Двойник короля 17 (СИ). Страница 8

— Скажи им, что это оскорбит меня и мой род, что в моей стране так принято. О! Традиция!

Перевёртыш озвучила мои слова. Монголы тут же напряглись, смотрели друг на друга. Все хотели, но никто не решался. И вот Бат взял монеты, передал какому-то старику без зубов.

Дёрнул уголком губ. Я тоже умею играть в традиции и порядки. Судя по отношению, меня тут как минимум немного уважают. А оскорблять гостя? Кто посмеет. Да и не хочу быть должным. Я не поселение спасал, а действовал в своих интересах.

Прошёл час, и вот уже вся группа собралась у выхода из поселения. Два десятка всадников — крепкие мужчины в кожаных доспехах, с луками за спинами и саблями на поясах, молчаливые, сосредоточенные. Бат — во главе. Я и Изольда — чуть в стороне.

Взгромоздился на Галбэрса. Конь тут же попытался скинуть меня, но я крепко сжал бока коленями и натянул поводья. Мы с ним ещё поборемся за первенство, но не сейчас. Изольда грациозно села на свою лошадь — гнедую кобылу с белыми носками. Её движения — плавные, кошачьи — контрастировали с грубой прямолинейностью монголов.

У выхода из поселения собралась толпа провожающих. Женщины — в ярких одеждах, с детьми на руках. Старики — сморщенные, но ещё крепкие, с трубками в зубах. Дети — шумные, бегающие между взрослыми. Они пришли не ради нас с Изольдой, конечно, а провожали своих мужей, сыновей, братьев, отцов.

Как только поселение остались позади, Бат что-то крикнул, и весь отряд перешёл с шага на рысь, а потом на галоп. Пыль взвилась из-под копыт, ветер засвистел в ушах. Они неслись, не оборачиваясь, явно рассчитывая, что мы отстанем. Ещё одно испытание, как будто предыдущих было мало.

Сжал бока Галбэрса сильнее, подался вперёд. Конь словно только этого и ждал — рванул так, что чуть меня не сбросил. Мощные мышцы заиграли подо мной, копыта застучали по твёрдой земле. Изольда тоже не отставала. Её кобыла неслась рядом, фыркая и раздувая ноздри.

Монголы — засранцы те ещё. Вечно проверяют, испытывают, оценивают, словно весь мир для них — арена, где нужно доказывать своё право на уважение. Впрочем, в чём-то они правы. Такой подход имеет смысл. Особенно здесь, в степи, где жизнь сурова и нет места слабости. Твоя сила, выносливость, умение выживать — вот настоящий титул. Не бумажки с печатями, не громкие имена предков. То, что ты можешь сделать здесь и сейчас, своими руками.

Галбэрс нёсся вперёд, словно наслаждаясь скоростью и свободой. Гораздо быстрее, чем когда приходилось полагаться только на свои ноги. Ветер бил в лицо, степь расстилалась вокруг — бескрайняя, как море. Трава колыхалась волнами под порывами ветра. Небо — огромное, синее, с редкими облаками — нависало над нами, как купол. Пространство и свобода. Дикая, необузданная красота.

Монгол поравнялся с нами, придерживая своего скакуна — бурого, с чёрной гривой. Его лицо было серьёзным, сосредоточенным. Бат что-то сказал, Изольда тут же перевела: «Дальше начинаются степи».

Озадаченно посмотрел по сторонам. Пейзаж не изменился. Всё та же бескрайняя трава, колышущаяся под ветром, небо и земля. Больше ничего. Голые холмы вдалеке, кое-где перелески, но в основном — степь. Мы уже не первый час ехали через неё. И Бат сообщает, что «дальше начинаются степи»? Это что, местный юмор такой? Или перевод хромает?

— Мы двинемся к столице Каракорум, именно там куётся право ханов, — торжественно заявил монгол через Изольду. — По пути будет много ах ду (как я понял, братьев). Никто не знает, что хунтайжи (о, новое слово — принц) встретится с тобой. Не говори ни с кем. Я буду отвечать за нас.

Бат сказал с гордостью, слегка выпятив грудь. «Каракорум» — слово прозвучало, как удар в гонг. Древняя столица, место силы. «Там куётся право ханов» — любопытная формулировка. Не «там живёт хан» или «там находится дворец», а именно «куётся право». Значит, власть не наследуется автоматически? Нужно доказать своё право? Интересно. Принц хочет встретиться со мной, но это должно остаться в тайне?

