Гусар (СИ). Страница 25

Ржевский подошел ко мне. На его щеке алела царапина. Он посмотрел на неподвижное тело оглушенного мной грабителя, потом на меня.

— Недурно, граф, — выдохнул поручик. Его взгляд был серьезным, сосредоточенным. — Совсем недурно.

Я лишь кивнул, чувствуя, как меня начинает бить дрожь. Адреналин отступал, оставляя после себя тошнотворную слабость. Сказать честно, я никогда не мнил себя героем. А уж после того, как перебрался в Москву, и подавно. Я жил той жизнью, которую мне предложила столица, и вообще не парился. Сейчас же… Сейчас из меня вылезло наружу что-то настоящее, что-то давно забытое. И от этого было немного не по себе.

Мы затащили пленников в караулку и крепко связали. Те мужики, что охраняли телеги, были тупо исполнителями. Поэтому их просто усадили возле стеночки. Меня интересовала троица, которая действовала активно. Двое грабителей и, конечно, сам помощник интенданта.

Причём, если первые сидели молча, мрачно уставившись в пол, то Лейба продолжал биться в истерике.

— Это ошибка! Недоразумение! — всхлипывал он, размазывая по лицу грязь и слезы. Руки мы ему развязали и усадили на стул, исходя из того, что имелся расчёт выбить из гниды письменные признания, — Я служащий интендантского ведомства! Я буду жаловаться! Это самоуправство! Вы еще пожалеете!

Ржевский подошел и с отвращением ткнул его кулаком в плечо:

— Сейчас я тебе пожалуюсь, сволочь! Говори, давай.

— Я ничего не знаю! Я просто исполнял приказ интенданта! Вы не имеете права! Вас заставят пожалеть об этом.

Лицо поручика обрело еще более злое выражение. У Ржевского даже вена на виске набухла и начала пульсировать. Если Лейба сейчас не заткнется, боюсь он его просто придушит.

Я понял, пора вмешаться. Подошел ближе, положил руку на плечо поручику.

— Подожди. С ним нужно иначе.

Затем присел на корточки перед устроившимся на стуле помощником интенданта и заглянул ему в глаза. Попробуем использовать известный в будущем прием:«Добрый полицейский — плохой полицейский».

— Слушай меня внимательно, Лейба, — мой голос стал тихим и спокойным, отчего звучал еще страшнее. — Твои дружки — простые разбойники. Их повесят или на каторгу отправят. Быстро и без затей. А ты — чиновник. Казнокрад. И это, как ты понимаешь, уже не просто воровство. Это — государственная измена. Сначала тебя ждёт дознание с пристрастием в подвале. Знаешь, как оно выглядит? Нет? Могу рассказать в деталях.

Естественно, я понятия не имел ни про какие подвалы и дознания. Эта история, наверное, совсем из другого времени. Но мне казалось, подобный поворот должен напугать помощника интенданта.

— А потом уже –виселица. Но…— я немного подался вперёд и понизил голос. — Ты ведь пешка. Глупая, жадная пешка. Это понятно. Расскажи мне все, и я, возможно, доложу полковнику, что ты чистосердечно раскаялся, помог раскрыть заговор. Может, вместо виселицы отделаешься каторгой в Сибири. Поживешь еще. А будешь молчать — я отдам тебя поручику. Он парень горячий, нервный. Думаю, разговорит тебя за пару минут. Выбирай.

Лейба перевел испуганный взгляд на Ржевского. Тот, не растерявшись, оскалился и со зверским выражением лица щёлкнул костяшками пальцев.

Глаза нашего пленника расширились от ужаса. Хотя, за всей этой эмоциональной ширмой, я заметил кое-что любопытное. Лейба несомненно был той еще сволочью, но только не дураком. Конкретно сейчас он лихорадочно соображал, что делать. Пытался понять, как ему выкрутиться из ситуации.

Естественно, в итоге помощник индентанта сделал верный выбор. Он заговорил. Ради своей шкуры хитрая сволочь был готов сдать всех.

— Спрашивайте, ваше благородие… Расскажу как на духу. — Решительно заявил Лейба.

— Отлично! — Я резко поднялся на ноги и отошел назад, но при этом остался стоять ровно напротив Лейбы. — Тогда сначала удовлетвори мое любопытство. Просто интересно… Зачем так сложно? Зачем тайник в стене? Почему просто не выносить по бочонку каждую неделю? Ты ведь тут всем заправлял.

