Двойник короля 17 (СИ). Страница 17

Молодец, взял себя в руки. Но всё равно ищет зацепку, способ подкопаться.

— Скорее, я за ними, — пожал плечами, демонстрируя полное равнодушие к его попыткам поймать меня в чём-то. — Цель я уже назвал. А что ты хочешь?

Рядом внезапно появился Жаслан. Он как-то умудрился вырваться из окружения монголов незаметно для них. Встал возле меня и начал говорить с этим Бужиром. Смотрел прямо в глаза местному аристократику, слова срывались с губ быстро, резко, как автоматные очереди.

Изольда тихо переводила суть их диалога. Голос её снизился до шёпота, чтобы не мешать говорящим.

Этот Бужир, как я понял сейчас, что-то типа хозяина нескольких деревень в округе. Местный феодал, крупная рыба в маленьком пруду. Считает себя очень важной птицей в прямом смысле этого слова. Монгол думает, что его род охраняет дух равнинного сокола — тотемное животное или что-то в этом роде.

В общем, обычный местный аристократик. И ему крайне не нравится, что наша группа ступила на его земли без спроса. Сейчас он требует с нас дань. Сука в прямом смысле этого слова. Чтобы мы ему заплатили за право находиться на земле? Типичный местный вымогатель, прикрывающийся «громким» титулом и древними традициями. Таких полно в любой стране, в любую эпоху. Мелкий феодальчик, который чувствует себя императором в границах своих владений.

Жаслан весьма грубо пытался объяснить монголу, что его род охраняет не гордый сокол, а жалкий воробей. И что земля вся принадлежит хану, а он и его род просто управляют ею по воле верховного правителя. Значит, каждый подданный империи может тут ходить без всяких поборов.

«Воробей вместо сокола» — оскорбление изящное и точное, бьющее прямо в гордость и самолюбие. Умеет охотник подбирать слова, чтобы больнее ужалить. И, что интересно, этот монгол как-то не сильно возмущался от подобной манеры разговора Жаслана. Плечи напряглись, челюсть сжалась, но он не хватался за оружие и не кричал от ярости. Похоже, какой-то авторитет у моего охотника тут есть. Возможно, военные заслуги или связи выше по иерархии, чем у этого Бужира.

Почему-то отряд Бата вёл себя достаточно сдержанно во время всей перепалки. Монголы стояли спокойно, без тени страха на лицах, оружие не трогали.

— Мои братья могут пройти по этой земле свободно! — заявил гордо местный аристократик, повысив голос. Звук стал резче, громче. Подбородок вздёрнут вверх, ноздри раздуваются от гнева. — А русский и его подстилка — нет!

Посмотрел на Изольду краем глаза. Она перевела честно, но при этом воткнула ногти в ладонь до крови. Причиняет себе боль, чтобы сдержать гнев и не начать превращение прямо здесь.

«Какой же ты идиот, — подумал я, глядя на самодовольного монгола. — Стоит этой даме потерять контроль, и от вас останется кровавый фарш, который будут доедать местные хищники. А души ваши точно никуда в хорошее не уйдут».

— Жаслан! — позвал я мужика спокойным, даже скучающим голосом. — Этот монгол сейчас оскорбил меня и мою наложницу?

— Да! — кивнул охотник с едва скрываемым удовольствиемГлаза сверкнули, как у хищника, почуявшего кровь в темноте. Предвкушение драки. — Я назвал тебя шакалом, питающимся падалью, а её — дешёвой проституткой, которая продаётся за медяки.

Посмотрел на перевёртыша, и та молча кивнула. Тонкая морщинка пролегла между идеальных бровей — единственный признак сильного волнения на безупречном лице. Молодец какая… Упустила часть деталей в переводе и смягчила формулировки. Не узнаю Изольду — стала такой покорной и спокойной в последнее время. Раньше бы уже начала трансформацию от гнева, сейчас держит себя в руках железной волей. Определённый прогресс в самоконтроле.

— Как я могу законно сломать ему нос? — спросил, поглаживая рукоять меча кончиками пальцев. — Так, чтобы ко мне не было претензий от местных властей и мы смогли спокойно продолжить путь. Желательно, чтобы потом не пришлось убивать их всех подчистую.

