Воин-Врач II (СИ). Страница 26

— Тут? Пожонь**, — ответил дедко Яр, глаза которого начинали разгораться. — Его ещё германцы, что набились туда, как зёрна в колос, теперь Пресбургом зовут.

** Пожонь, Пресбург — в 11 веке названия Братиславы.

— Думается мне, други, что в этот самый Пожонь нам и надо. Там-то мы, пожалуй, весь урожай и пожнём, — скаламбурил Чародей, пальцами измеряя протяжённость маршрутов. И прислушиваясь-приглядываясь к моим воспоминаниям, где на физических картах из школьного кабинета географии было больше жёлтого и коричневого, где горы выше, а где наоборот низина.

Выходило, что проще, вот чисто логистически удобнее и быстрее выходило собрать грузы в этом Пожони или Пресбурге. Он и от земель Генриха удалён достаточно, и от Романа Диогена, и дорога к Адриатике от него широкая и почти прямая. А дальше — берегом, по святым землям, где наверняка на каждом шагу папские ухари, вроде того давешнего Джакомо Бондино.

Ставр поупирался на чистом упрямстве и возрастных изменениях характера, но версию принял. Решено было, что детали доработают нетопыри сами, Алесь поможет передать вести тамошним верным людям, и через два-три дня диверсанты отправятся повторять тот же подвиг по новому маршруту. Попутно прихватывая группы и отряды местных братьев-славян, передавая с ними нужные слова для их вождей. И подкрепляющие те слова подарки, в основном в тускло-жёлтом блестящем эквиваленте. «Чем ты купил дружбу?» — спрашивал нас с князем дипломатический шпион. Дружбу купить нельзя точно. Вот интерес — другое дело, он покупается легко. А уж во что перерастёт он — в дружбу ли, во вражду — тут надо дальше самому головой думать, долго, трудно, настойчиво. Один раз, с половцами, вроде, получилось. Посмотрим, что будет дальше.

Посланец Гильдебранда, по словам патриарха, поочерёдно планировал то наложить на себя руки, то пойти затворником вечным в Печорскую обитель, то отправиться по Руси и Степи проповедовать истинную веру. В общем, метало перевербованного из крайности в крайность. Но Иван смог убедить его в том, что первым делом следовало упредить отправивших его о страшной, непоправимой ошибке, что они совершают, злоумышляя против Руси. А потом ловил того по Киеву, когда неофит рванул тут же покупать лыжи и отправляться исполнять ответственную миссию. Удалось сговориться с половецкими торговцами, чтоб доставили брата Сильвестра до их границы с Болгарией, что шла по Дунаю, и проследили, чтоб не пешком кинулся, а какой-никакой транспорт нашёл, обоз или лодку. Степняки прониклись его священным ужасом и уважением к Всеславу-Чародею и обещали приглядеть за блаженным. Он покинул город за сутки до того, как вернулась с новостями команда из Полоцка.

Домна в тот вечер, когда выбирали направления для дополнительного обогащения и повторного разорения, тут уж кому как, принесла вести от Буривоя. Страшновато и не всегда приятно, конечно, было, что в тереме в кого ни плюнь — то шпион, то подсыл, то диверсант. Но доля княжья — не то, что у главврача райбольницы. Тут и ставки другие, и тарифы. Да вся тарифная сетка совсем иная. И ОМС никакого нет.

Зав.столовой сообщила, что прадеду пришли вести от бодричей-ободритов, и лютичей. Эти племена, а точнее даже союзы племён, жили по южному берегу Варяжского моря, здесь ещё не называемого Балтийским. Вожди тех союзов, доверившись авторитету старого волхва, и наверняка наведя по своим каналам справки о князе, что устраивал в Киеве один бенефис за другим уже столько времени, предлагали встретиться и побеседовать о будущем. Совместном и счастливом, ну, или как пойдёт. А поскольку ни в поспешности, ни в необдуманности их, последователей Старой Веры, обвинить было нельзя, встречу предложили провести на Комоедицу, весеннее равноденствие. То есть где-то в березне-марте месяце.

