейба, единственный более-менее подходящий свидетель, мертв. Без Лейбы, без каких-либо документов, без других улик, мои слова ничего не стоили. Это было глухое дело. Я не мог заставить их говорить, не переступая черту, которую пока не готов пересечь. Чувствовал себя шахматистом, который только что потерял ферзя.

Наконец, причитания мужика пошли на убыль и окончательно затихли. Он заткнулся, глядя на меня страдательным взором. Я тоже молчал. Пытался найти выход из ситуации.

Первым тишину нарушил Ржевский. Он вздохнул тяжело и посмотрел на меня. Его лицо было мрачно-бледным, словно высеченным из камня.

— Это… это плохо кончится, Бестужев, — тихо, едва слышно, сказал он, чтоб наш разговор не расслышали воры. — Нужно немедленно докладывать. Ротмистру Бороздину или Чаадаеву. Объяснить всё, как было.

— Докладывать? — я горько усмехнулся, чувствуя, как желчь поднимается к горлу. — И что мы скажем, поручик? Что мы самовольно устроили засаду на воров? Что в ходе этой засады убили двоих, один из которых — чиновник интендантского ведомства? Финал предполагался совсем иным. Мы должны были выглядеть победителями, а не…

— Так ворьё же! — буркнул кто-то из гусар, перебив мои размышления.

— Ворьё — это когда разберутся. А разбираться будут долго… — протянул я.

Затем обвел взглядом лица своих товарищей. В их глазах читался вопрос: «Что теперь?»

— Пока будут выяснять, пройдут драгоценные часы. Встреча на рассвете! Изменники-шляхтичи, не дождавшись поймут, что дело провалилось, и скроются. Вся наша работа пойдёт прахом. Вы сами слышали, о чем начал говорить Лейба. Об измене. Понимаете, насколько велики ставки?