Не хотелось устраивать бойню без особой нужды. Слишком просто, слишком грубо и не в моём духе. Нужно умное решение, соответствующее местным обычаям и традициям. Дабы и волки были сыты, и овцы целы.

Жаслан улыбнулся широко, с явным удовольствием. Губы растянулись, обнажая крепкие зубы, но глаза остались холодными и оценивающими.

— Плюнь на его коня, — предложил мужик с нескрываемым азартом. — Это будет вызов на поединок по степным законам. Он оскорбил тебя и твою женщину первым, теперь ты его. Если откажется сражаться — будет считаться трусом. Это бой чести, никто не скажет против тебя ни слова.

Изольда быстро объяснила мне детали, что это древний обычай степняков, старый, как сама степь. Лошадь для монгола — продолжение всадника, его вторая половина, душа и тело одновременно. Оскорбить коня — всё равно что плюнуть в лицо самому монголу. Смертельный позор, который можно смыть только кровью.

Плеваться? Не мой стиль вообще-то. Слишком грубо, слишком… примитивно для человека моего воспитания. Есть способы гораздо элегантнее и эффективнее.

Активировал магию одним мысленным импульсом. Направил поток силы, сосредоточившись на точке прямо под копытами вражеского животного. Ледяные иглы — острые, голубоватые, словно вылепленные из чистого хрусталя, — прорвались сквозь твёрдую землю в мгновение ока. Под передними копытами коня Бужира выросли ледяные шипы длиной с палец. Они росли и удлинялись. Не настолько, чтобы серьёзно ранить животное, но достаточно, чтобы испугать его до полусмерти.

Итог получился шумным, громким и очень выразительным. Конь заржал от ужаса, встал на дыбы. Бужир, не ожидавший подвоха, потерял равновесие, упал из седла на твёрдую землю, как мешок с зерном.

Смех вырвался из моей груди — искренний и громкий. Бужир распластался на земле неуклюже и болезненно. Доспехи звякнули о камни, пыль поднялась серым облачком вокруг упавшего тела. Лицо его, перекошенное от удивления и острой боли, стало красным, как спелая свекла. Кажется, при падении он сильно прикусил язык — по подбородку медленно текла тонкая струйка ярко-красной крови.

— Монгол, который не умеет управлять собственной лошадью, — хмыкнул я, глядя сверху вниз на поверженного «сокола». — Позор твоему великому деду и всему твоему роду.

Слова прозвучали как окончательный приговор. Простые, но бьющие точно в цель. Неумение держаться в седле для степняка — всё равно что для рыцаря не уметь держать меч или для птицы не уметь летать. Мои фразы медленно перевели для местного аристократика. Изольда говорила отчётливо, словно вбивая каждое слово железным гвоздем в его гордость. Удовольствие от справедливой мести слышалось в каждом произнесённом слоге.

Бужир вскочил на ноги, как ужаленный. Глазки узкие, злые, весь красный от стыда и ярости, что-то там кричит на своём языке, словно разъярённая ворона каркает. Руки трясутся от бешенства, брызги слюны летят изо рта при каждом слове. Настоящая истерика взрослого мужчины.

Демонстративно зевнул, внимательно слушая разгневанного собеседника. Прикрыл рот рукой, изображая скуку. Пусть видит, что его злость для меня не страшнее комариного писка летней ночью. Кто я такой, чтобы прерывать «великого хозяина» этих земель в праведном гневе?

— Бужир вызывает тебя на честный поединок! — переводил Жаслан, скалясь от удовольствия. Глаза горели неприкрытым азартом предстоящего зрелища. — Прямо здесь и сейчас, при всех свидетелях. Если ты выиграешь, то он позволит всем нам проехать через его земли без всяких поборов. Если проиграешь, то отдашь свою наложницу ему в качестве трофея. Говорит, его воины давно не развлекались с русскими женщинами.

Последние слова монгол произнёс тише, словно не хотел, чтобы Изольда услышала подробности. Но она стояла рядом, каждый мускул перевёртыша напряжён, как тетива натянутого лука. Слышит всё прекрасно.

— Губу пусть закатает! — посмотрел холодно на зарвавшегося монгола.

Ярость прокатилась по венам ледяной волной, но лицо не тронула. Полный контроль над эмоциями.

— Я не ставлю своих людей в азартных спорах или поединках. Никогда и ни за что. Если проиграю тебе, то… отрублю себе правую руку мечом.