Вишневый сад для изгнанной жены дракона (СИ). Страница 25

— Ты… — начал Сэйвер, но я плюнула ему в лицо, кровь и слёзы смешались в этом жесте.

Его глаза потемнели, и на миг воцарилась тишина. А затем — взрыв.

Он схватил меня за лицо, сжимая щёки так, что я задохнулась от боли, ногти впились в кожу, оставляя горящие следы. Его губы исказились в оскале, и он наклонился, почти касаясь моего уха.

— Ты ненавидишь меня? — прошептал он, голос стал ядовитым, как змеиный укус. — Но сохранила моего ребёнка. Ты до сих пор не можешь забыть меня, Айрис. Иначе зачем тебе было возвращаться сюда, в это поместье, в место, где мы впервые встретились? Ты всё ещё без ума от меня, признай!

Его рука скользнула к моему животу, пальцы грубо надавили на округлость, и я замерла, чувствуя, как ребёнок толкнулся в ответ, будто протестуя. Метка на плече запульсировала еще сильнее.

— Ты могла сбежать куда угодно, — продолжал он, его голос стал ниже, угрожающе мягким. — Но выбрала это место. Доказательство твоей слабости ко мне.

— Это не значит, что я простила тебя, — прошипела я, стиснув зубы, чтобы не закричать от боли. — Это вообще ничего не значит. Ведь ты знаешь, что мне было больше некуда идти…

— Мне и не нужно твоё прощение, — рявкнул он, рванув меня к себе так, что я ударилась о его грудь. — Мне нужно только то, что принадлежит мне по праву — ты и этот ребёнок! Ты поедешь во дворец, родишь там, а потом катись на все стороны! Дочь гнусных изменников никогда не стала бы императрицей, но мой наследник будет расти в величии, а не в грязи с твоими нищими дружками!

— Я никуда с тобой не пойду! — крикнула я. — Слышишь? Убей меня, если хочешь, но я не твоя!

Сэйвер замер, а потом ударил меня по щеке — резко, сильно, голова мотнулась в сторону, щека запылала, как от ожога. Я пошатнулась, но он поймал меня за шею, сжимая так, что воздух застрял в горле.

— Молчи! — прорычал он, его лицо было так близко, что я видела каждую чешуйку на его коже. — Я выжгу твою гордость, как выжег твою метку, если ещё раз откроешь свой лживый рот! Ты моя, была моей, и этот ребёнок — мой!

И тогда он поцеловал меня — грубо, жёстко, впиваясь в мои губы с такой силой, что я задохнулась. Его зубы прокусили мою губу, кровь хлынула, смешиваясь с его горячим дыханием, а пальцы врезались в мои руки, оставляя синяки. Он прижал меня к себе, его грудь давила, как каменная стена, рёбра затрещали под напором. Это не было лаской — это была метка, наказание, попытка сломать меня до конца.

Я била кулаками по его груди, отталкивала, но он был как скала, непробиваемый, одержимый.

— Прекрати сопротивляться! — рявкнул он, оторвавшись от моих губ, толкнул меня. Я рухнула на колени, задыхаясь, кровь текла по подбородку, но он схватил меня за волосы, рванув вверх. — Ты пойдёшь со мной, хочешь ты этого или нет!

В этот миг в небе что-то зашумело — тёмное, мощное, как крылья бури. Гул прокатился над поместьем, и я молилась, чтобы это был не просто ветер…

Глава 20

знесут, что мы чинили месяцами!' — и спряталась снова.

Томас, оставшийся в поместье после ремонта на должности конюха, метался у конюшни, пытаясь удержать обезумевших от шума лошадей, что ржали и били копытами.

Дэн, ставший кузнец, схватил молот, будто собираясь броситься в бой, но Лука рявкнул на него: «Ты сдурел? Это драконы, а не пьяные в таверне!» — и потащил его за угол дома, где они оба замерли, глядя на разруху с ужасом и бессильной злостью.

Паника охватила двор — топот ног раздавался повсюду, как барабанная дробь перед казнью, звон падающих вёдер эхом отскакивал от стен, треск досок звучал, как хруст костей под ударами судьбы. Воздух стал густым, пропитанным пылью и запахом горящего дерева, а крики слуг сливались в отчаянный хор, предвещающий конец всему, что мы знали.

Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Гнев на Сэйвера и страх за Раэля рвали меня на части, как два зверя, дерущихся в моей груди. Их магия гудела в воздухе, низкий, угрожающий гул, что проникал под кожу, заставляя сердце биться неровно. Если они превратятся в драконов и вцепятся друг другу в глотки, от поместья действительно ничего не останется — только пепел, обугленные кости и сломанные вишни, что я так долго спасала.

Я видела это в их глазах: дикую, необузданную ярость, что вот-вот вырвется наружу, сметая всё на своём пути.

Сэйвер рявкнул, его голос расколол воздух, как удар грома, тело задрожало, будто земля перед извержением вулкана. Чешуя проступила на его руках, золотая, острая, как лезвия, поблёскивая в тусклом свете заката, и я почувствовала, как жар его магии опалил мне кожу даже на расстоянии. Раэль ответил тем же — его тело напряглось, золотистые искры закружились вокруг него, как рой разъярённых ос, а тёмная чешуя начала проступать на шее, словно ночь опускалась на него, грозя поглотить всё.

Их взгляды встретились — два огня, готовых сжечь друг друга, — и земля под ногами задрожала сильнее, мелкие камни запрыгали, как живые. Время, казалось, замедлилось, растянувшись в тонкую нить, что вот-вот лопнет, и я поняла: это конец. Они не остановятся. Не смогут.

— Прекратите! — крикнула я, голос сорвался, хриплый и отчаянный, но он утонул в пылу сражения, заглушённый рёвом ветра и треском магии. Мой крик был лишь шёпотом против их ярости, слабым эхом в нарастающем хаосе.

Где-то вдали заржали лошади, их паника звенела в унисон с моим страхом. Я чувствовала, как воздух сгущается, давит на грудь, как будто само поместье задыхалось вместе со мной, ожидая неизбежного.

И тогда что-то щёлкнуло внутри меня — острое, как удар клинка, глубоко в сердце. Вспышка — белый свет, жгучий, как молния, рванул из моей груди, из плеча, где когда-то была метка, с такой силой, что я пошатнулась, едва удержавшись на ногах. Он пронёсся, как взрыв, невидимая волна, что разорвала воздух, заставив вишнёвые ветви задрожать, а землю — затихнуть.

Сэйвер отлетел на десяток шагов, его тело рухнуло с глухим стуком, обмякнув в пыли, как сломанная кукла, лицо застыло в гримасе удивления.

Раэль упал на колени, хватая ртом воздух, его грудь тяжело вздымалась, а глаза расширились, глядя на меня с изумлением.

Старая метка на моём плече вспыхнула последний раз, жгучая боль пронзила кожу, и я увидела, как она сгорает дотла — золотистый пепел закружился в воздухе, унесённый ветром, как призрак прошлого. Последняя нить между мной и Сэйвером порвалась, и я почувствовала пустоту там, где раньше была его тень.

Я поднялась, ноги дрожали, как у новорождённого оленя, но сила сада вздымалась во мне, как буря, тёплая и живая. Трава зашелестела под моими подошвой, мягкая, но настойчивая, вишни расцвели прямо на глазах, их сладкий аромат наполнил воздух, заглушая запах крови и гари.

Что это было? Я не понимала — разум кружился, как листья в осеннем вихре, пытаясь ухватиться за смысл, но ускользающий ответ растворялся в хаосе последних минут. В груди пульсировала сила, чужая и знакомая одновременно, как эхо давно забытого сна, но я не знала, откуда она взялась и что означала.

Почему сад откликнулся? Почему метка сгорела?

Вопросы роились в голове, острые, как шипы, но желание поскорее остановить катастрофу, что едва не поглотила нас всех, было сильнее, чем праздное любопытство. Я не могла позволить себе остановиться и задуматься — не сейчас, когда пыль ещё оседала, а запах крови и вишен смешивался в воздухе. Это было важнее: остановить разрушение, спасти то, что осталось. Ответы могли подождать, если я вообще их найду.

Волосы развевались, цепляясь за лицо, влажные от пота и слёз, а вокруг меня закружился слабый свет — мягкий, словно дыхание сада, что поднималось от земли. Он окутывал меня, как вуаль, дрожащая и живая, и я чувствовала, как вишнёвые ветви шепчут что-то на языке, которого я не знала, но понимала кожей, сердцем, костями.

Я шагнула вперёд, ноги утопали в траве, что тянулась ко мне, как к давно потерянной дочери, и сила внутри росла, тёплая, необузданная, пугающая.