Вишневый сад для изгнанной жены дракона (СИ). Страница 23

Я замерла у окна, чувствуя, как мир рушится. Он пришел за мной. Нет. За моим ребенком.

Глава 18

Раэль

Я чувствовал это с самого утра — гул под кожей, как рычание ветра перед бурей. Когда я покидал поместье, сад провожал меня своим шёпотом — тонкой, живой песней, что звучала в голове, пока копыта коня отбивали ритм по пыльной тропе. Ехал прочь, но мысли были не о дороге, не о делах, что я придумал как предлог.

Я уезжал, чтобы разобраться в себе, потому что с каждым днём становилось труднее игнорировать очевидное: меня тянет к Айрис.

К ней — бывшей жене моего брата, его истинной, чья кожа до сих пор носит след его метки, пусть и выжженной. Это было невозможно, неправильно, но я не мог это остановить.

Она стояла перед глазами — бледная, с этими наивными глазами, что смотрели прямо в душу, сжимая живот, где рос ребёнок Сэйвера. И я хотел её. Хотел так, как мужчина хочет женщину, которую не должен трогать. Хотел её сад, её жизнь, её ребёнка — защитить, забрать, сделать своим.

Это было безумие. Глупо, опасно, предательски. Я знал, как это звучит, но отрицать больше не мог.

Каждый раз, когда я касался её — случайно, помогая в саду, или просто оказываясь рядом, — что-то внутри меня ломалось и перерождалось заново. Гнев, вожделение, страх, привязанность — всё сливалось в одно желание: она должна быть моей.

Я не понимал, почему так. Ни в хрониках, что я читал за границей, ни в рассказах древних драконов не было ничего подобного. Истинная пара — это дар, единственный, раз и навсегда. Но Айрис будила во мне зверя, и я не знал, как это обуздать.

Утром я бросил ей что-то невнятное про дела, связанные с магией, и ускакал, оставив сад позади. Его магия всё ещё звучала во мне — вишни, что гнили и возрождались за ночь, деревья, что шептались с ветром, плоды, что лечили, как старые заклинания. Я восхищался этим местом — живым, невероятным, как древний клинок или буря над морем.

Но Айрис… Она была больше, чем магия сада. Она была его сердцем, и моё сердце билось в такт с её шагами.

Трон? Пусть Сэйвер забирает его вместе со своим золотым высокомерием. Мне он не нужен. Отец, с его противо-магической политикой, бесил меня до скрежета зубов. Запрещать магию в Империи, где она текла в нашей крови, в земле, в плодах древних деревьев, — это всё равно что отрезать дракону крылья. Глупость.

Я видел мир за пределами его стен, и он был шире, чем отец мог вообразить. После изгнания я скитался годами — от песчаных базаров Шаирского ханства, где торговцы продавали стеклянные шары с пойманным ветром, до ледяных пиков Севера, где шаманы вызывали духов из-под льда. Я дрался с наёмниками в портовых тавернах Таргоса, пил с кочевниками в степях, что поклонялись звёздам, видел города, где магия питала машины, а люди не боялись драконов.

Мир шёл вперёд, а мы вымирали. Драконы остались только здесь да в диких землях за горами, где мои сородичи отказались от человеческого облика, выбрав звериную жизнь. Я нашёл их однажды — огромных, с чешуёй, как обсидиан, мудрых, но закрытых. Они говорили мыслями, и я понял: мы, драконы, последние, кто цепляется за старое, пока мир двигается вперед.

Я вернулся в Империю, не имея конкретного плана на будущее. Хотел свободы, может, смысла, попытаться как-то воздействовать на отца, открыть ему глаза на правду. Но Айрис всё изменила. Её ребёнок — Сэйвера, я знал это, — должен был отталкивать меня, но я думал о том, как защитить его, дать ему жизнь лучше, чем та, что была у меня. Это сводило с ума, и я отправился искать ответы туда, где всё началось — в деревню, к той старухе, которую в поместье знали как Эдвину, что направила меня к Айрис с её загадочными речами.

Деревня встретила меня пустыми улицами — люди, помятуя о моем прошлом появлении, шарахались и прятались, только завидев меня. Я спешился и пошёл пешком, проверяя закоулки, пока солнце не начало клониться к закату. Старуха пряталась умело — почти как старые драконы в горах. Тропу, что находилась за чертой деревни, выдал клочок серой тряпицы, зацепившейся за ветку, с запахом болота и полыни. Хижина стояла в глуши, скрючившись в зарослях, как старая кошка. Я толкнул дверь — она не заперта.