Лейба встрепенулся, в его глазах мелькнула тень самодовольства. По-моему этот придурок расценил мой вопрос, как похвалу их воровской схеме.

— Просто выносить? — переспросили он. — А ревизия, ваше сиятельство? Рано или поздно приехал бы кто-то дотошный, пересчитал бы все и обнаружил недостачу! В том, конечно, случае, если бы мы брали большими партиями. А так… так все было чисто! Интендант придумал. Мы крали из основного запаса и прятали в схроне. А в бумагах я указывал разнообразные причины. Пошел дождь, затопило. Одна бочка пострадала. Одна — не десять. Верно? Или к примеру, мыши. Пожрали обмундирование, сволочи. Чуть-чуть там. Чуть-чуть здесь. Если бы пришла проверка, они бы посчитали то, что на виду, сверили с поддельными бумагами, и все бы сошлось! А так прятали, а как возможность представилась все за раз и вынесли бы.

— Теперь понятно, — я холодно улыбнулся. — Умно. Но это вам не поможет. Что ж, давай по существу. Кто главный? Кому и когда предназначалось оружие? Оно волнует меня в большей мере. Уверен, вы не для коллекции его собирали. Несомненно планировали продать. Верно?

Лейба помолчал пару минут, а потом снова захныкал:

— Интендант! Все он! Он не болен… Покупатели — поляки… пан Радзивилл… Сегодня! Сегодня на рассвете у корчмы «Под тремя соснами» должна была быть передача! Мы торопились… думали, вы, ваше благородие, спать будете, вот и решили, что все тихо пройдет и продадим.

— Доказательства? Бумаги? — надавил я. — Не верю, что вы с поляками на честном слове дружбу водите. А ты вообще еще тот хитрец. Сто процентов как-нибудь обезопасил себя.

— Какие бумаги, ваше благородие? Что ж я, по-вашему, расписку с них брать должен? — всхлипнул Лейба. — Я бы, может, и взял, да кто ж даст…

В общем-то, доводы помощника интенданта были вполне понятны и очевидны. Думаю, он говорит правду.

Одно я знал наверняка, подобные вещи не происходят без прикрытия или чисто ради наживы. Индентант жадная скотина? Естественно. Лейба — гнида? Само собой. Но они не могли провернуть всю эту схему без помощи кого-то вышестоящего. Либо… Либо без прямого участия сил, заинтересованных в предательстве. Французы? Или все-таки свои? Черт…

Я медленно кивнул, обдумывая слова Лейбы. Он был жалок, но его информация оказалась бесценна.

— Итак, — продолжил я, — ты ведь понимаешь, что сейчас решается твоя судьба. Говори честно, и, возможно, Сибирь покажется тебе не таким уж плохим вариантом. Что еще знаешь?

Лейба заерзал на стуле, его глаза забегали.

— Ваше благородие, это… это не так просто. Дело гораздо серьезнее, чем кажется. За этим стоят очень влиятельные люди, я не могу их назвать. Они… они повсюду. Если я скажу, меня найдут и… и никто не спасет. Даже вы.

Он всхлипнул, пытаясь выдавить новую порцию слез, однако его взгляд был слишком расчетливым.

— Я готов рассказать все! Все до мельчайших подробностей! Но… но только если вы дадите мне гарантии. Гарантии, что меня не казнят. Что отправят в Сибирь, как вы и сказали. Пожалуйста, ваше благородие! Я знаю такое, что перевернет все вверх дном!

Я посмотрел на Ржевского. Он стоял, скрестив руки на груди, с непроницаемым выражением лица, но я видел, как напряглись желваки на его скулах.

— Хорошо, Лейба, — ответил я, стараясь говорить максимально убедительно. — Ты получишь свою Сибирь. Но только в том случае, если твоя информация окажется действительно ценной и поможет нам вскрыть всю схему полностью. Начинай.

— Тут ведь какое дело, ваше благородие… Нынче разговоры всякие с народе ходят. Особенно в наших местах. Вы думаете, зачем пану Радзивилу оружие? Просто так? А вот и нет. Отряды он собирает. В ожидании великого императора, что дарует Польше свободу от русских захватчиков.

— Черт побери, Бестужев…— прошептал Ржевский, поднимая на меня потрясенный взгляд. — Это он про кого речь ведет? Это он про…

Ржевский не договорил. Но все всё поняли. Вооружение «пятой колонны», вот на что мы наткнулись. Это реально не просто жажда наживы. Это — государственная измена. Накануне войны.