Вишневый сад для изгнанной жены дракона (СИ). Страница 9

Император перевёл взгляд на меня, и я задрожала под его тяжестью.

— Айрис, — голос Императора смягчился, но остался острым, как клинок. — Ты его истинная. Докажи, что достойна этого.

Зал затих. Чувствовала запах благовоний, слышала шорох крыльев где-то в тенях — драконья магия витала вокруг. Сэйвер кивнул, коротко, резко, и мы вышли молча, но я знала: это был приговор.

Той ночью он пришёл ко мне. Дверь открылась с тихим скрипом, и я увидела его силуэт в свете свечей. Мой муж выглядел так, будто сдерживал бурю — золотые глаза потемнели, губы сжались в линию. Я сидела на краю кровати, в простой сорочке, и сердце колотилось от страха и нежелания. Мне не хотелось, чтобы это происходило сейчас. Вот так, после появления в его жизни Варины и его холодности. Но выбора не было. Император четко дал понять, что иного исхода не потерпит.

— Айрис, — произнёс он, и в его голосе было отвращение, едва скрытое. — Мы должны.

Он шагнул ко мне, и я сжалась, но кивнула. Это было быстро, холодно, без слов. Его руки были твёрдыми, движения — резкими, словно Сейвер выполнял долг, а не любил меня. Метка горела, но не от страсти — от напряжения, от боли. Когда всё закончилось, он встал, накинул камзол и бросил, не глядя:

— Отдыхай. Это всё, что от тебя нужно.

Дверь хлопнула, и я осталась одна, свернувшись под одеялом, чувствуя себя пустой, униженной. Слёзы жгли глаза, но я не дала им вырваться. Он ушёл, оставив меня, как вещь, что выполнила свою роль.

Через неделю всё изменилось. Я почувствовала слабость, тошноту, и Лина, заметив мой бледный вид, позвала лекаря. Старый мужчина с седыми волосами и руками, пахнущими травами, осмотрел меня и улыбнулся:

— Вы ждёте дитя, госпожа.

Слова ударили, как гром. Я наконец-то забеременела.

Дворец ожил — служанки засуетились, принося мне тёплые накидки, сладости, отвары. Леди Маргит пришла с редкой улыбкой: «Империя ждёт наследника». Дворяне, что шептались за моей спиной, теперь кланялись ниже, их голоса стали слаще. Даже Император прислал мне подарок — тонкую диадему с сапфирами, символ благословения.

А Сэйвер… он тоже изменился. Пришёл ко мне однажды вечером, впервые за недели, сел рядом, взял мою руку. Его взгляд смягчился, и он сказал:

— Ты сделала это, Айрис. Наш ребёнок… он всё исправит.

Муж обнял меня, и я почувствовала тепло, которого так давно не было. Мы стали ближе — он приходил чаще, говорил о будущем, о том, каким отцом будет. Я видела в нём заботу, страсть, что вспыхивала, когда он касался меня, и думала: он будет хорошим отцом. Всяко лучше, чем мужем. Варина исчезла из его слов и взглядов, хотя я знала — она всё ещё здесь, в южном крыле, как тень, что ждёт своего часа. Он не отсылал её, и это кололо меня, но я гнала эти мысли прочь. У меня был ребёнок — его ребёнок, — и это было важнее.

Лежала ночами, гладя живот, шепча себе, что сын свяжет нас навсегда. Метка на плече пульсировала в такт его маленькому сердцу, и я верила, что Сэйвер забудет всех других. Но где-то в глубине, под этим теплом, оставалась тревога — тонкая, как паутина, что дрожит на ветру.

Месяц прошёл, как сон — тёплый, хрупкий, полный надежды. И я уже почти начала верить, что жизнь налаживается…

Но всё рухнуло в один день.

Дверь в мои покои открылась без стука, и я вздрогнула, подняв взгляд от книги. На пороге стояла Варина — высокая, с волосами, как ночь, и зелёными глазами, что сияли, как яд. Её серебристое платье струилось, словно жидкий металл, а улыбка была острой, как лезвие. Я напряглась, сжав пальцы на подлокотнике кресла.

— Айрис, — пропела она, входя с грацией хищницы. — Решила навестить будущую мать. Как мило, что ты наконец-то заняла своё место.

Её голос был сладким, но под ним звенела насмешка. Я выпрямилась, стараясь не показать страха.

— Чего ты хочешь? — спросила, голос дрогнул, но я держала взгляд.