Мы со Всеславом еле сдержали рвавшиеся реплики про «я не тормоз, я просто подождите» и «до той весны их Генрих ещё три раза друг на дружку натравит». И просили передать старейшинам почтение и согласие. Если до того времени Богам не надоест смотреть за нашими с князем выступлениями. Дескать, на праздник приду непременно, но ежели вдруг до той поры случайно кто-нибудь из нас с вами помрёт — извиняйте, дедушки. И ещё Чародей намекнул, что он для разговоров открыт практически всегда, и до марта точно будет вот туточки, в Киеве, так что милости просим. Домна иронию поняла, кивнула и обещала Буривою донести в точности. А ещё передала от него добрые слова и уважение, чего на её памяти сроду не бывало, кажется.

То, как сладилось дело с половцами, то, какие слухи ходили по Руси о князе-оборотне, и то, что совсем недавно разносил по всему Киеву вражий подсыл-католический монах, уверовавший в могущество и почти божественную силу Чародея, давало прадеду понять, что он не ошибся в решении. И, как и князь, идти готов был до конца.

Глава 12

Зимние забавы

Вьюга успокоилась только на шестые сутки. Ветер завывал так, что и вправду начинало временами казаться, что за стенами и над крышей вьются злые и очень голодные неупокоенные души. Сидеть в такую погоду на покатой кровле терема могло быть, наверное, крайне скучно — молочно-белая круговерть днём менялась на непроглядную чёрно-серо-синюю ночью. Лунный свет, пожалуй, значительно оживил бы это мёрзлое однообразие. Или сделал бы его ещё страшнее своим мертвенно-холодным серебристым блеском. Но мне скучно не было. Мне было слишком много лет, но за них я так и не научился скучать. «Если не можешь найти себе занятие — мне скажи, я живо найду!» — говорила в далёком детстве мама. Наверное, именно она тогда и приучила, что держать руки или хотя бы мозги незанятыми стыдно и грозит тем, что их тебе займут другие, и не факт, что тем, чем тебе бы хотелось. Я и в сыновьях пытался эту привычку воспитать. Получалось по-разному. Потому что парни тоже разные получились.

Старший с раннего детства книжки полюбил, читать не то в три, не то в четыре года научился. И, помню, озадачил тогда вопросом: «папа, а чтение — это полезное занятие?». Тогда я и не представлял, каких книжек вывалит нам на полки Запад, едва Союз даст слабину. А дома книг было много, все читанные не по разу. Жена моего младшего брата в книжном магазине работала, она и доставала. На вопрос сына ответил уверенно: «да, сынок, читать полезно!». И с тех пор его без книжки в руках, почитай, и не видел.

Младший тоже всегда выглядел донельзя занятым и деловым, с самой начальной школы. Только понять, чем именно он был занят, не всегда выходило, наверное, даже у него самого́. Но вид имел такой, будто все беды и проблемы мира навалились на него разом, и помочь больше некому, он один за всё в ответе. Это выражение лица — «отстаньте от меня с вашей ерундой, я очень занят» — младший быстро и умело натягивал класса со второго, с опущенными уголками рта и озабоченной складкой меж бровей.

Я вспоминал их, слушая вой ветра. Как они там? Как жена? Здорова ли? И снова приходил к тому же самому логичному выводу о том, что та прошлая жизнь окончилась, когда моё старое усталое тело раздавили дубовые плахи, съехав с лесовоза. Я не знаю, могу ли вернуться назад. И куда? В горстку пепла в колумбарии? Не знаю, сколько прошло времени там с моей смерти, и даже в какую сторону. Зато точно помню, что движение — есть способ существования материи, а высшая форма движения — мышление. Значит, здесь и сейчас я совершенно точно жив. Значит, именно тут мне и предстояло этим заниматься. Материализм всегда выручал. Пусть и диалектический. А тут ещё выпадали редкие по своей оригинальности шансы скрутить из истории такую спираль, что сам старик-Гегель удавился бы от зависти.

На второй день метели стало ясно, что военная мудрость «чем бы воин не был занят, лишь бы был он утомлён» верна полностью, везде и всегда, что в будущем, что в прошлом. Предоставленные сами себе ратники превращались в детей, в соответствии с другой хохмой из моего детства. Помню, как майор-замполит на Дальнем Востоке орал на весь гарнизон перед строем: «Чем солдат отличается от ребёнка⁈ Ничем!!! Только писька больше и винтовка настоящая!». А у нас ещё и бабы на территории. Беда, ясное дело.