Бат продолжал говорить, периодически бросая на меня взгляды, словно проверяя реакцию. Я кивнул. Пусть пока так.

Во рту пересохло от пыли, поднимаемой копытами. Но мысли работали чётко. Сосредоточился на дороге, на окружающих, на информации, которую нужно было обработать.

— Хан не в курсе, что ты тут, — начала Изольда. — Если бы он ждал тебя, ни один монгол бы не встал на пути, не поднял лук и не обнажил меч.

Мать перевёртышей придержала свою лошадь, поравнявшись со мной. Её голос — тихий, только для моих ушей.

Власть хана абсолютна, его слово — закон. Если бы он приказал пропустить меня, никто бы и не подумал сопротивляться. Но, поскольку такого приказа не было… Отсюда все эти проверки, испытания, недоверие. Они не знают, как со мной обращаться, потому что не получили инструкций сверху.

— Уже догадался, — хмыкнул. — Вот только кажется мне, не только сыночек знает, что я топчу эти земли. Уверен, и его жёнушка-рух в курсе.

— Хадаан хатун… — заскрипели зубы перевёртыша. — Если бы у меня были силы и возможность, я бы вспорола ей брюхо и вытащила нутро наружу.

— Какая ты жестокая, — улыбнулся и покачал головой.

Не удержался от лёгкой иронии. Я видел Изольду в деле, знал, на что она способна. Перевёртыш могла быть беспощадной, когда требовалось, но обычно действовала с холодным расчётом, без излишней жестокости. А тут такие яркие фантазии о потрошении. Эта Хадаан хатун должна быть поистине выдающейся личностью, чтобы вызвать подобную реакцию.

Солнце медленно клонилось к горизонту, отбрасывая длинные тени от всадников. День близится к завершению, скоро придётся останавливаться на ночлег.

— Я? — удивилась женщина. — Я?.. Ты себя-то видел?

Изольда выглядела искренне озадаченной. Её брови взлетели вверх, глаза распахнулись.

Разговор сам собой заглох. Мы продолжали двигаться в том же темпе — достаточно быстро, но не загоняя лошадей. Монголы держались чуть впереди, время от времени оглядываясь на нас. Бат периодически подавал какие-то сигналы рукой, указывая направление или предупреждая о препятствиях.

Галбэрс подо мной шёл легко, без видимых усилий. В отличие от других лошадей, которые уже начали показывать признаки усталости — тяжёлое дыхание, взмыленные бока, замедляющийся шаг, мой вороной словно только разогревался.

Его движения были плавными, экономными. Каждый шаг, каждый прыжок через препятствие — точный, выверенный. И при этом он оставался полностью под контролем. Реагировал на малейшее движение поводьев, на легчайшее сжатие коленями.

Я не понимал, почему монголы так странно смотрели на мой выбор. Конь казался идеальным — сильный, выносливый, послушный, молодой. Что в нём могло не понравиться? Может, какое-то суеверие? Или просто не ожидали, что чужак выберет лучшую лошадь в табуне? Впрочем, ответ на этот вопрос я получил уже скоро.

Мы приближались к месту стоянки, когда зверь решил, что он сам по себе — как рванул и понёсся вперёд. Попытки его остановить не сработали. Сука ещё и пыталась меня скинуть на ходу. Едва успел схватиться за гриву, чтобы не слететь. Вороной нёсся, словно за ним гнались все демоны ада. Копыта громко стучали по твёрдой земле, ветер свистел в ушах.

Я потянул за поводья — никакой реакции. Сжал бока коленями, пытаясь заставить остановиться, — бесполезно. Словно в него вселился бес.

Резкие зигзаги, неожиданные прыжки, внезапные остановки и рывки — весь арсенал приёмов для избавления от нежелательного наездника. Сука! Теперь понятно, почему монголы так странно смотрели на мой выбор.

Через плечо заметил, что вся группа остановилась и просто наблюдала. Никто не бросился на помощь, никто даже не окликнул. Наоборот — на лицах монголов играли улыбки, откровенные, нескрываемые. Даже Бат, обычно серьёзный и сосредоточенный, теперь открыто ухмылялся, скрестив руки на груди. Весело им, значит? Устроили развлечение за мой счёт? Ну-ну.

Галбэрс подбросил меня особенно сильно. На мгновение я оторвался от седла, но успел ухватиться за поводья. Повис на них, чувствуя, как натягивается кожа ремней. Конь резко затормозил, и я по инерции накренился вперёд, чуть не уткнувшись носом в его гриву.