Она рассмеялась — тихо, мелодично, но от этого звука у меня похолодело внутри. Подошла ближе, скрестив руки на груди.

— Хочу официально признать свое поражение и отдать тебе Сэйвера, — сказала она, прищурившись. — Он мне больше не нужен. Я наигралась. Поздравляю с беременностью, дорогая. Ты победила.

Замерла, не веря её словам. Это была ложь — я видела это в её глазах, в изгибе её губ. Но она шагнула к столу, вынула из складок платья маленький свёрток и положила его передо мной.

— Подарок, — пояснила Варина. — Чайные листья с моей родины. У нас их пьют женщины, носящие детей под сердцем. Они придают сил. Прими, это знак моего… уважения.

Её улыбка стала шире, и я почувствовала, как по спине пробежал холод. Она повернулась к Лине, что стояла у двери, и кивнула.

— Завари их для своей госпожи. Сейчас же.

Лина поколебалась, взглянув на меня, но под взглядом Варины покорно взяла свёрток и вышла. Я смотрела вслед служанке, чувствуя, как тревога сжимает грудь. Варина же села напротив, её движения были плавными, уверенными.

— Ты ведь не откажешься? — спросила она, наклонив голову. — Это было бы невежливо.

Лина вернулась с дымящейся чашкой, поставила её передо мной. Запах был странным — терпким, с ноткой чего-то горького. Я не хотела пить, но Варина взяла вторую чашку, что Лина заварила для неё, и отпила, глядя мне в глаза.

— Видишь? Ничего страшного, — сказала она, улыбнувшись. — Просто чай.

Я поднесла чашку к губам, чувствуя, как дрожат руки. Отказываться сейчас — все равно, что делать шаг в пропасть. Мне ни к чему было наживать еще врагов во дворце. Ведь кто знает, какую партию жаждет разыграть эта коварная женщина, захватившая внимание моего супруга в прошлом. Я не таила на нее обиды как таковой, но все же… Мне было больно даже от одного ее существования.

Варина сделала ещё глоток чая, и я, подавив сомнения, сделала то же самое. Возможно, если сделаю то, что она хочет, то это ускорит ее уход из моих покоев.

Вкус был резким, обжигающим, но я проглотила, надеясь, что это действительно просто чай. Варина допила свою чашку, встала, поправив платье.

— Расти большой и сильной, Айрис, — бросила она напоследок, обернувшись у двери. — И береги своего дракона. Он такой… непостоянный.

Её слова повисли в воздухе, как яд, и она ушла, оставив за собой шлейф насмешки. Я сидела, глядя на пустую чашку, чувствуя, как тревога грызёт меня, но ничего не произошло. День прошёл спокойно, и я решила, что это была просто её игра.

Однако уже ночью проснулась от боли. Она пришла внезапно, как удар когтей, разрывая живот. Я закричала, сжав простыни, и почувствовала, как что-то горячее, липкое течёт по ногам. Кровь. Много крови.

Дверь распахнулась, Лина вбежала, побледнев, позвала лекарей. Тот же самый старик, что констатировал мою беременность, вдруг потемнел лицом.

— Ваш ребёнок мёртв, госпожа, — сказал он глухо, опустив взгляд. — Мы ничего не можем сделать.

Мир рухнул. Я лежала, задыхаясь от слёз, чувствуя, как пустота пожирает меня. Кровь всё ещё текла, пачкая простыни, а лекари суетились, но я их не слышала. Мой сын — моя надежда — ушёл, не успев родиться.

Утром пришёл Сэйвер. Дверь распахнулась с грохотом, и он ворвался, как буря. Его глаза пылали, как расплавленное золото, а лицо искажала ярость. Воздух вокруг дрожал от его магии, и я сжалась, видя, как его пальцы сжимаются в кулаки.

— Ты отвратительна! — прорычал он, голос срывался на звериный рык. — Жалкая предательница! Ты уничтожила моего ребёнка!

Я захрипела, пытаясь подняться, но тело не слушалось. Слёзы текли по щекам, но я выдавила:

— Нет… я не…

Он шагнул ко мне, и его тень накрыла меня, как крылья дракона.

— Не смей оправдываться, лживая детоубийца! — рявкнул он. — Лина сказала, что ты сама попросила отвар. Сама заварила его. Сама выпила!

Я замерла, глядя на Лину, что стояла в углу, опустив голову. Её тонкие руки дрожали, но она молчала. Она не сказала ему о Варине, о чае, о подарке. Она солгала. Почему?

— Это не я… — прошептала, но голос утонул в его гневе.