— Заходи, — раздался голос, скрипучий, как старое дерево. — Слишком долго шёл, молодой принц. Я уж думала, опять сбежишь от правды.

Эдвина сидела у очага в том же плаще, с той же ухмылкой. Её глаза были глубокими, старыми, но горели, как угли. Я вошёл, сжимая кулаки. Кажется, не было смысла отрицать, что она ошиблась в обращении ко мне. Видимо, старуха уж знала, кем я являюсь на самом деле. Значит должна знать и все остальное.

— Я не за правдой, — солгал я, но она рассмеялась, коротко и резко.

— Все за ней приходят. Даже те, кто думает, будто всё знает.

Я молчал, глядя на неё.

— Сад, — заговорил наконец. — Что он такое? Как может жить так — давая плоды каждую ночь?

Она разложила травы на столе, ткнула палкой в огонь, не глядя на меня.

— Дар богов, — ответила она. — Остаток старой магии, что была в Империи до того, как её стали жечь. До того, как твой отец начал считать силу грехом, а не даром. Сад поёт, если умеешь слушать. Лечит, возрождает. Но ты и сам об этом уже ведаешь. Не эта правда тебя привела на мой порог.

— Верно, — кивнул я. — Все дело в той девушке… Айрис. Ты меня направила к ней. Кто она? Почему меня тянет к ней? Она ведь… истинная другого дракона, моего брата. Его метка на ней. Но я… я хочу её себе. Хочу её ребёнка. Защищать. Забрать.

Эдвина замерла, медленно повернулась ко мне. Её взгляд стал серьёзным, почти тяжёлым.

— Слышишь зов, значит, — прошептала она. — Метка ещё есть?

— Едва заметная, — сказал я, стиснув зубы. — Но есть. И всё равно я… я не понимаю, что со мной происходит. Почему я постоянно хочу коснуться этой женщины?

— Ну, как же почему? Она истинная, — сказала Эдвина тихо. — Но не только твоего брата.

— Что? — нахмурился я, шагнув ближе.

Старуха кивнула, теребя руну в руках.

— Легенда есть старая. Боги дали драконам истинных пар — вы были их любимцами, сильными, мудрыми. Это связь была вечной. Соединенные душой. Но драконы… разучились быть достойными. Стали алчными, похотливыми, гордыми. Боги тогда разгневались на вас, решив наказать, и все пошло наперекосяк. Метка теперь — не для одного, а для рода. Любой из вашей крови, если состоит в родстве, может дать ей потомство. Но только любовь, настоящая, в гармонии, рождает девочек. А девочек у вас нет, верно?

Я замер, вспоминая хроники. Она права — в нашем роду рождались только сыновья, сколько я себя помнил. Последняя девочка была века назад. Мы вырождались, как раса.

— Почему? — спросил я, голос стал хриплым.

— Я же сказала, вы забыли, что такое быть достойными, — хмыкнула она. — Сэйвер выжег метку, но он девоньку не любит. Ты — другое дело. Чувствуешь её, да? Это судьба играет. Как и с твоим отцом.

— О чем ты, старуха? — прорычал я.

Эдвина усмехнулась, глаза блеснули.

— У Габриэля было две истинных. Первая — та, что породила на свет твоего брата, та, которую он признал, сделав своей законной женой и императрицей. И вторая, что осталась в тени. Твоя мать. Будучи юнцом, он растерялся, не зная, как быть и что делать, поэтому он забрал тебя, оставив ее умирать после родов.

— Это ложь. У дракона не может быть иной истинной, пока существует действующая.

— А еще у дев после выжигая метки не может быть детей, верно? Ты вообще слушал, что я тебе рассказала? — хмыкнула она горько, но с намеком на Айрис. — Не все книги несут истину и не всем словам можно верить. Боги считают это справедливостью. И только им ведома правда.

— А ты хочешь сказать, что только тебе известна воля богов? — нахмурился я.

— Я знаю, потому что была там.

— Где? — рявкнул я, шагнув к ней. — Откуда ты все это знаешь?